— Она грустно усмехнулась. — Я прошла в свою комнату. Через несколько минут услышала, что он чистит пиджак. Он крикнул мне, что спускается вниз. Я сказала: хорошо, дорогой. Когда он закрыл дверь, я вспомнила, что должна была дать ему два чистых носовых платка. Вы, наверное, знаете, что потом произошло. Я уже рассказывала об этом, рассказывала, рассказывала и повторяла столько, столько раз. Мне нужно это снова делать?
— Нет, — ответил Г.М.
Грузный, уперев руки в бока, широко расставив ноги, он стоял в центре комнаты. Слушал он спокойно, но очертания его губ приобрели какой-то зловещий характер, и казалось, что даже внушительная лысина блестит угрожающе. Он потянул носом.
— Ля-ля-ля, — фальшиво пропел Г.М. — Слушай, сынок, — обратился он к Сандерсу, — я тоже не люблю наклоняться, но это потому, что слишком толстый. — Он показал пальцем. — Вон там, на полу, у правой ножки кровати. И здесь, рядом с миссис Констебль. Согни шею, посмотри, что это такое, и скажи мне.
— Похоже на стеарин, — ответил Сандерс, касаясь пятна на ковре.
— Стеарин! — воскликнул Г.М., почесывая нос. — И что же?
Он снова осмотрелся вокруг. На углах комода стояли два китайских подсвечника с зелеными свечами. Сэр Генри тяжело наклонился над ними и коснулся фитиля рукой.
— Холодные, — заметил он. — Но это ничего не значит, потому что все равно кто-то зажигал эти свечи. Обе. Присмотритесь к ним. Это вы их зажигали? — обратился он к Мине.
— О Боже, нет!
— У вас были какие-то проблемы со светом?
— Нет, точно нет.
— Но кто-то использовал эти свечи, — настаивал Г.М. — Вы ничего об этом не знаете?
— Понятия не имею. Я ничего не заметила. — Она прижала ладони к лицу. — Это вам о чем-то говорит? Почему вы придаете этому такое значение?
— Тут что-то не так. Единственная вещь, которая не подходит ни к этой убранной комнате, ни ко всей этой «грязной» работе. Кто-то разгуливает с зажженными свечами в доме, в котором столько света, что хватило бы для иллюминации на Пикадилли. И здесь же, за дверью кто-то другой умирает от сердечного приступа, и никого рядом с ним нет. О небо! И кроме того…
Мина Констебль побледнела, как полотно. На лице ее была написана решительность.
— Вы уже закончили, сэр?
— Да, по крайней мере, пока.
— Но я не закончила, — Мина дружелюбно, и вместе с тем, нервно улыбнулась. — Наоборот, я только начинаю. Сейчас я вам все покажу. Вы можете спуститься со мной вниз?
Сандерс не имел ни малейшего понятия, что она собирается сделать. Было похоже, что для Г.М. это тоже было загадкой. Они молча вышли из комнаты и спустились вниз. Мина направилась прямо в салон, двери которого были широко открыты. Под роскошным канделябром с записной книжкой на коленях сидел Мастерс и старательно что-то писал. Лоуренс с интересом наблюдал за ним. Оба они с удивлением посмотрели на Мину, которая не обратила на них никакого внимания. На столике около оконной ниши стоял телефон.
Она подняла трубку и положила ее рядом с аппаратом. Потом, прихватив левой рукой запястье правой, чтобы остановить дрожь, начала набирать номер.
Мастерс внезапно сорвался со стула.
— Прошу прощения, — сказал он. — Вы миссис Констебль, не правда ли? Я так и думал. Могу я узнать, что вы делаете?
— Что такое? — спросила она, поворачивая к нему улыбающееся лицо, на котором, однако, по-прежнему была написана решимость. Почти сразу же она забыла о заданном вопросе и снова занялась телефоном. — Междугородная? Мой номер — Гроувтоп, 31. Прошу соединить меня с Лондоном Центральным, 98-76. Да… спасибо. Что вы сказали?
Мастерс в мгновение ока оказался рядом с ней.
— Я спросил, что вы делаете?
— Звоню в «Дейли Нон-стоп». Я знаю руководителя литературной редакции. В свое время я написала для него несколько статей. Я больше никого не знаю, но он мне, может быть, скажет, с кем мне нужно поговорить. Прошу прощения… Алло? «Дейли Нон-стоп»? Я могу поговорить с мистером Бартоном?
— Минуточку, — Мастерс положил большой палец на рычаг и разъединил. — Мне очень жаль, миссис Констебль.
Мина посмотрела на него.
— Что это значит? Мне нельзя звонить из моего собственного дома?
— Разумеется, можно, разумеется, — улыбнулся Мастерс, желая загладить свой поступок. — Только… разве… разве не было бы лучше, если бы вы сначала поговорили с нами? Что? Мы старые практики. Возможно, мы могли бы что-нибудь вам посоветовать. Что вы хотели им сказать?
