Давай договоримся: когда пойду на корм рыбам, сочинишь про меня некролог, можешь хоть в стихах, а сейчас мне от тебя нужно другое.
— Но редакционное задание…
Чернышёв досадливо поморщился.
— Если так уж надо, напиши, что отличились старпом Лыков, тралмастер Птаха, матросы Воротилин и Дуганов. Придумай что-нибудь и разведи водой, ваш брат это умеет. А дело вот какое. Про нашу зимнюю историю в Беринговом море хорошо знаешь? Про гибель судов от обледенения?
Я неуверенно кивнул. Ну и собеседник! Прав Чупиков — не угадаешь, в какую сторону развернёт Чернышёва через минуту.
— Ни хрена ты не знаешь, — бросил Чернышёв и достал из портфеля сколотые скрепкой бумаги. — Здесь мои заметки на эту тему, не сейчас, дома прочтёшь, только пока ни гугу, на меня и так всех собак вешают. Вот если ты мне с этим делом поможешь… Завтра с утра в управлении рыболовства важное совещание, приходи с блокнотом. Очень нужно, чтоб газета поддержала, шуму там будет много, зимний промысел на носу, а кое-кто рассуждает по-бараньи…
Приоткрыв ногой дверь, да так, что распахнулись полы короткого халата, с подносом в руках вошла Маша.
— Застегнись, бесстыжая, — перехватив мой взгляд, буркнул Чернышёв. — Корреспондента из строя выводишь.
— А пусть они не смотрят, куда не надо, — дерзко ответила жена, небрежно запахнув халат. — Ешьте, пейте, дорогой гость.
— Всыплю я тебе когда-нибудь, — со вздохом пригрозил Чернышёв, провожая жену взглядом, отнюдь не свидетельствующим о том, что эта угроза будет приведена в исполнение. — Я так скажу, Паша: все они бесовки, и нет на них никакой управы. Сам-то женат?
— Был когда-то.
— Свободный охотник, — неодобрительно констатировал Чернышёв. — Знаю я вашего брата, так и вынюхиваете, где что плохо лежит. Я бы всех таких гуляк собрал в одну кучу и в принудительном порядке переженил на самых злющих бабах, чтоб вы, собаки, еле ноги таскали. Маша!
— Черт побери, вы меня заикой сделаете! — возмутился я.
Маша просунула в дверь голову.
— Минуты без меня прожить не может, — пожаловалась она. — Истоскуется, пока плавает, и ходит за мной, как малое дитя. Ну, чего?
— Попридержи язык! Где сахар?
— Возьмёшь в буфете. — Маша захлопнула дверь.
— Я же тебе говорил, что они бесовки. — Чернышёв развёл руками. — А с другой стороны, разве без ихней сестры проживёшь?
Я сочувственно изогнул брови, подтверждая сию истину. Мне стало весело. По всей видимости, «бесовка» явно не из тех, кто позволяет собой помыкать, я вряд ли Чернышёв дома капитанствует. Не по-христиански, но я почувствовал глубокое удовлетворение от этой мысли. И тут же окончательно в ней утвердился. В прихожей послышались детские голоса, и в комнату, размахивая портфелями, одна за другой влетели три девочки-погодки, лет от десяти до двенадцати.
— Папа, ты обещал в кино!
— Немедленно одевайся!
— Ну, па-па!
Чернышёв попытался принять строгий вид, но расплылся и не скрипучим, а на удивление домашним голосом призвал дочек к порядку, всё-таки дома гость, а они такие шумные и невоспитанные. Прежде всего дети должны доложить, как прошли уроки, ведь они знают, что папу беспокоят контрольные, а Танюшу могли вызвать по географии. Он стал так умилен и благообразен, что я только диву давался: неужели этот отменнейший семьянин и есть тот самый «хромой черт», одна язвительная ухмылка которого приводит в неистовство окружающих? В эту минуту Чернышёв разительно напоминал старого, уставшего от лая цепного пса, который выполз из конуры и, урча от удовольствия, позволяет ползать по себе хозяйским детям.
— Дамское общество, — проворчал Чернышёв, пытаясь угадать понимание на моем лице. — Слово есть слово, ничего не поделаешь. Завтра увидимся, будь здоров.
В самом неопределённом настроении я пришёл домой, уселся за стол и со скукой начал листать отпечатанную на машинке копию то ли варианта статьи, то ли наброска доклада с многочисленными вставками от руки, вкривь и вкось разбросанными на полях.
Но вскоре моё внимание обострилось.
Из заметок Чернышёва
Когда советские и японские рыболовные суда стали переходить от сезонного к круглогодичному промыслу, они ещё задолго до событий в Беринговом море встретились с чрезвычайно тяжёлыми гидрометеорологическими условиями.
