И в конце концов она заснула, но, едва проснувшись, потребовала немедленно принести к ней детей. И опять Джонет как-то странно колебалась.
— Им нужно отдохнуть, госпожа, — тихо проговорила она.
— Принеси их, — приказала Элис.
Малышка Анна проснулась и что-то ворковала, но Дикон спал и не проснулся, даже когда Элис взяла его на руки и пощекотала щечку.
— Что с ним не так? — спросила она.
— Мы не знаем, — прошептала Джонет. — Он не ест. Иногда он просыпается, но в промежутках мы не можем разбудить его.
— Принесите сюда его колыбель и поставьте рядом с моей кроватью. Он останется со мной. Тогда с ним все будет хорошо. Я знаю!
— Не надо, — не согласилась Джонет. — Давай-ка я его заберу.
Но Элис отказалась, слезы заструились по се щекам. И весь день она держала на руках малыша, се сердце пело, когда его глазки открывались, и слезы текли сильнее и быстрее, когда они закрывались снова. Гвинет присоединилась к настояниям Джонет, но Элис не позволила им забрать ребенка. И когда Мэдлин, вызванная из Шина в надежде, что сможет успокоить ее, убеждала Элис отдать ребенка, Элис вышла из себя:
— Мой сын останется со мной! Приведите доктора, если хотите помочь нам. Я не знаю, почему он не идет.
Гвинет сочувственно покачала головой:
— Он придет, моя дорогая, но он уже видел малыша и сказал, что ничего не сможет сделать, если ребенок не будет есть.
— Тогда найдите другую кормилицу или я сама буду кормить его. — Но, хотя она и старалась, ребенок не стал сосать. Они мочили кусочек сахара в грудном молоке и клали малышу в рот, но даже тогда он не отреагировал.
Наконец Элис приказана всем уйти и впала в истерику, когда они не захотели подчиниться. Отослав наконец всех, она устроилась на подушках с малюткой Диконом на руках и боролась со сном, боясь, что, если она заснет, ребенок может умереть.
Когда дверь в спальню открылась, она отрывисто сказала, не поднимая глаз:
— Убирайтесь вон. Я не хочу больше слушать вашу глупую болтовню. Дикон останется со мной.
— Я пришел увидеть моего сына, и его будут звать не Дикон, а Генрих Артур, чтобы доставить удовольствие нашему королю.
Тогда она резко вскинула голову и почувствовала невыразимое облегчение:
— Николас, вы здесь! О, Николас, они говорят, что он умрет. Он не может. Он не должен!
Николас встал рядом с кроватью, глядя на них. Его совершенно белое лицо говорило о том, что он уже знает, чего ожидать.
— Дайте мне его, — потребовал он.
— Вы не заберете его у меня?
— Нет. Подвиньтесь. — Он сел рядом с ней на кровать, подложив под спину подушки, и взял из ее рук крошечный безмолвный сверток. — Я послал за священником, — сообщил он.
— Нет!
— Его нужно окрестить, дорогая, и девочку тоже.
— Я не позволю назвать моего сына в честь Тюдора.
— Он и мой сын тоже, Элис.
Стук в дверь возвестил о прибытии священника, и Элис поняла, что Николас находится в доме дольше, чем она думала. Она посмотрела на него с осуждением и отчаянием, и он обнял ее свободной рукой за плечи, прижимая к себе.
Кормилица принесла Анну, и когда вся семья и Мэдлин присоединились к ним, священник начал короткую церемонию. Держа руку над головой мальчика, он спросил:
— Кто нарекает этого ребенка?
Рис, который был его крестным, ответил:
— Я.
Элис подняла на Николаса несчастный взгляд.
Он посмотрел на нее с пониманием и нежностью в глазах, которую она так жаждала увидеть:
— Будет изменение, святой отец. Его имя Ричард ап Николас аб Дафидд из валлийского дома Мерионов.
Священник кивнул, и Рис без возражений повторил имена. Когда пришло время называть девочку, ее крестная, Мэдлин, посмотрела на Николаса.
— Имя девочки тоже должно быть на уэльский манер, сэр Николас?
Он взглянул на Элис и улыбнулся.
— Валлийский парнишка и английская девчонка, по-моему, неплохо, а, милая? У меня нет никаких возражений назвать ее Анной. Что скажете насчет Анны-Мэдлин?
Элис посмотрела на довольную улыбку Мэдлин и согласно кивающую Гвинет.
— С вашего позволения, сэр, — обратилась она к священнику, — мы используем три имени, потому что я хочу назвать ее Анна-Мэдлин-Гвинет.
— Длинноватое имя для ребенка, — заметил Николас, — но пусть будет так.
Церемония без обычных перерывов и продолжительной службы скоро закончилась. Когда все вышли, Джонст наклонилась над крошечным мальчиком, все еще спящим на руках отца.
— Теперь я должна забрать его в детскую, сэр.
