– Опасные звери. Бывает, и на людей охотятся.
– Мамочки… – тихо пискнула испуганная Фиалка.
– Нужно держаться вместе, – сказал Гараня. – А на ночь костры разводить. Звери боятся огня.
– Леопард нас не тронет, – уверенно сказал Самусь.
– Почему ты так думаешь? – спросил Гараня.
– Ну… я знаю, – смущенно ответил бомж.
– Знает он… – язвительно покривился Малеванный. – Натуралист хренов… Сцапает зверюга ночью кого-нибудь за загривок – и пишите письма мелким почерком. – Он невольно вздрогнул. – Схавает за милую душу.
– Поживем – увидим, – философски сказал уставший от разговоров Гараня. – Пора завтракать.
Никто ему не возразил, и все дружно набросились на удивительно вкусный рис – как им показалось с голодухи. Самусю тоже выделили пайку, и бомж с видимым удовольствием начал клевать рисовую кашу (в которой не было ни капли жира) по зернышку, чтобы растянуть удовольствие.
После завтрака (его можно было назвать обедом – солнце уже подбиралось к зениту) начали строить шалаш. Гараню оставили в покое – он пытался накормить Крошу. Это у него получалось плохо – девушка глотала с трудом, словно нехотя.
Она была в каком-то сумеречном состоянии. Га-ране даже казалось, что Кроша его не узнает. Ее по-прежнему трепал озноб, а руки были холодны как лед, несмотря на то что солнце грело во всю мощь и стояло почти полное безветрие.
Гаранё не нравилось, что нет ветра. Он боялся, что такая тихая погода может быть предвестником тайфуна.
Но гром, который громыхал где-то за горизонтом, затих, и Гараня немного успокоился, рассудив, что, по крайней мере, до вечера «новые робинзоны» могут спокойно заниматься своими делами.
Покормив Крошу, Гараня лег в тенечке и забылся в беспокойной полудреме, больше похожей на какую-то болезнь. У него ломило все кости и не было сил даже переменить позу. Еда Гараню расслабила, и он чувствовал себя то ли полуживым, то ли полумертвым – смотря с какой точки зрения рассматривать его состояние.
Он слышал командный голос Малеванного, который орал на Люсика, Самуся и Фиалку, под его руководством сооружавших шалаш, но бестолковые распоряжения вора не вызывали в нем никаких эмоций. Гараню охватило полное безразличие и ко всем окружающим, и к самому себе.
Гараня лежал и думал, что напрасно не помог Кроше свести счеты с жизнью. Теперь он понимал ее с пронзительной ясностью. Добей его кто-нибудь в этот момент, наверное, он умер бы с улыбкой облегчения.
Глава 17
Гараня пробудился от своего болезненного состояния только под вечер. Может быть, его возвращению к жизни поспособствовал восхитительный запах жареного мяса, исходивший от костра.
Он встал и побрел к воде, чтобы немного освежиться, потому что воздух над пляжем был неподвижен, влажен и горяч, как в русской бане.
– О, наш алкаш оклемался! – раздался непонятно отчего веселый голос вора. – Как работать, так мы в кусты, а как пожрать – вот они мы, здрасте вам.
– Не трогай его, – сказала Фиалка. – Не видишь, он болен.
– Понятное дело… гы-гы… – заржал Малеванный. – У нас тут лазарет. А мы все сиделки.
– Чего ты к нему придираешься?! – возмущенно спросила Фиалка. – Он тебе что, дорогу перешел?
– А как же насчет принципа «кто не работает, тот не ест»? – едко поинтересовался вор. – Мы и хазу замастырили, и ужин приготовили, а эти двое… – он бросил косой взгляд на Крошу, которая тоже начала проявлять признаки жизни, – эти двое палец о палец не ударили.
– Не волнуйся, они свое наверстают, – – уверенно сказала Фиалка.
– Да ну? – Малеванный скептически ухмыльнулся. – Эта парочка для нас балласт, зуб даю. Не знаю, как вы, а я не собираюсь их обихаживать. Или пусть пашут наравне со всеми, или…
– Или – что? – с вызовом спросила Фиалка.
– Ну, тебе, блин, все нужно объяснять… – Вор поморщился, будто съел что-то кислое.
– Считай, что я дура. А потому объясни.
– То, что ты дура, это и ежу понятно. Все бабы с приветом. А что касается этих тронутых, то пусть живут отдельно. Это мое мнение.
Малеванный невольно взглянул на Гараню, который в этот момент плескался в воде и не слышал разговора.
– Ясно… – Фиалка неприязненно посмотрела на раскрасневшуюся физиономию вора. – С тобой все ясно.
– Ты на что намекаешь? – задиристо спросил Малеванный.
– Какие там намеки… – Фиалка принюхалась. – Ты лучше скажи, почему от тебя пахнет спиртным?
Вор резко отшатнулся от девушки и изменился в лице.
– Это у меня такой естественный запах, – криво осклабившись, попытался отшутиться Малеванный.
