Как ты можешь сказать мне что-нибудь со сцены? Как я пойму, что именно эти слова относятся ко мне? Да ведь ты не знаешь, кто я.
- Ты поймешь. Сядь пей, пожалуйста.
- Жарко!
160 Она подошла к зеркалу.
- Хочешь попудриться. Я отвернусь: сними маску - и Чехов сел к Авиловой спиной.
Она следила за ним в зеркало: он не шевельнулся, но она маски не сняла.
Потом они сидели рядом, пили.
Все написано очаровательно. Когда они вернулись в зал, где двигалась и шумела какая-то сказочная или кошмарная толпа и над всем гудел непрерывно оркестр, а голова у нее слегка кружилась, сердце то замирало, то билось усиленно, она глядя ему в лицо говорила:
- Я тебя любила. Тебя, тебя...
- Кажется, не было ни одного часа, когда я не думала бы о тебе. А когда я видела тебя, я не могла наглядеться. Это было такое счастье, что его трудно было выносить. Ты не веришь мне? Дорогой мой!..
И дальше:
- Но ты не кончила рассказывать свой роман, - сказал Чехов. - Я слушаю.
- Роман скучный, а конец печальный.
- Конец печальный?
- Я же тебе сказала, что не знаю, любила ли я действительно. Разве это значит любить, если только борешься, гонишь эту любовь, прислушиваешься к себе с постоянной надеждой, кажется, выздоравливаю, кажется, я наконец победила. Разве это любовь?
- Не было бы любви, не было бы и борьбы, - быстро сказал он.
- Ах! Значить ты мне веришь!
- Я не знаю тебя, маска.
161 Он взял ее под руку и встал.
- Тут много любопытных глаз, - сказал он. - Ты не хочешь еще вина? Я хочу.
Они опять поднялись в ложу и вошли в нее, после того как Чехов убедился, что она пуста.
***
И вот прочитав исповедь Авиловой, (все то, что я привожу в выдержках), советский биограф Котов в предисловии к сборнику заявляет, что в отношении Чехова к Авиловой главным образом проявляется его интерес к ней, как к писательнице, которая могла бы выступить с темой о зависимом положении женщин. А эмигрантские литературоведы, Бог им судья, те просто даже не обратили внимание на воспоминания Авиловой.
***
Что же услышала Лидия Алексеевна в театре?
"Очень трудно, - пишет она, - описать то чувство, с которым я смотрела и слушала.
Но вот... вышла Нина, чтобы проститься с Тригориным. Она протянула ему медальон и объяснила:
"Я приказала вырезать ваши инициалы, а с этой стороны название вашей книги".
"Какой прелестный подарок!" - сказал Григории и поцеловал медальон.
Нина ушла... а Тригорин, разглядывая, перевернул медальон и прочел "страница 121, строки 11 и 12". Два раза повторил он эти цифры и спросил вошедшую Аркадину:
162 - Есть ли мои книги в этом доме?
И уже с книгой в руках он повторил: "страница 121, строки 11 и 12". А когда нашел, прочел тихо, но внятно: "Если тебе когда-нибудь понадобится моя жизнь, то приди и возьми ее".
***
С самого начала, как только Нина протянула медальон, с Авиловой делалось что-то странное: она сперва замерла, едва дышала, опустила голову, потому что ей казалось, что весь зрительный зал, как один человек, обернулся к ней и смотрит ей в лицо. В голове был шум, сердце колотилось, как бешеное. Но она не пропустила и не забыла: страница 121, строки 11 и 12. Цифры были другие, не те, которые она напечатала на брелоке. "Несомненно это был ответ мне со сцены, - пишет Авилова, - и ответил он мне, только мне".
Книга Чехова в шкапу, найти ее ничего не стоит. Найти и прочесть. Но надо пить чай, есть ветчину, слушать Мишу и отвечать. А что там? на этой странице 121 и на строках 11 и 12! Ах, скорей бы скорей!
Наконец чай отпит. Миша прошел через гостиную в спальню.
- Мать! Ты скоро?
- Да, сейчас.
Тогда она прошла в кабинет и со свечой в руках поспешно нашла книгу, дрожащими руками отыскала страницу 121 и, отсчитав строки, прочла: "...кие 163 феномены. Но что ты смотришь на меня с таким восторгом? Я тебе нравлюсь?"
В полном недоумении она пересчитала строки.
..."Спать, - пишет Авилова, - я не могла.
И вдруг точно молния блеснула в моем сознании: я выбрала строки в его книге, а он, возможно, в моей?
Миша давно спал. Я вскочила и побежала в кабинет, нашла свой томик "Счастливица", и тут на странице 121, строки 11 и 12, я прочла: "Молодым девицам бывать в маскараде не полагается".
Вот это был ответ! Все он угадал, все знал.
В театре Суворина шла переводная пьеса. ...В антракте Авилова пошла в фойе. Спешно спускаясь вниз уже после звонка, увидела Антона Павловича. Он стоял в коридоре у дверей своей ложи, той самой, где они когда-то пили шампанское. Увидев ее, он быстро шагнул ей навстречу и взял ее руку.
