! Скажите, сейчас у вас есть депрессия?
– В общем нет, но…
– Никаких «но», Надежда! Я могу вам авторитетно заявить, что за время пребывания в образе колибри вы приобрели здоровый цвет лица, прекрасную кожу и изящный тонкий нос. Разве не так?
– Так, – хмурится Надежда. – Но, если вы заметили, я так и не похудела. Этот нектар… Постоянный приток глюкозы и фруктозы… Не помогало даже то, что я целыми днями носилась как угорелая над цветами!
– У вас еще все впереди, – принялась я успокаивать злосчастную писательницу. – Разве вы не хотели бы снова стать птицей? Вспомните Катерину Кабанову из «Грозы» Островского! Вспомните: «Отчего люди не летают так, как птицы!» Вы, и только вы, Надежда, получили уникальный шанс отбросить все человеческие проблемы и стать вольной беспечной птахой. Ну посудите сами: нектар всегда под носом, климат тропический, кругом простор, свобода, восторг полета!
– А мой муж?!
– А что ваш муж?
– Вы думаете, он был в восторге от того, что я превратилась в птичку? Да он немедленно завел себе кого-то на стороне! Как я подозреваю.
– С мужем мы разберемся. А впрочем, Надежда, скажите по совести, нужен он вам, муж-то, если каждый самец колибри просто счастлив, когда вы обратите на него внимание! Признайтесь, Надежда, вы ведь, будучи колибри, наверняка заводили легкие интрижки с птицами своего вида?
– Почему только своего? – гордо удивляется писательница. – Как-то я крутилась под носом у павлина, и он был просто заворожен моим полетом и расцветкой перьев!
– Вот видите! Значит, я недаром превратила вас!
– Нет, я не сдам своих позиций! Юля, человек – это звучит гордо, как известно. А колибри? Колибри, как это звучит? И потом… У меня все-таки есть поклонники из числа читателей. Они ждут моих романов. А я, понимаете ли, попархиваю с цветка на цветок! Нехорошо. Бестактно.
– Надежда, да бросьте вы зудеть о писательстве. Таких писателей, как вы, миллион в периоде. Вам так хочется пополнять эти нестройные ряды? Тиражи у вас средненькие, популярность тоже… так себе.
– Юля, как вам не стыдно! Как вы можете говорить такие вещи!
– Могу. Кто ж вам еще правду скажет? Я имею в виду ваших персонажей. Я – единственный литературный герой, живущий в реальном мире. Я этим и пользуюсь.
– Я вижу, как вы пользуетесь! Наговорили мне гадостей…
Писательница всхлипывает. Мне даже во сне становится ее жалко. Я же вижу, какая она одинокая, неуверенная в себе, измученная вечной борьбой за тиражи и гонорары, страдающая от неврозов и перемен погоды…
– Надежда, я только хотела вам помочь. – Я говорю это искренне.
Писательница пуще заливается слезами.
– Надежда, я вовсе не злая ведьма. Я действительно хочу, чтобы вы были счастливы.
– Тогда оставьте меня в покое! – выкрикивает писательница.
– Что значит «оставить в покое»? Я по-человечески вам сочувствую, а вы предлагаете мне забыть о вас, так? Предлагаете позволить вам и дальше скатываться в пучину астено-депрессивного синдрома и при этом писать слабее и слабее? Почему вы не цените себя?
– Юля, я вас не понимаю.
– Тут и пятилетний ребенок все поймет! Я отправила вас в творческий отпуск, предоставила вам возможность взглянуть на мир иными глазами, прояснить сознание, очистить карму, раскрыть чакры.
– Ой, Юля, не надо про карму и про чакры.
– Но разве я не права? Вот если бы я Акунину или Чередниченко предложила пожить несколько месяцев в птичьем облике, да они бы… Они бы весь мир перевернули ради меня!
– Вы уверены?
– Абсолютно! Ни один писатель не упустил бы шанса помахать крыльями. А если брать менеджеров среднего звена или специалистов по логистике, то они бы просто в очередь выстраивались, чтобы я превратила их в стайку голубей!
– Вы… вы очень убедительны, Юля.
– Что есть, то есть, – скромно говорю я. – Ну что? Вы больше на меня не сердитесь?
Писательница улыбается и вытирает слезы бумажным платком.
– Мир?
– Мир.
– Кстати, теперь вы можете приниматься за очередной роман. Вы расколдованы. Более того, я могу сказать заклинание, которое лишит вас воспоминаний о жизни в птичьем виде. Хотите?
– Нет, не хочу. А знаете что, Юля?
– Что?
– Я тут подумала… Идей для нового романа у меня все равно нет. Кроме того, не хочется снова идти к психотерапевту и пить антидепрессанты. Превратите меня в птицу, Юля. Снова.
– Вот как?
– Да. Где-нибудь на год. Вы правы: надо менять обстановку и даже менять себя. И вы – мой единственный шанс.
– Мне приятно это слышать. Так что, опять в колибри?
