Я ударился о стенку и не мог ничего сообразить, потому что удар повторился. Вторым знаком презрения была пощечина, которая чуть не снесла мою голову с плеч. Затем железная рука схватила меня за плечо и поставила на ноги.
— Никто не выиграет, Холман, — сказал Стейнджер. Его лицо лоснилось от пота, и по этому лицу можно было понять, что какой-то внутренний конфликт уже решен. — Никто не выиграет, — повторил он мягко, — пока не окончена борьба!
— Запомните, что именно вы поставили на кон в этой борьбе, если будете продолжать ее, — сказал я в отчаянии, — вашу карьеру, репутацию — все-все!
— Это не важно, — проговорил он медленно. — Ни одна из этих вещей не имеет для меня больше никакого значения. Я ждал эту женщину в течение долгого времени, Холман, очень долгого времени. Пять минут назад она согласилась выйти за меня замуж. Затем пришли вы и за две минуты разрушили все, над чем я работал последние четырнадцать лет! — Он тряхнул меня так “нежно”, что мои шейные позвонки с болью хрустнули раза два. — Ждать четырнадцать лет — это слишком большой срок для того, чтобы в конце этого срока быть обманутым. — Его голос сделался почти мягким. — Поэтому я решил, что не буду обманут. В моем кабинете я предупредил вас не заходить слишком далеко, вы помните? — Он тряхнул меня еще раз, и опять что-то хрустнуло. — Вы помните?
— Помню, — ответил я.
— Я очень сильный человек, — сказал он с какой-то детской гордостью. — Убить вас, Холман, не составит мне труда. Но вы даже не стоите того, чтобы я употребил свою силу. К тому же я хочу кое-что доказать вам, преподать вам урок. — Он бросил взгляд на Деллу, которая стояла не шевелясь, как будто ее ноги были прикованы к полу. Она только плотно прижала тыльную сторону руки ко рту.
— Эта женщина... — сказал он и глубоко вздохнул. — Она приходит к вам за помощью. И что вы делаете, чтобы помочь ей? Вы бегаете по всему городу, беспокоите людей вопросами, оскорбляя их своими инсинуациями, ставите их в глупое положение своим дешевым юмором! И что происходит после этого? После этого вы снова приходите к этой женщине и говорите ей, что она выиграла! Вы говорите ей, что она выиграла с того самого момента, когда наняла вас — галантного рыцаря! И теперь нет необходимости приносить себя в жертву толстому старому немцу, не так ли? — Он неуклюже покачал головой. — Вы дурак, Холман! Возможно, вы самый большой дурак, которого я когда-либо встречал. Что бы случилось, если бы она вышла за меня замуж? Я был бы добр к ней. Я могу быть по-своему добрым и мягким.
Для вас и для меня она — женщина. Но для себя она прежде всего и главным образом актриса! Если бы я был продюсером и директором ее картин, я руководил бы ею и защищал бы ее от шакалов, работающих в кинопромышленности. Она стала бы поистине великой актрисой. И только в этом случае она была бы по-настоящему счастлива... Но теперь этого не будет, потому что вы ворвались сюда и остановили все это, Холман. — Когда он говорил, белый шрам шевелился у него на лбу, как что-то живое. — Чего вы добились своими словами и делами? Вы лишили ее возможности выйти за меня замуж. — На его мясистых губах появилась благожелательная улыбка. — И это для вас урок!
Он отпустил мое правое плечо и стал сильнее сжимать левое; я никак не мог вырваться от него. Его правая рука проделала в воздухе движение, похожее на движение массивной дубинки. Затем своим железным кулаком он ударил меня в солнечное сплетение. Весь мир словно взорвался, и я перешел в другое измерение . Остались только яркие разноцветные пятна, боль и умопомешательство. Он снова ударил меня. Я почувствовал, что куда-то взлетаю, а затем погружаюсь в водоворот каких-то ослепительных бликов. Потом вокруг сгустилась кромешная тьма. Я беспомощно корчился от боли, и эта боль распространялась по всему телу, быстро охватывая все новые и новые его участки, достигая при этом новых и новых нервных окончаний, то вытягивая, то скручивая их.
Виновник моих мучений, по-видимому, был не вполне доволен содеянным. Я стоял, скорчившись, а он смотрел на меня сверху вниз с лоснящимся от пота лицом.
— Холман!
Эта была команда, но у меня не было сил ей повиноваться. Я попытался сказать ему об этом.
— Холман!
Я не мог не повиноваться. Он вызывал меня, и я должен был идти. Я сделал большое усилие и заставил себя пойти ему навстречу. Калейдоскоп красок перед моими глазами и темнота вдруг исчезли. Головокружение прекратилось. Я увидел, что на меня смотрит лицо Эрика Стейнджера, а прямо над ним — потолок.