Речь пойдёт об обледенении судов, когда в результате действия стихийных сил на открытых конструкциях образуются большие массы льда. В наиболее тяжёлых случаях потеря остойчивости может наступить мгновенно: достаточно удара волны или порыва ветра, чтобы судно опрокинулось вверх килем.
Поскольку в данной ситуации экипаж гибнет, не успевая подать сигнал бедствия, подробности подобных катастроф обычно остаются невыясненными.
(Вставка от руки: «У японцев, по их данным, за период с осени 1957 года по весну 1961 года оверкиль от обледенения — 44 судна, погибло 427 моряков».) Некоторые сведения о судах, не вернувшихся на свои базы.
Группа японских рыболовных траулеров закончила промысел у западного берега о. Сахалин и возвращалась в порт Вакканай. Все суда были на связи. В это время над проливом Лаперуза проходил циклон, обусловивший на пути следования судов северо-восточный ветер 15 м/с. Температура воздуха понизилась да минус 15 градусов, высота волны достигла 5 метров. На подходах к порту Вакканай траулер «Такарахи Мару № 15» перестал выходить на связь. Как выяснилось позже, все суда группы подверглись сильнейшему обледенению и производили непрерывную околку льда. На следующий день в море была обнаружена резиновая надувная лодка с тремя умершими от переохлаждения членами экипажа «Такарахи Мару № 15». Остальные 12 человек экипажа вместе с судном пропали без вести.
В другой раз флотилия из восьми японских траулеров оказалась в тыловой части сильного циклона. Ветер был северо-восточный 20 м/с, высота волны 5 метров, температура воздуха минус 16 градусов. С борта судна «Тенью Мару № 31» в отдел Морской охраны порта Вакканай поступила радиограмма: «Сильное обледенение, опасный крен, вернуться в нормальное состояние не можем, просим помочь». После этого связь оборвалась — судно пропало без вести.
В аналогичной ситуации капитан «Майсин Мару № 6» передал срочное сообщение: «Но могу двигаться прошу помочь», — затем последовал сигнал SOS, и это оказалось последним известием о судьбе траулера.
Одновременно траулер «Кацун Мару № 1», окончив промысел, направился в порт Кусиро и внезапно подвергся интенсивному обледенению. Во время околки льда два члена экипажа были смыты за борт неожиданно налетевшей волной. Больше сообщений с траулера не поступало. Есть все основания полагать, что он потерял остойчивость и опрокинулся.
(Вставка на полях: «Сам по себе выход судна в море представляет известный риск, а освоение новых районов промысла в осенне-зимний период — повышенный риск, так как мореплаватели здесь решают задачу со многими неизвестными:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
— Но редакционное задание…
Чернышёв досадливо поморщился.
— Если так уж надо, напиши, что отличились старпом Лыков, тралмастер Птаха, матросы Воротилин и Дуганов. Придумай что-нибудь и разведи водой, ваш брат это умеет. А дело вот какое. Про нашу зимнюю историю в Беринговом море хорошо знаешь? Про гибель судов от обледенения?
Я неуверенно кивнул. Ну и собеседник! Прав Чупиков — не угадаешь, в какую сторону развернёт Чернышёва через минуту.
— Ни хрена ты не знаешь, — бросил Чернышёв и достал из портфеля сколотые скрепкой бумаги. — Здесь мои заметки на эту тему, не сейчас, дома прочтёшь, только пока ни гугу, на меня и так всех собак вешают. Вот если ты мне с этим делом поможешь… Завтра с утра в управлении рыболовства важное совещание, приходи с блокнотом. Очень нужно, чтоб газета поддержала, шуму там будет много, зимний промысел на носу, а кое-кто рассуждает по-бараньи…
Приоткрыв ногой дверь, да так, что распахнулись полы короткого халата, с подносом в руках вошла Маша.
— Застегнись, бесстыжая, — перехватив мой взгляд, буркнул Чернышёв. — Корреспондента из строя выводишь.
— А пусть они не смотрят, куда не надо, — дерзко ответила жена, небрежно запахнув халат. — Ешьте, пейте, дорогой гость.
— Всыплю я тебе когда-нибудь, — со вздохом пригрозил Чернышёв, провожая жену взглядом, отнюдь не свидетельствующим о том, что эта угроза будет приведена в исполнение. — Я так скажу, Паша: все они бесовки, и нет на них никакой управы. Сам-то женат?
— Был когда-то.
— Свободный охотник, — неодобрительно констатировал Чернышёв. — Знаю я вашего брата, так и вынюхиваете, где что плохо лежит. Я бы всех таких гуляк собрал в одну кучу и в принудительном порядке переженил на самых злющих бабах, чтоб вы, собаки, еле ноги таскали. Маша!
— Черт побери, вы меня заикой сделаете! — возмутился я.
Маша просунула в дверь голову.
— Минуты без меня прожить не может, — пожаловалась она. — Истоскуется, пока плавает, и ходит за мной, как малое дитя. Ну, чего?
— Попридержи язык! Где сахар?