При ярком свете лицо Мины выглядело старым и незначительным. На вид она была совершенно спокойна, но судорожно сжатая рука все еще прижимала трубку к груди.
— Вы, наверное, старший инспектор из Скотланд-Ярда. Прошу вас, скажите мне: какое самое страшное оскорбление вы знаете?
— Это трудный вопрос, — хитро сказал Мастерс — Если оно должно быть использовано в мой адрес…
— Я имела в виду Германа Пенника. — Она задумалась. — Была одна тема, которой мой муж всегда выводил его из равновесия. Я подумала, а почему? Можно было бы начать с Обманщика с большой буквы и обычного прохвоста.
— Может быть, вы отдадите мне трубочку…? А-а-а… спасибо. Прекрасно.
Мина опустила руку. Осмотрелась вокруг. В комнате не было ни одного человека, у которого бы не сжалось болезненно сердце при взгляде на ее лицо.
— Я прошла через ад — сказала она. — Ради Бога, оставьте мне хотя бы маленький шанс на возмездие.
Глаза ее наполнились слезами.
В полной тишине был слышен только стук трубки, опущенной на рычаг. Через высокое окно в комнату вливался холодный вечерний воздух.
— Я понимаю вас, дорогая миссис Констебль, понимаю, — сочувственно проговорил Мастерс… Но это не метод. Нельзя ведь ни с того, ни с сего звонить в редакции с оскорблениями в адрес какого-то Пенника.
— Я и не собираюсь этого делать.
— Нет?
— Нет. Мистер Пенник утверждает, — продолжила она очень тихим голосом, — что может пользоваться мыслью как физической силой, как оружием. Вы, наверное, знаете, что мой муж был состоятельным человеком. Я собираюсь сделать то, что хотел бы Сэмюэль. Мой муж в своей жизни никого и ничего не боялся. Хорошо: позволим ясновидящему испытать его оружие на мне. Я бросаю ему вызов. Именно это я хотела сказать мистеру Бартону. Пожалуйста, пусть Пенник попробует меня убить. Я разоблачу его. Если мне это удастся, все, чем я располагаю, пойдет на благотворительные цели. Но это не имеет значения. Я хочу разоблачить этого прохвоста и сделать что-нибудь для бедного, любимого Сэма. И я предупреждаю вас: об этом будет сообщено во все английские газеты, даже если это последняя вещь, которую я сделаю в своей жизни.
Чейз быстро подошел к ней.
— Мина, — прошептал он, — что ты болтаешь? Будь осторожна. Прошу тебя, будь осторожна!
— Ах, ерунда!
— А я повторяю, ты не понимаешь, что говоришь.
— Вы, я думаю, тоже не понимаете, что говорите, — заметил Мастерс, приближаясь к ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
— Нет, — ответил Г.М.
Грузный, уперев руки в бока, широко расставив ноги, он стоял в центре комнаты. Слушал он спокойно, но очертания его губ приобрели какой-то зловещий характер, и казалось, что даже внушительная лысина блестит угрожающе. Он потянул носом.
— Ля-ля-ля, — фальшиво пропел Г.М. — Слушай, сынок, — обратился он к Сандерсу, — я тоже не люблю наклоняться, но это потому, что слишком толстый. — Он показал пальцем. — Вон там, на полу, у правой ножки кровати. И здесь, рядом с миссис Констебль. Согни шею, посмотри, что это такое, и скажи мне.
— Похоже на стеарин, — ответил Сандерс, касаясь пятна на ковре.
— Стеарин! — воскликнул Г.М., почесывая нос. — И что же?
Он снова осмотрелся вокруг. На углах комода стояли два китайских подсвечника с зелеными свечами. Сэр Генри тяжело наклонился над ними и коснулся фитиля рукой.
— Холодные, — заметил он. — Но это ничего не значит, потому что все равно кто-то зажигал эти свечи. Обе. Присмотритесь к ним. Это вы их зажигали? — обратился он к Мине.
— О Боже, нет!
— У вас были какие-то проблемы со светом?
— Нет, точно нет.
— Но кто-то использовал эти свечи, — настаивал Г.М. — Вы ничего об этом не знаете?
— Понятия не имею. Я ничего не заметила. — Она прижала ладони к лицу. — Это вам о чем-то говорит? Почему вы придаете этому такое значение?
— Тут что-то не так. Единственная вещь, которая не подходит ни к этой убранной комнате, ни ко всей этой «грязной» работе. Кто-то разгуливает с зажженными свечами в доме, в котором столько света, что хватило бы для иллюминации на Пикадилли. И здесь же, за дверью кто-то другой умирает от сердечного приступа, и никого рядом с ним нет. О небо! И кроме того…
Мина Констебль побледнела, как полотно. На лице ее была написана решительность.
— Вы уже закончили, сэр?
— Да, по крайней мере, пока.
— Но я не закончила, — Мина дружелюбно, и вместе с тем, нервно улыбнулась. — Наоборот, я только начинаю. Сейчас я вам все покажу. Вы можете спуститься со мной вниз?