- Пьеса скучная, - поспешно сказал он. - Вы согласны? Не стоит смотреть ее до конца. Я бы проводил вас домой. Ведь вы одна?
- Пожалуйста, не беспокойтесь, - ответила она. - Если вы уйдете, вы огорчите Суворина.
Антон Павлович нахмурился.
- Вы сердитесь. Но где и когда я мог бы с вами поговорить? Это необходимо.
- И вы находите, что самое удобное на улице?
- Так скажите: где? когда?
Дверь ложи открылась, и показался Суворин.
- Видите, вас ищут. Идите скорей на ваше место. - Я засмеялась и быстро пошла по коридору.
- Кажется, ясно, что я выздоровела, - сказала она себе, хотела пойти в зрительный зал, но 164 раздумала, пошла к вешалке, оделась и ушла. Ветер налетал порывами и мешал идти.
- Свезу? - спросил извозчик. Она поколебалась и прошла мимо.
- Удивительно умно все, что я сделала и сказала! - казнила она себя. Выздоровела!.. Боже, до чего я несчастна! А он хотел поговорить со мной. О чем? "Необходимо..." И что же, я опять оскорбила его?
Она подумала и с грустью решила: "Нет, он понял. Он все понимает, он все знает... и ему тяжело".
Но как тяжело? Из сострадания?
Ах, если бы он любил меня!
"А тогда что?"
...последнего вопроса она разрешить не могла.
Они решили встретиться в Москве. Авилова должна была быть там, Антон Павлович сказал ей, что приедет из Мелихова.
18 марта 1897 года он ей написал:
"Сердитая Лидия Алексеевна, мне очень хочется повидаться с Вами, очень - несмотря на то, что вы сердитесь и желаете мне всего хорошего "во всяком случае". Я приеду в Москву до 26 марта, по всей вероятности в понедельник в 10 часов вечера, остановлюсь в Б. Московской гостинице, против Иверской".
...Она послала ему свой московский адрес, и 23 получила в Москве записку с посыльным:
"Б. Московская гостиница № 5. Суббота. Я приехал в Москву раньше, чем предполагал, когда же мы увидимся? Погода туманная, промозглая, а я немного нездоров, буду стараться сидеть 165 дома. Не найдете ли вы возможным побывать у меня, не дожидаясь моего визита к вам? Желаю вам всего хорошего. Ваш Чехов".
Я сейчас же ответила, что вечером буду у него.
***
Как я и обещала в письме, в восемь часов я входила в "Московскую".
Швейцар принял у меня пальто, и я стала подниматься по лестнице.
Вдруг он окликнул меня.
- А вы к кому?
- К Чехову.
- Так его дома нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
- Ты поймешь. Сядь пей, пожалуйста.
- Жарко!
160 Она подошла к зеркалу.
- Хочешь попудриться. Я отвернусь: сними маску - и Чехов сел к Авиловой спиной.
Она следила за ним в зеркало: он не шевельнулся, но она маски не сняла.
Потом они сидели рядом, пили.
Все написано очаровательно. Когда они вернулись в зал, где двигалась и шумела какая-то сказочная или кошмарная толпа и над всем гудел непрерывно оркестр, а голова у нее слегка кружилась, сердце то замирало, то билось усиленно, она глядя ему в лицо говорила:
- Я тебя любила. Тебя, тебя...
- Кажется, не было ни одного часа, когда я не думала бы о тебе. А когда я видела тебя, я не могла наглядеться. Это было такое счастье, что его трудно было выносить. Ты не веришь мне? Дорогой мой!..
И дальше:
- Но ты не кончила рассказывать свой роман, - сказал Чехов. - Я слушаю.
- Роман скучный, а конец печальный.
- Конец печальный?
- Я же тебе сказала, что не знаю, любила ли я действительно. Разве это значит любить, если только борешься, гонишь эту любовь, прислушиваешься к себе с постоянной надеждой, кажется, выздоравливаю, кажется, я наконец победила. Разве это любовь?
- Не было бы любви, не было бы и борьбы, - быстро сказал он.
- Ах! Значить ты мне веришь!
- Я не знаю тебя, маска.
161 Он взял ее под руку и встал.
- Тут много любопытных глаз, - сказал он. - Ты не хочешь еще вина? Я хочу.
Они опять поднялись в ложу и вошли в нее, после того как Чехов убедился, что она пуста.
***
И вот прочитав исповедь Авиловой, (все то, что я привожу в выдержках), советский биограф Котов в предисловии к сборнику заявляет, что в отношении Чехова к Авиловой главным образом проявляется его интерес к ней, как к писательнице, которая могла бы выступить с темой о зависимом положении женщин. А эмигрантские литературоведы, Бог им судья, те просто даже не обратили внимание на воспоминания Авиловой.
***
Что же услышала Лидия Алексеевна в театре?
"Очень трудно, - пишет она, - описать то чувство, с которым я смотрела и слушала.
Но вот... вышла Нина, чтобы проститься с Тригориным. Она протянула ему медальон и объяснила:
"Я приказала вырезать ваши инициалы, а с этой стороны название вашей книги".