— Возьмёшь в буфете. — Маша захлопнула дверь.
— Я же тебе говорил, что они бесовки. — Чернышёв развёл руками. — А с другой стороны, разве без ихней сестры проживёшь?
Я сочувственно изогнул брови, подтверждая сию истину. Мне стало весело. По всей видимости, «бесовка» явно не из тех, кто позволяет собой помыкать, я вряд ли Чернышёв дома капитанствует. Не по-христиански, но я почувствовал глубокое удовлетворение от этой мысли. И тут же окончательно в ней утвердился. В прихожей послышались детские голоса, и в комнату, размахивая портфелями, одна за другой влетели три девочки-погодки, лет от десяти до двенадцати.
— Папа, ты обещал в кино!
— Немедленно одевайся!
— Ну, па-па!
Чернышёв попытался принять строгий вид, но расплылся и не скрипучим, а на удивление домашним голосом призвал дочек к порядку, всё-таки дома гость, а они такие шумные и невоспитанные. Прежде всего дети должны доложить, как прошли уроки, ведь они знают, что папу беспокоят контрольные, а Танюшу могли вызвать по географии. Он стал так умилен и благообразен, что я только диву давался: неужели этот отменнейший семьянин и есть тот самый «хромой черт», одна язвительная ухмылка которого приводит в неистовство окружающих? В эту минуту Чернышёв разительно напоминал старого, уставшего от лая цепного пса, который выполз из конуры и, урча от удовольствия, позволяет ползать по себе хозяйским детям.
— Дамское общество, — проворчал Чернышёв, пытаясь угадать понимание на моем лице. — Слово есть слово, ничего не поделаешь. Завтра увидимся, будь здоров.
В самом неопределённом настроении я пришёл домой, уселся за стол и со скукой начал листать отпечатанную на машинке копию то ли варианта статьи, то ли наброска доклада с многочисленными вставками от руки, вкривь и вкось разбросанными на полях.
Но вскоре моё внимание обострилось.
Из заметок Чернышёва
Когда советские и японские рыболовные суда стали переходить от сезонного к круглогодичному промыслу, они ещё задолго до событий в Беринговом море встретились с чрезвычайно тяжёлыми гидрометеорологическими условиями.
Речь пойдёт об обледенении судов, когда в результате действия стихийных сил на открытых конструкциях образуются большие массы льда. В наиболее тяжёлых случаях потеря остойчивости может наступить мгновенно: достаточно удара волны или порыва ветра, чтобы судно опрокинулось вверх килем.
Поскольку в данной ситуации экипаж гибнет, не успевая подать сигнал бедствия, подробности подобных катастроф обычно остаются невыясненными.
(Вставка от руки: «У японцев, по их данным, за период с осени 1957 года по весну 1961 года оверкиль от обледенения — 44 судна, погибло 427 моряков».) Некоторые сведения о судах, не вернувшихся на свои базы.
Группа японских рыболовных траулеров закончила промысел у западного берега о. Сахалин и возвращалась в порт Вакканай. Все суда были на связи. В это время над проливом Лаперуза проходил циклон, обусловивший на пути следования судов северо-восточный ветер 15 м/с. Температура воздуха понизилась да минус 15 градусов, высота волны достигла 5 метров. На подходах к порту Вакканай траулер «Такарахи Мару № 15» перестал выходить на связь. Как выяснилось позже, все суда группы подверглись сильнейшему обледенению и производили непрерывную околку льда. На следующий день в море была обнаружена резиновая надувная лодка с тремя умершими от переохлаждения членами экипажа «Такарахи Мару № 15». Остальные 12 человек экипажа вместе с судном пропали без вести.
В другой раз флотилия из восьми японских траулеров оказалась в тыловой части сильного циклона. Ветер был северо-восточный 20 м/с, высота волны 5 метров, температура воздуха минус 16 градусов. С борта судна «Тенью Мару № 31» в отдел Морской охраны порта Вакканай поступила радиограмма: «Сильное обледенение, опасный крен, вернуться в нормальное состояние не можем, просим помочь». После этого связь оборвалась — судно пропало без вести.
В аналогичной ситуации капитан «Майсин Мару № 6» передал срочное сообщение: «Но могу двигаться прошу помочь», — затем последовал сигнал SOS, и это оказалось последним известием о судьбе траулера.
Одновременно траулер «Кацун Мару № 1», окончив промысел, направился в порт Кусиро и внезапно подвергся интенсивному обледенению. Во время околки льда два члена экипажа были смыты за борт неожиданно налетевшей волной. Больше сообщений с траулера не поступало. Есть все основания полагать, что он потерял остойчивость и опрокинулся.
(Вставка на полях: «Сам по себе выход судна в море представляет известный риск, а освоение новых районов промысла в осенне-зимний период — повышенный риск, так как мореплаватели здесь решают задачу со многими неизвестными:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61