Сандерс не имел ни малейшего понятия, что она собирается сделать. Было похоже, что для Г.М. это тоже было загадкой. Они молча вышли из комнаты и спустились вниз. Мина направилась прямо в салон, двери которого были широко открыты. Под роскошным канделябром с записной книжкой на коленях сидел Мастерс и старательно что-то писал. Лоуренс с интересом наблюдал за ним. Оба они с удивлением посмотрели на Мину, которая не обратила на них никакого внимания. На столике около оконной ниши стоял телефон.
Она подняла трубку и положила ее рядом с аппаратом. Потом, прихватив левой рукой запястье правой, чтобы остановить дрожь, начала набирать номер.
Мастерс внезапно сорвался со стула.
— Прошу прощения, — сказал он. — Вы миссис Констебль, не правда ли? Я так и думал. Могу я узнать, что вы делаете?
— Что такое? — спросила она, поворачивая к нему улыбающееся лицо, на котором, однако, по-прежнему была написана решимость. Почти сразу же она забыла о заданном вопросе и снова занялась телефоном. — Междугородная? Мой номер — Гроувтоп, 31. Прошу соединить меня с Лондоном Центральным, 98-76. Да… спасибо. Что вы сказали?
Мастерс в мгновение ока оказался рядом с ней.
— Я спросил, что вы делаете?
— Звоню в «Дейли Нон-стоп». Я знаю руководителя литературной редакции. В свое время я написала для него несколько статей. Я больше никого не знаю, но он мне, может быть, скажет, с кем мне нужно поговорить. Прошу прощения… Алло? «Дейли Нон-стоп»? Я могу поговорить с мистером Бартоном?
— Минуточку, — Мастерс положил большой палец на рычаг и разъединил. — Мне очень жаль, миссис Констебль.
Мина посмотрела на него.
— Что это значит? Мне нельзя звонить из моего собственного дома?
— Разумеется, можно, разумеется, — улыбнулся Мастерс, желая загладить свой поступок. — Только… разве… разве не было бы лучше, если бы вы сначала поговорили с нами? Что? Мы старые практики. Возможно, мы могли бы что-нибудь вам посоветовать. Что вы хотели им сказать?
При ярком свете лицо Мины выглядело старым и незначительным. На вид она была совершенно спокойна, но судорожно сжатая рука все еще прижимала трубку к груди.
— Вы, наверное, старший инспектор из Скотланд-Ярда. Прошу вас, скажите мне: какое самое страшное оскорбление вы знаете?
— Это трудный вопрос, — хитро сказал Мастерс — Если оно должно быть использовано в мой адрес…
— Я имела в виду Германа Пенника. — Она задумалась. — Была одна тема, которой мой муж всегда выводил его из равновесия. Я подумала, а почему? Можно было бы начать с Обманщика с большой буквы и обычного прохвоста.
— Может быть, вы отдадите мне трубочку…? А-а-а… спасибо. Прекрасно.
Мина опустила руку. Осмотрелась вокруг. В комнате не было ни одного человека, у которого бы не сжалось болезненно сердце при взгляде на ее лицо.
— Я прошла через ад — сказала она. — Ради Бога, оставьте мне хотя бы маленький шанс на возмездие.
Глаза ее наполнились слезами.
В полной тишине был слышен только стук трубки, опущенной на рычаг. Через высокое окно в комнату вливался холодный вечерний воздух.
— Я понимаю вас, дорогая миссис Констебль, понимаю, — сочувственно проговорил Мастерс… Но это не метод. Нельзя ведь ни с того, ни с сего звонить в редакции с оскорблениями в адрес какого-то Пенника.
— Я и не собираюсь этого делать.
— Нет?
— Нет. Мистер Пенник утверждает, — продолжила она очень тихим голосом, — что может пользоваться мыслью как физической силой, как оружием. Вы, наверное, знаете, что мой муж был состоятельным человеком. Я собираюсь сделать то, что хотел бы Сэмюэль. Мой муж в своей жизни никого и ничего не боялся. Хорошо: позволим ясновидящему испытать его оружие на мне. Я бросаю ему вызов. Именно это я хотела сказать мистеру Бартону. Пожалуйста, пусть Пенник попробует меня убить. Я разоблачу его. Если мне это удастся, все, чем я располагаю, пойдет на благотворительные цели. Но это не имеет значения. Я хочу разоблачить этого прохвоста и сделать что-нибудь для бедного, любимого Сэма. И я предупреждаю вас: об этом будет сообщено во все английские газеты, даже если это последняя вещь, которую я сделаю в своей жизни.
Чейз быстро подошел к ней.
— Мина, — прошептал он, — что ты болтаешь? Будь осторожна. Прошу тебя, будь осторожна!
— Ах, ерунда!
— А я повторяю, ты не понимаешь, что говоришь.
— Вы, я думаю, тоже не понимаете, что говорите, — заметил Мастерс, приближаясь к ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64