Прежде чем Элис успела возразить, Николас опередил ее:
— Мы оставим его здесь, с нами. Принесите моей жене что-нибудь поесть, пожалуйста. Думаю, она не ела как следует. Она должна восстановить силы.
Они ели по очереди, чтобы один из них мог держать малыша, а когда день превратился в вечер, Николас взял лютню и стал играть им. Элис совершенно обессилела, и пока он играл, се веки так отяжелели, что глаза закрылись. Сверток в се руках стал таким легким, что, когда Николас взял у нее ребенка, она даже не заметила.
Проснувшись, она мгновенно осознала отсутствие Дикона и в панике села на кровати. В комнате царила темнота, если не считать круга света у камина, и сквозь потрескивание огня она услышала приглушенное пение. Николас сидел, сгорбившись, в кресле у камина и тихонько напевал колыбельную их ребенку. Выскользнув из постели, она осторожно подкралась ближе, но он заметил ее. В его глазах она увидела боль, слезы катились по щекам, и тогда она все поняла.
— Он умер, дорогая, всего несколько минут назад. Я… я подумал, что он может все еще слышать меня, поэтому не перестал петь.
Закричав от боли, она рухнула на колени около его кресла, обняла неподвижный сверток на его коленях и дала волю своему горю.
Николас не мешал ей плакать, пока Джонет, молча появившаяся через несколько минут, не унесла мертвого ребенка, чтобы приготовить к погребению. Тогда Николас встал, поднял Элис с пола и, баюкая ее в своих руках, отнес в постель. Из его глаз продолжали литься слезы, и, устроившись в постели рядом с ней, даже не снимая сапог, он натянул на них обоих одеяло и крепко обнимал ее, пока они оба, измученные, не заснули.
Когда Элис проснулась, он все еще обнимал ее и смотрел глазами, красными от слез.
Первые слова, сорвавшиеся у нее с языка, удивили его.
— Я не думала, что увижу когда-нибудь ваши слезы.
— Я ведь не каменный, милая.
Слезы заструились по ее щекам.
— Я потеряла вашего сына, Николас. Сможете ли вы когда-нибудь простить меня?
— Вы не виноваты, любовь моя, на все воля Божья, — успокоил он Элис. — У нас будут другие сыновья… и дочери тоже, помоги мне, Господи. Вот так-то лучше — улыбка, пусть даже и в слезах.
— У меня мало причин улыбаться, но я рада вашему приезду.
— Я хотел приехать раньше, но Генрих потребовал задержаться, чтобы продемонстрировать мощь своей армии перед восточной Англией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
— Им нужно отдохнуть, госпожа, — тихо проговорила она.
— Принеси их, — приказала Элис.
Малышка Анна проснулась и что-то ворковала, но Дикон спал и не проснулся, даже когда Элис взяла его на руки и пощекотала щечку.
— Что с ним не так? — спросила она.
— Мы не знаем, — прошептала Джонет. — Он не ест. Иногда он просыпается, но в промежутках мы не можем разбудить его.
— Принесите сюда его колыбель и поставьте рядом с моей кроватью. Он останется со мной. Тогда с ним все будет хорошо. Я знаю!
— Не надо, — не согласилась Джонет. — Давай-ка я его заберу.
Но Элис отказалась, слезы заструились по се щекам. И весь день она держала на руках малыша, се сердце пело, когда его глазки открывались, и слезы текли сильнее и быстрее, когда они закрывались снова. Гвинет присоединилась к настояниям Джонет, но Элис не позволила им забрать ребенка. И когда Мэдлин, вызванная из Шина в надежде, что сможет успокоить ее, убеждала Элис отдать ребенка, Элис вышла из себя:
— Мой сын останется со мной! Приведите доктора, если хотите помочь нам. Я не знаю, почему он не идет.
Гвинет сочувственно покачала головой:
— Он придет, моя дорогая, но он уже видел малыша и сказал, что ничего не сможет сделать, если ребенок не будет есть.
— Тогда найдите другую кормилицу или я сама буду кормить его. — Но, хотя она и старалась, ребенок не стал сосать. Они мочили кусочек сахара в грудном молоке и клали малышу в рот, но даже тогда он не отреагировал.
Наконец Элис приказана всем уйти и впала в истерику, когда они не захотели подчиниться. Отослав наконец всех, она устроилась на подушках с малюткой Диконом на руках и боролась со сном, боясь, что, если она заснет, ребенок может умереть.
Когда дверь в спальню открылась, она отрывисто сказала, не поднимая глаз:
— Убирайтесь вон. Я не хочу больше слушать вашу глупую болтовню. Дикон останется со мной.
— Я пришел увидеть моего сына, и его будут звать не Дикон, а Генрих Артур, чтобы доставить удовольствие нашему королю.
Тогда она резко вскинула голову и почувствовала невыразимое облегчение:
— Николас, вы здесь! О, Николас, они говорят, что он умрет. Он не может. Он не должен!