– Ну да, конечно… – Фиалка нехорошо улыбнулась. – Значит, виски не пролилось, а ты украл его…
– Ты что мелешь, выдра?!
– Может, я и выдра, а ты гад, – отрезала Фиалка.
– Да я тебя сейчас!.. – Вор замахнулся. – Пасть порву, прошмандовка! Ты чё фуфло гонишь?!
– Попробуй, ударь… – Фиалка отскочила на безопасное расстояние. – Мой тебе совет, ворюга: не распускай руки. – Она выдержала паузу, прожигая растерявшегося Малеванного своими льдисто-синими глазами, а потом продолжила: – Не беспокойся, я никому ничего не расскажу. Без толку. Горбатого только могила исправит. Но держись от меня подальше. Я тебе не шестерка, которой может помыкать каждый, кому вздумается.
Она круто развернулась и отошла от костра к Са-мусю, беседовавшему с Люсиком. Тот все расспрашивал бомжа о его встрече с леопардом. При этом Люсик старался не поворачиваться спиной к зарослям, словно оттуда вот-вот должен был выскочить и сам зверь.
– С-с-сука-а… – с ненавистью прошипел ей вслед Малеванный. – Ей-ей зашибу когда-нибудь. Нюх как у собаки…
Он снова бросил быстрый вороватый взгляд на Гараню – тот уже вышел из воды и отжимал рубаху; Гараня купался прямо в одежде.
– Урод… – с ненавистью бубнил вор, вращая над огнем вертел с нанизанным на него свиным окороком. – Меня никто не нанимал кормить и обслуживать этого доходягу. Если не свалит на все четыре стороны, пусть пеняет сам на себя. Видал я таких…
Малеванный, как это нередко бывает с чиновным сословием (к которому он никогда не принадлежал) и с начальниками вообще, уже начал приписывать все деяния «новых робинзонов» себе. Ему казалось, что и воды без него не нашли бы и что мясо, раздобытое Самусем, – тоже его заслуга, не говоря уже о шалаше, сооружением которого он руководил лично.
После купания Гаране немного полегчало. По крайней мере, отступила боль, клещами выворачивающая кости ног и рук, и в голове наступило просветление. Он посмотрел на шалаш, построенный под руководством Малеванного, и скептически покачал головой.
– Не нравится? – спросила Фиалка.
– Да как тебе сказать… – Гараня пригладил мокрые волосы. – Сделано добротно, но без ума.
– Эй, ты о чем там звонишь?! – резко окликнул его вор, который слышал разговор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
– Мамочки… – тихо пискнула испуганная Фиалка.
– Нужно держаться вместе, – сказал Гараня. – А на ночь костры разводить. Звери боятся огня.
– Леопард нас не тронет, – уверенно сказал Самусь.
– Почему ты так думаешь? – спросил Гараня.
– Ну… я знаю, – смущенно ответил бомж.
– Знает он… – язвительно покривился Малеванный. – Натуралист хренов… Сцапает зверюга ночью кого-нибудь за загривок – и пишите письма мелким почерком. – Он невольно вздрогнул. – Схавает за милую душу.
– Поживем – увидим, – философски сказал уставший от разговоров Гараня. – Пора завтракать.
Никто ему не возразил, и все дружно набросились на удивительно вкусный рис – как им показалось с голодухи. Самусю тоже выделили пайку, и бомж с видимым удовольствием начал клевать рисовую кашу (в которой не было ни капли жира) по зернышку, чтобы растянуть удовольствие.
После завтрака (его можно было назвать обедом – солнце уже подбиралось к зениту) начали строить шалаш. Гараню оставили в покое – он пытался накормить Крошу. Это у него получалось плохо – девушка глотала с трудом, словно нехотя.
Она была в каком-то сумеречном состоянии. Га-ране даже казалось, что Кроша его не узнает. Ее по-прежнему трепал озноб, а руки были холодны как лед, несмотря на то что солнце грело во всю мощь и стояло почти полное безветрие.
Гаранё не нравилось, что нет ветра. Он боялся, что такая тихая погода может быть предвестником тайфуна.
Но гром, который громыхал где-то за горизонтом, затих, и Гараня немного успокоился, рассудив, что, по крайней мере, до вечера «новые робинзоны» могут спокойно заниматься своими делами.
Покормив Крошу, Гараня лег в тенечке и забылся в беспокойной полудреме, больше похожей на какую-то болезнь. У него ломило все кости и не было сил даже переменить позу. Еда Гараню расслабила, и он чувствовал себя то ли полуживым, то ли полумертвым – смотря с какой точки зрения рассматривать его состояние.
Он слышал командный голос Малеванного, который орал на Люсика, Самуся и Фиалку, под его руководством сооружавших шалаш, но бестолковые распоряжения вора не вызывали в нем никаких эмоций. Гараню охватило полное безразличие и ко всем окружающим, и к самому себе.