— Холман? — Он внезапно улыбнулся и кивнул. — А! Ты снова пришел в себя? Тебе было больно, но твоей голове было еще хуже, не правда ли? Так было потому, что я бил тебя профессионально. Никакой травмы, только временный и частичный паралич диафрагмы. Ты не можешь дышать, тебе кажется, что ты тонешь, хотя вокруг тебя столько воздуха! Но ты придешь в себя через пять или десять минут. У тебя останется только ощущение боли. А сейчас ты не можешь двигаться и говорить, но все видишь и слышишь; что ж, этого достаточно.
Возвышавшееся надо мной громоздкое тело отодвинулось и направилось к Делле. Он остановился примерно в трех футах от нее и уставился на ее лицо.
— Такое красивое лицо! — сказал он мягко. — Я помню, как увидел это лицо в первый раз. — Его грубые пальцы снова потерли белый шрам. — Когда я с таким нетерпением хотел продемонстрировать вам, как я вас люблю, вы оставили мне этот постоянный знак, как напоминание: никогда не будь таким импульсивным!
— Эрик! — прошептала она. Было видно, что произнесла она это имя с болью. — Пожалуйста! Я прошу вас...
— Сейчас уже слишком поздно, — сказал он резко. — Четырнадцать лет ожидания, надежд, стремления и желания привели меня к такому состоянию, когда, думая, что можешь управлять своими чувствами, внезапно обнаруживаешь, что они управляют тобой. — Он медленно протянул вперед руку и, вцепившись пальцами в ее шелковое платье, собрал его в кулак. — Все жестокие поступки, отказы, колкости, — сказал он свирепо, — не могут остаться без наказания!
Послышался звук разрываемого материала. Сильным рывком Стейнджер разорвал платье Деллы сверху донизу так, что в его сжатом кулаке осталась широкая полоса материи, а сама Делла осталась в одной белой комбинации. В следующее мгновение он сорвал с нее комбинацию, а затем и бюстгальтер. В каком-то диком безумии он сорвал с ее тела последние клочья одежды, пока она не осталась совсем голой. Делла продолжала стоять не шелохнувшись. Через огромное окно комнату заливал яркий солнечный свет. Лучи солнца освещали ее тело, его блики падали на ее гордые упругие груди. Единственным заметным движением было движение этих грудей, слегка поднимавшихся и опускавшихся при дыхании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
— Никто не выиграет, Холман, — сказал Стейнджер. Его лицо лоснилось от пота, и по этому лицу можно было понять, что какой-то внутренний конфликт уже решен. — Никто не выиграет, — повторил он мягко, — пока не окончена борьба!
— Запомните, что именно вы поставили на кон в этой борьбе, если будете продолжать ее, — сказал я в отчаянии, — вашу карьеру, репутацию — все-все!
— Это не важно, — проговорил он медленно. — Ни одна из этих вещей не имеет для меня больше никакого значения. Я ждал эту женщину в течение долгого времени, Холман, очень долгого времени. Пять минут назад она согласилась выйти за меня замуж. Затем пришли вы и за две минуты разрушили все, над чем я работал последние четырнадцать лет! — Он тряхнул меня так “нежно”, что мои шейные позвонки с болью хрустнули раза два. — Ждать четырнадцать лет — это слишком большой срок для того, чтобы в конце этого срока быть обманутым. — Его голос сделался почти мягким. — Поэтому я решил, что не буду обманут. В моем кабинете я предупредил вас не заходить слишком далеко, вы помните? — Он тряхнул меня еще раз, и опять что-то хрустнуло. — Вы помните?
— Помню, — ответил я.
— Я очень сильный человек, — сказал он с какой-то детской гордостью. — Убить вас, Холман, не составит мне труда. Но вы даже не стоите того, чтобы я употребил свою силу. К тому же я хочу кое-что доказать вам, преподать вам урок. — Он бросил взгляд на Деллу, которая стояла не шевелясь, как будто ее ноги были прикованы к полу. Она только плотно прижала тыльную сторону руки ко рту.
— Эта женщина... — сказал он и глубоко вздохнул. — Она приходит к вам за помощью. И что вы делаете, чтобы помочь ей? Вы бегаете по всему городу, беспокоите людей вопросами, оскорбляя их своими инсинуациями, ставите их в глупое положение своим дешевым юмором! И что происходит после этого? После этого вы снова приходите к этой женщине и говорите ей, что она выиграла! Вы говорите ей, что она выиграла с того самого момента, когда наняла вас — галантного рыцаря! И теперь нет необходимости приносить себя в жертву толстому старому немцу, не так ли? — Он неуклюже покачал головой. — Вы дурак, Холман! Возможно, вы самый большой дурак, которого я когда-либо встречал. Что бы случилось, если бы она вышла за меня замуж? Я был бы добр к ней. Я могу быть по-своему добрым и мягким.