Николас встал рядом с кроватью, глядя на них. Его совершенно белое лицо говорило о том, что он уже знает, чего ожидать.
— Дайте мне его, — потребовал он.
— Вы не заберете его у меня?
— Нет. Подвиньтесь. — Он сел рядом с ней на кровать, подложив под спину подушки, и взял из ее рук крошечный безмолвный сверток. — Я послал за священником, — сообщил он.
— Нет!
— Его нужно окрестить, дорогая, и девочку тоже.
— Я не позволю назвать моего сына в честь Тюдора.
— Он и мой сын тоже, Элис.
Стук в дверь возвестил о прибытии священника, и Элис поняла, что Николас находится в доме дольше, чем она думала. Она посмотрела на него с осуждением и отчаянием, и он обнял ее свободной рукой за плечи, прижимая к себе.
Кормилица принесла Анну, и когда вся семья и Мэдлин присоединились к ним, священник начал короткую церемонию. Держа руку над головой мальчика, он спросил:
— Кто нарекает этого ребенка?
Рис, который был его крестным, ответил:
— Я.
Элис подняла на Николаса несчастный взгляд.
Он посмотрел на нее с пониманием и нежностью в глазах, которую она так жаждала увидеть:
— Будет изменение, святой отец. Его имя Ричард ап Николас аб Дафидд из валлийского дома Мерионов.
Священник кивнул, и Рис без возражений повторил имена. Когда пришло время называть девочку, ее крестная, Мэдлин, посмотрела на Николаса.
— Имя девочки тоже должно быть на уэльский манер, сэр Николас?
Он взглянул на Элис и улыбнулся.
— Валлийский парнишка и английская девчонка, по-моему, неплохо, а, милая? У меня нет никаких возражений назвать ее Анной. Что скажете насчет Анны-Мэдлин?
Элис посмотрела на довольную улыбку Мэдлин и согласно кивающую Гвинет.
— С вашего позволения, сэр, — обратилась она к священнику, — мы используем три имени, потому что я хочу назвать ее Анна-Мэдлин-Гвинет.
— Длинноватое имя для ребенка, — заметил Николас, — но пусть будет так.
Церемония без обычных перерывов и продолжительной службы скоро закончилась. Когда все вышли, Джонст наклонилась над крошечным мальчиком, все еще спящим на руках отца.
— Теперь я должна забрать его в детскую, сэр.
Прежде чем Элис успела возразить, Николас опередил ее:
— Мы оставим его здесь, с нами. Принесите моей жене что-нибудь поесть, пожалуйста. Думаю, она не ела как следует. Она должна восстановить силы.
Они ели по очереди, чтобы один из них мог держать малыша, а когда день превратился в вечер, Николас взял лютню и стал играть им. Элис совершенно обессилела, и пока он играл, се веки так отяжелели, что глаза закрылись. Сверток в се руках стал таким легким, что, когда Николас взял у нее ребенка, она даже не заметила.
Проснувшись, она мгновенно осознала отсутствие Дикона и в панике села на кровати. В комнате царила темнота, если не считать круга света у камина, и сквозь потрескивание огня она услышала приглушенное пение. Николас сидел, сгорбившись, в кресле у камина и тихонько напевал колыбельную их ребенку. Выскользнув из постели, она осторожно подкралась ближе, но он заметил ее. В его глазах она увидела боль, слезы катились по щекам, и тогда она все поняла.
— Он умер, дорогая, всего несколько минут назад. Я… я подумал, что он может все еще слышать меня, поэтому не перестал петь.
Закричав от боли, она рухнула на колени около его кресла, обняла неподвижный сверток на его коленях и дала волю своему горю.
Николас не мешал ей плакать, пока Джонет, молча появившаяся через несколько минут, не унесла мертвого ребенка, чтобы приготовить к погребению. Тогда Николас встал, поднял Элис с пола и, баюкая ее в своих руках, отнес в постель. Из его глаз продолжали литься слезы, и, устроившись в постели рядом с ней, даже не снимая сапог, он натянул на них обоих одеяло и крепко обнимал ее, пока они оба, измученные, не заснули.
Когда Элис проснулась, он все еще обнимал ее и смотрел глазами, красными от слез.
Первые слова, сорвавшиеся у нее с языка, удивили его.
— Я не думала, что увижу когда-нибудь ваши слезы.
— Я ведь не каменный, милая.
Слезы заструились по ее щекам.
— Я потеряла вашего сына, Николас. Сможете ли вы когда-нибудь простить меня?
— Вы не виноваты, любовь моя, на все воля Божья, — успокоил он Элис. — У нас будут другие сыновья… и дочери тоже, помоги мне, Господи. Вот так-то лучше — улыбка, пусть даже и в слезах.
— У меня мало причин улыбаться, но я рада вашему приезду.
— Я хотел приехать раньше, но Генрих потребовал задержаться, чтобы продемонстрировать мощь своей армии перед восточной Англией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99