– Нет, мне хотелось что-нибудь… посолиднее, что ли. Колибри так легко прихлопнуть. Я все время опасалась за свою жизнь.
– Хорошо, давайте рассмотрим варианты. Орлица вас устроит?
– Нет, ну не до такой же степени! Я хотела бы что-нибудь домашнее, уютное, спокойное. И классическое проверенное временем…
– Погодите, дайте подумать… О, тут даже и думать нечего! Хотите стать аистихой? Самый что ни на есть классический образ. Будете вить гнездо у кого-нибудь на крыше, приносить детей в капусту…
Надежда смеется:
– Да, аистиха подойдет. К тому же они такие стройные! Может быть, я наконец буду довольна своей фигурой!
– Вот-вот. Видите, сколько открывается заманчивых перспектив! Решаетесь?
– Решаюсь!
– Тогда… – Я произношу заклинание.
Снова искры, вспышка ослепительного света, треск, словно кто-то наступил на пакет с чипсами…
И передо мной стоит прелестная стройная аистиха.
– Счастливых полетов, – говорю я ей.
В ответ она благодарно теребит клювом мое плечо.
– Да ладно, не благодарите. Да ладно вам! Да оставьте вы мое плечо в покое!..
…И тут я понимаю, что сон закончился и меня за плечо теребит не кто иной, как моя тетя.
– Юля, просыпайся!
– О-о-о…
Сразу заболело все тело, будто его молотили цепами или пропускали через соковыжималку.
– Что случилось, тетя?
– Новый день случился. Тебе скоро на работу.
– О-о-оу…
– У тебя здорово получается вот это «оу». Но, может, ты перестанешь зевать, если я скажу тебе, что пришли вести из Дворца Ремесла?
Я выскочила из постели, как гренок из тостера, и закричала:
– Кто? Мальчик или девочка?
– Девочка, – радостно засмеялась тетя. – Родилась в шесть тридцать две по местному времени, вес четыре двести. Говорят, хорошенькая, как пасхальный херувимчик.
– А с госпожой Дарьей все нормально?
– Да, она родила безо всяких стимуляторов и чар. Чувствует себя просто отлично. Опять-таки, по сведениям из ОВС, Госпожа Ведьм после родов отдохнула всего два часа, а потом принялась качать пресс.
– Она с ума сошла!
– Да там, во Дворце, все обезумели от счастья. И я их понимаю.
– Нам обязательно надо отправить поздравления.
– Уже, – сообщила тетя. – Я отправила кристалл-каблограмму во Дворец. От тебя и от меня.
– Тетя, вы прелесть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
– В общем нет, но…
– Никаких «но», Надежда! Я могу вам авторитетно заявить, что за время пребывания в образе колибри вы приобрели здоровый цвет лица, прекрасную кожу и изящный тонкий нос. Разве не так?
– Так, – хмурится Надежда. – Но, если вы заметили, я так и не похудела. Этот нектар… Постоянный приток глюкозы и фруктозы… Не помогало даже то, что я целыми днями носилась как угорелая над цветами!
– У вас еще все впереди, – принялась я успокаивать злосчастную писательницу. – Разве вы не хотели бы снова стать птицей? Вспомните Катерину Кабанову из «Грозы» Островского! Вспомните: «Отчего люди не летают так, как птицы!» Вы, и только вы, Надежда, получили уникальный шанс отбросить все человеческие проблемы и стать вольной беспечной птахой. Ну посудите сами: нектар всегда под носом, климат тропический, кругом простор, свобода, восторг полета!
– А мой муж?!
– А что ваш муж?
– Вы думаете, он был в восторге от того, что я превратилась в птичку? Да он немедленно завел себе кого-то на стороне! Как я подозреваю.
– С мужем мы разберемся. А впрочем, Надежда, скажите по совести, нужен он вам, муж-то, если каждый самец колибри просто счастлив, когда вы обратите на него внимание! Признайтесь, Надежда, вы ведь, будучи колибри, наверняка заводили легкие интрижки с птицами своего вида?
– Почему только своего? – гордо удивляется писательница. – Как-то я крутилась под носом у павлина, и он был просто заворожен моим полетом и расцветкой перьев!
– Вот видите! Значит, я недаром превратила вас!
– Нет, я не сдам своих позиций! Юля, человек – это звучит гордо, как известно. А колибри? Колибри, как это звучит? И потом… У меня все-таки есть поклонники из числа читателей. Они ждут моих романов. А я, понимаете ли, попархиваю с цветка на цветок! Нехорошо. Бестактно.
– Надежда, да бросьте вы зудеть о писательстве. Таких писателей, как вы, миллион в периоде. Вам так хочется пополнять эти нестройные ряды? Тиражи у вас средненькие, популярность тоже… так себе.
– Юля, как вам не стыдно! Как вы можете говорить такие вещи!
– Могу. Кто ж вам еще правду скажет? Я имею в виду ваших персонажей. Я – единственный литературный герой, живущий в реальном мире. Я этим и пользуюсь.