Для вас и для меня она — женщина. Но для себя она прежде всего и главным образом актриса! Если бы я был продюсером и директором ее картин, я руководил бы ею и защищал бы ее от шакалов, работающих в кинопромышленности. Она стала бы поистине великой актрисой. И только в этом случае она была бы по-настоящему счастлива... Но теперь этого не будет, потому что вы ворвались сюда и остановили все это, Холман. — Когда он говорил, белый шрам шевелился у него на лбу, как что-то живое. — Чего вы добились своими словами и делами? Вы лишили ее возможности выйти за меня замуж. — На его мясистых губах появилась благожелательная улыбка. — И это для вас урок!
Он отпустил мое правое плечо и стал сильнее сжимать левое; я никак не мог вырваться от него. Его правая рука проделала в воздухе движение, похожее на движение массивной дубинки. Затем своим железным кулаком он ударил меня в солнечное сплетение. Весь мир словно взорвался, и я перешел в другое измерение . Остались только яркие разноцветные пятна, боль и умопомешательство. Он снова ударил меня. Я почувствовал, что куда-то взлетаю, а затем погружаюсь в водоворот каких-то ослепительных бликов. Потом вокруг сгустилась кромешная тьма. Я беспомощно корчился от боли, и эта боль распространялась по всему телу, быстро охватывая все новые и новые его участки, достигая при этом новых и новых нервных окончаний, то вытягивая, то скручивая их.
Виновник моих мучений, по-видимому, был не вполне доволен содеянным. Я стоял, скорчившись, а он смотрел на меня сверху вниз с лоснящимся от пота лицом.
— Холман!
Эта была команда, но у меня не было сил ей повиноваться. Я попытался сказать ему об этом.
— Холман!
Я не мог не повиноваться. Он вызывал меня, и я должен был идти. Я сделал большое усилие и заставил себя пойти ему навстречу. Калейдоскоп красок перед моими глазами и темнота вдруг исчезли. Головокружение прекратилось. Я увидел, что на меня смотрит лицо Эрика Стейнджера, а прямо над ним — потолок.
— Холман? — Он внезапно улыбнулся и кивнул. — А! Ты снова пришел в себя? Тебе было больно, но твоей голове было еще хуже, не правда ли? Так было потому, что я бил тебя профессионально. Никакой травмы, только временный и частичный паралич диафрагмы. Ты не можешь дышать, тебе кажется, что ты тонешь, хотя вокруг тебя столько воздуха! Но ты придешь в себя через пять или десять минут. У тебя останется только ощущение боли. А сейчас ты не можешь двигаться и говорить, но все видишь и слышишь; что ж, этого достаточно.
Возвышавшееся надо мной громоздкое тело отодвинулось и направилось к Делле. Он остановился примерно в трех футах от нее и уставился на ее лицо.
— Такое красивое лицо! — сказал он мягко. — Я помню, как увидел это лицо в первый раз. — Его грубые пальцы снова потерли белый шрам. — Когда я с таким нетерпением хотел продемонстрировать вам, как я вас люблю, вы оставили мне этот постоянный знак, как напоминание: никогда не будь таким импульсивным!
— Эрик! — прошептала она. Было видно, что произнесла она это имя с болью. — Пожалуйста! Я прошу вас...
— Сейчас уже слишком поздно, — сказал он резко. — Четырнадцать лет ожидания, надежд, стремления и желания привели меня к такому состоянию, когда, думая, что можешь управлять своими чувствами, внезапно обнаруживаешь, что они управляют тобой. — Он медленно протянул вперед руку и, вцепившись пальцами в ее шелковое платье, собрал его в кулак. — Все жестокие поступки, отказы, колкости, — сказал он свирепо, — не могут остаться без наказания!
Послышался звук разрываемого материала. Сильным рывком Стейнджер разорвал платье Деллы сверху донизу так, что в его сжатом кулаке осталась широкая полоса материи, а сама Делла осталась в одной белой комбинации. В следующее мгновение он сорвал с нее комбинацию, а затем и бюстгальтер. В каком-то диком безумии он сорвал с ее тела последние клочья одежды, пока она не осталась совсем голой. Делла продолжала стоять не шелохнувшись. Через огромное окно комнату заливал яркий солнечный свет. Лучи солнца освещали ее тело, его блики падали на ее гордые упругие груди. Единственным заметным движением было движение этих грудей, слегка поднимавшихся и опускавшихся при дыхании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35