"Какой прелестный подарок!" - сказал Григории и поцеловал медальон.
Нина ушла... а Тригорин, разглядывая, перевернул медальон и прочел "страница 121, строки 11 и 12". Два раза повторил он эти цифры и спросил вошедшую Аркадину:
162 - Есть ли мои книги в этом доме?
И уже с книгой в руках он повторил: "страница 121, строки 11 и 12". А когда нашел, прочел тихо, но внятно: "Если тебе когда-нибудь понадобится моя жизнь, то приди и возьми ее".
***
С самого начала, как только Нина протянула медальон, с Авиловой делалось что-то странное: она сперва замерла, едва дышала, опустила голову, потому что ей казалось, что весь зрительный зал, как один человек, обернулся к ней и смотрит ей в лицо. В голове был шум, сердце колотилось, как бешеное. Но она не пропустила и не забыла: страница 121, строки 11 и 12. Цифры были другие, не те, которые она напечатала на брелоке. "Несомненно это был ответ мне со сцены, - пишет Авилова, - и ответил он мне, только мне".
Книга Чехова в шкапу, найти ее ничего не стоит. Найти и прочесть. Но надо пить чай, есть ветчину, слушать Мишу и отвечать. А что там? на этой странице 121 и на строках 11 и 12! Ах, скорей бы скорей!
Наконец чай отпит. Миша прошел через гостиную в спальню.
- Мать! Ты скоро?
- Да, сейчас.
Тогда она прошла в кабинет и со свечой в руках поспешно нашла книгу, дрожащими руками отыскала страницу 121 и, отсчитав строки, прочла: "...кие 163 феномены. Но что ты смотришь на меня с таким восторгом? Я тебе нравлюсь?"
В полном недоумении она пересчитала строки.
..."Спать, - пишет Авилова, - я не могла.
И вдруг точно молния блеснула в моем сознании: я выбрала строки в его книге, а он, возможно, в моей?
Миша давно спал. Я вскочила и побежала в кабинет, нашла свой томик "Счастливица", и тут на странице 121, строки 11 и 12, я прочла: "Молодым девицам бывать в маскараде не полагается".
Вот это был ответ! Все он угадал, все знал.
В театре Суворина шла переводная пьеса. ...В антракте Авилова пошла в фойе. Спешно спускаясь вниз уже после звонка, увидела Антона Павловича. Он стоял в коридоре у дверей своей ложи, той самой, где они когда-то пили шампанское. Увидев ее, он быстро шагнул ей навстречу и взял ее руку.
- Пьеса скучная, - поспешно сказал он. - Вы согласны? Не стоит смотреть ее до конца. Я бы проводил вас домой. Ведь вы одна?
- Пожалуйста, не беспокойтесь, - ответила она. - Если вы уйдете, вы огорчите Суворина.
Антон Павлович нахмурился.
- Вы сердитесь. Но где и когда я мог бы с вами поговорить? Это необходимо.
- И вы находите, что самое удобное на улице?
- Так скажите: где? когда?
Дверь ложи открылась, и показался Суворин.
- Видите, вас ищут. Идите скорей на ваше место. - Я засмеялась и быстро пошла по коридору.
- Кажется, ясно, что я выздоровела, - сказала она себе, хотела пойти в зрительный зал, но 164 раздумала, пошла к вешалке, оделась и ушла. Ветер налетал порывами и мешал идти.
- Свезу? - спросил извозчик. Она поколебалась и прошла мимо.
- Удивительно умно все, что я сделала и сказала! - казнила она себя. Выздоровела!.. Боже, до чего я несчастна! А он хотел поговорить со мной. О чем? "Необходимо..." И что же, я опять оскорбила его?
Она подумала и с грустью решила: "Нет, он понял. Он все понимает, он все знает... и ему тяжело".
Но как тяжело? Из сострадания?
Ах, если бы он любил меня!
"А тогда что?"
...последнего вопроса она разрешить не могла.
Они решили встретиться в Москве. Авилова должна была быть там, Антон Павлович сказал ей, что приедет из Мелихова.
18 марта 1897 года он ей написал:
"Сердитая Лидия Алексеевна, мне очень хочется повидаться с Вами, очень - несмотря на то, что вы сердитесь и желаете мне всего хорошего "во всяком случае". Я приеду в Москву до 26 марта, по всей вероятности в понедельник в 10 часов вечера, остановлюсь в Б. Московской гостинице, против Иверской".
...Она послала ему свой московский адрес, и 23 получила в Москве записку с посыльным:
"Б. Московская гостиница № 5. Суббота. Я приехал в Москву раньше, чем предполагал, когда же мы увидимся? Погода туманная, промозглая, а я немного нездоров, буду стараться сидеть 165 дома. Не найдете ли вы возможным побывать у меня, не дожидаясь моего визита к вам? Желаю вам всего хорошего. Ваш Чехов".
Я сейчас же ответила, что вечером буду у него.
***
Как я и обещала в письме, в восемь часов я входила в "Московскую".
Швейцар принял у меня пальто, и я стала подниматься по лестнице.
Вдруг он окликнул меня.
- А вы к кому?
- К Чехову.
- Так его дома нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73