– Я вижу, как вы пользуетесь! Наговорили мне гадостей…
Писательница всхлипывает. Мне даже во сне становится ее жалко. Я же вижу, какая она одинокая, неуверенная в себе, измученная вечной борьбой за тиражи и гонорары, страдающая от неврозов и перемен погоды…
– Надежда, я только хотела вам помочь. – Я говорю это искренне.
Писательница пуще заливается слезами.
– Надежда, я вовсе не злая ведьма. Я действительно хочу, чтобы вы были счастливы.
– Тогда оставьте меня в покое! – выкрикивает писательница.
– Что значит «оставить в покое»? Я по-человечески вам сочувствую, а вы предлагаете мне забыть о вас, так? Предлагаете позволить вам и дальше скатываться в пучину астено-депрессивного синдрома и при этом писать слабее и слабее? Почему вы не цените себя?
– Юля, я вас не понимаю.
– Тут и пятилетний ребенок все поймет! Я отправила вас в творческий отпуск, предоставила вам возможность взглянуть на мир иными глазами, прояснить сознание, очистить карму, раскрыть чакры.
– Ой, Юля, не надо про карму и про чакры.
– Но разве я не права? Вот если бы я Акунину или Чередниченко предложила пожить несколько месяцев в птичьем облике, да они бы… Они бы весь мир перевернули ради меня!
– Вы уверены?
– Абсолютно! Ни один писатель не упустил бы шанса помахать крыльями. А если брать менеджеров среднего звена или специалистов по логистике, то они бы просто в очередь выстраивались, чтобы я превратила их в стайку голубей!
– Вы… вы очень убедительны, Юля.
– Что есть, то есть, – скромно говорю я. – Ну что? Вы больше на меня не сердитесь?
Писательница улыбается и вытирает слезы бумажным платком.
– Мир?
– Мир.
– Кстати, теперь вы можете приниматься за очередной роман. Вы расколдованы. Более того, я могу сказать заклинание, которое лишит вас воспоминаний о жизни в птичьем виде. Хотите?
– Нет, не хочу. А знаете что, Юля?
– Что?
– Я тут подумала… Идей для нового романа у меня все равно нет. Кроме того, не хочется снова идти к психотерапевту и пить антидепрессанты. Превратите меня в птицу, Юля. Снова.
– Вот как?
– Да. Где-нибудь на год. Вы правы: надо менять обстановку и даже менять себя. И вы – мой единственный шанс.
– Мне приятно это слышать. Так что, опять в колибри?
– Нет, мне хотелось что-нибудь… посолиднее, что ли. Колибри так легко прихлопнуть. Я все время опасалась за свою жизнь.
– Хорошо, давайте рассмотрим варианты. Орлица вас устроит?
– Нет, ну не до такой же степени! Я хотела бы что-нибудь домашнее, уютное, спокойное. И классическое проверенное временем…
– Погодите, дайте подумать… О, тут даже и думать нечего! Хотите стать аистихой? Самый что ни на есть классический образ. Будете вить гнездо у кого-нибудь на крыше, приносить детей в капусту…
Надежда смеется:
– Да, аистиха подойдет. К тому же они такие стройные! Может быть, я наконец буду довольна своей фигурой!
– Вот-вот. Видите, сколько открывается заманчивых перспектив! Решаетесь?
– Решаюсь!
– Тогда… – Я произношу заклинание.
Снова искры, вспышка ослепительного света, треск, словно кто-то наступил на пакет с чипсами…
И передо мной стоит прелестная стройная аистиха.
– Счастливых полетов, – говорю я ей.
В ответ она благодарно теребит клювом мое плечо.
– Да ладно, не благодарите. Да ладно вам! Да оставьте вы мое плечо в покое!..
…И тут я понимаю, что сон закончился и меня за плечо теребит не кто иной, как моя тетя.
– Юля, просыпайся!
– О-о-о…
Сразу заболело все тело, будто его молотили цепами или пропускали через соковыжималку.
– Что случилось, тетя?
– Новый день случился. Тебе скоро на работу.
– О-о-оу…
– У тебя здорово получается вот это «оу». Но, может, ты перестанешь зевать, если я скажу тебе, что пришли вести из Дворца Ремесла?
Я выскочила из постели, как гренок из тостера, и закричала:
– Кто? Мальчик или девочка?
– Девочка, – радостно засмеялась тетя. – Родилась в шесть тридцать две по местному времени, вес четыре двести. Говорят, хорошенькая, как пасхальный херувимчик.
– А с госпожой Дарьей все нормально?
– Да, она родила безо всяких стимуляторов и чар. Чувствует себя просто отлично. Опять-таки, по сведениям из ОВС, Госпожа Ведьм после родов отдохнула всего два часа, а потом принялась качать пресс.
– Она с ума сошла!
– Да там, во Дворце, все обезумели от счастья. И я их понимаю.
– Нам обязательно надо отправить поздравления.
– Уже, – сообщила тетя. – Я отправила кристалл-каблограмму во Дворец. От тебя и от меня.
– Тетя, вы прелесть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78