Гараня лежал и думал, что напрасно не помог Кроше свести счеты с жизнью. Теперь он понимал ее с пронзительной ясностью. Добей его кто-нибудь в этот момент, наверное, он умер бы с улыбкой облегчения.
Глава 17
Гараня пробудился от своего болезненного состояния только под вечер. Может быть, его возвращению к жизни поспособствовал восхитительный запах жареного мяса, исходивший от костра.
Он встал и побрел к воде, чтобы немного освежиться, потому что воздух над пляжем был неподвижен, влажен и горяч, как в русской бане.
– О, наш алкаш оклемался! – раздался непонятно отчего веселый голос вора. – Как работать, так мы в кусты, а как пожрать – вот они мы, здрасте вам.
– Не трогай его, – сказала Фиалка. – Не видишь, он болен.
– Понятное дело… гы-гы… – заржал Малеванный. – У нас тут лазарет. А мы все сиделки.
– Чего ты к нему придираешься?! – возмущенно спросила Фиалка. – Он тебе что, дорогу перешел?
– А как же насчет принципа «кто не работает, тот не ест»? – едко поинтересовался вор. – Мы и хазу замастырили, и ужин приготовили, а эти двое… – он бросил косой взгляд на Крошу, которая тоже начала проявлять признаки жизни, – эти двое палец о палец не ударили.
– Не волнуйся, они свое наверстают, – – уверенно сказала Фиалка.
– Да ну? – Малеванный скептически ухмыльнулся. – Эта парочка для нас балласт, зуб даю. Не знаю, как вы, а я не собираюсь их обихаживать. Или пусть пашут наравне со всеми, или…
– Или – что? – с вызовом спросила Фиалка.
– Ну, тебе, блин, все нужно объяснять… – Вор поморщился, будто съел что-то кислое.
– Считай, что я дура. А потому объясни.
– То, что ты дура, это и ежу понятно. Все бабы с приветом. А что касается этих тронутых, то пусть живут отдельно. Это мое мнение.
Малеванный невольно взглянул на Гараню, который в этот момент плескался в воде и не слышал разговора.
– Ясно… – Фиалка неприязненно посмотрела на раскрасневшуюся физиономию вора. – С тобой все ясно.
– Ты на что намекаешь? – задиристо спросил Малеванный.
– Какие там намеки… – Фиалка принюхалась. – Ты лучше скажи, почему от тебя пахнет спиртным?
Вор резко отшатнулся от девушки и изменился в лице.
– Это у меня такой естественный запах, – криво осклабившись, попытался отшутиться Малеванный.
– Ну да, конечно… – Фиалка нехорошо улыбнулась. – Значит, виски не пролилось, а ты украл его…
– Ты что мелешь, выдра?!
– Может, я и выдра, а ты гад, – отрезала Фиалка.
– Да я тебя сейчас!.. – Вор замахнулся. – Пасть порву, прошмандовка! Ты чё фуфло гонишь?!
– Попробуй, ударь… – Фиалка отскочила на безопасное расстояние. – Мой тебе совет, ворюга: не распускай руки. – Она выдержала паузу, прожигая растерявшегося Малеванного своими льдисто-синими глазами, а потом продолжила: – Не беспокойся, я никому ничего не расскажу. Без толку. Горбатого только могила исправит. Но держись от меня подальше. Я тебе не шестерка, которой может помыкать каждый, кому вздумается.
Она круто развернулась и отошла от костра к Са-мусю, беседовавшему с Люсиком. Тот все расспрашивал бомжа о его встрече с леопардом. При этом Люсик старался не поворачиваться спиной к зарослям, словно оттуда вот-вот должен был выскочить и сам зверь.
– С-с-сука-а… – с ненавистью прошипел ей вслед Малеванный. – Ей-ей зашибу когда-нибудь. Нюх как у собаки…
Он снова бросил быстрый вороватый взгляд на Гараню – тот уже вышел из воды и отжимал рубаху; Гараня купался прямо в одежде.
– Урод… – с ненавистью бубнил вор, вращая над огнем вертел с нанизанным на него свиным окороком. – Меня никто не нанимал кормить и обслуживать этого доходягу. Если не свалит на все четыре стороны, пусть пеняет сам на себя. Видал я таких…
Малеванный, как это нередко бывает с чиновным сословием (к которому он никогда не принадлежал) и с начальниками вообще, уже начал приписывать все деяния «новых робинзонов» себе. Ему казалось, что и воды без него не нашли бы и что мясо, раздобытое Самусем, – тоже его заслуга, не говоря уже о шалаше, сооружением которого он руководил лично.
После купания Гаране немного полегчало. По крайней мере, отступила боль, клещами выворачивающая кости ног и рук, и в голове наступило просветление. Он посмотрел на шалаш, построенный под руководством Малеванного, и скептически покачал головой.
– Не нравится? – спросила Фиалка.
– Да как тебе сказать… – Гараня пригладил мокрые волосы. – Сделано добротно, но без ума.
– Эй, ты о чем там звонишь?! – резко окликнул его вор, который слышал разговор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83