— Ты знаешь, Кода, — сказал он задумчиво, — ведь если ему прямо здесь отрубить голову, то кровь, пожалуй, хлынет прямо па меч…
— Это тебя Гримнир надоумил?
— Нет, при чем здесь Гримнир… Ты знаешь, Кода, — повторил он, — ведь если эта дрянь затопит своей кровью меч, то, пожалуй, от Боссонских топей вообще ничего не останется…
— Ну и что ты предлагаешь?
— Его нужно отсюда сманить.
Теперь мне все было ясно. Вот почему убить Чудовище мог только человек. Никому, кроме человека, не пришло бы в голову думать не только о своей победе, но и о ее последствиях.
— Конан! — в ужасе просипел я. — Во имя Сета Кровожадного, что ты задумал, несчастный?
Но он больше не обращал на меня внимания. Он разглядывал змея, сидя перед ним на корточках. Не понимаю, как его не стошнило. Словно в тумане я видел на фоне ядовитых цветов его крепкую фигуру, загорелое лицо, его черные растрепанные волосы.
Змей что-то почуял. Он поднял слепую голову и беспокойно начал водить ею, то вправо, то влево. От ужаса я сел прямо в лужу.
— Ах ты, симпатяга, — сказал змею Конан. И, протянув руку, погладил его по раздувающимся ноздрям.
Белесые глазки медленно раскрылись, и я понял, что теперь оно видит. По жирному телу пробежала дрожь. Конан встал, держа в руке свой меч. Змей ударил по болоту, разбрызгивая воду. Над лесом поплыло зловоние.
Огромное тело с удивительной быстротой заскользило вперед, сползая с Меча Викланда. Конан помчался прочь, уводя чудище подальше. Человек ловко петлял между деревьев, а змей проворно следовал за ним. Там, где монстр проползал, оставалась выжженная полоса. Скоро я потерял их из виду.
В голове у меня стучало. Проклятье, почему я так люблю сладкое? Коварный Гримнир накормил меня медом, и теперь я ничем не смогу помочь своему другу, погибающему в ядовитых кольцах змеиного тела.
Лес вокруг меня молчал. Я вцепился в ствол — почерневший, как будто его долго лизали драконы, и с трудом поднялся на ноги. Нужно найти вырубку, вернуться в дом и позвать па помощь. Пусть этот Гримнир не имеет права вмешиваться в судьбу Боссонских топей, которые вымирают у него на глазах, но помочь хорошему человеку никакие религиозные правила еще не запрещали.
Ковыляя от ствола к стволу, я двинулся в сторону дома. В лесу я совершенно не умею ориентироваться, поэтому я шел на голос Эрриэз, которая где-то неподалеку думала о какой-то ерунде.
Сделав еще несколько шагов, я совершенно неожиданно очутился в объятиях Гримнира.
— Ты что, ранен, Кода? — пробасил он, хватая меня своими ручищами. — Чего это тебя так мотает?
— Это все мед, — ответил я. — У меня жар… Гримнир, если ты не можешь сам убить змея — обойдемся… Трусость — черта любой нечистой силы, мы с этим рождаемся, я понимаю… Но если Конан уже умер… У тебя есть знакомые среди богов? Давай предложим им какую-нибудь взятку.
Гримнир вдруг содрогнулся и как-то странно хрюкнул.
— Спаси моего Конана, и милости Сета пребудут с тобою… — заключил я, уже угасая.
— Очень нужны мне милости твоего вонючего Сета, — фыркнул Гримнир. — Куда он побежал?
Я уже слабо понимал, о чем он говорит.
— Кто?
— Твой Конан, вот кто! — зарычал Гримнир, шевеля усами.
— Там след… выжженный. Легко найти. Гримнир оттолкнул меня и бросился бежать.
Я сел на землю и посмотрел ему в спину. Но он уже исчез, я даже не успел понять, как. Сколько я ни вертел головой, вокруг не было ничего, кроме черных голых стволов и клочьев тумана, шевелившихся на сырой земле. Поганое здесь место, И оно так не похоже на мою родную пустыню.
Если бы не болезнь, я не впал бы в отчаяние. Как истинное дитя песков, я верю в предопределение. Я никогда не позволял себе бунтовать против судьбы, даже когда люди черных шатров гнали меня, как дикого зверя, когда они вязали и морили меня голодом, я все равно встречал свою участь с высоко поднятой головой. Но тут проклятая хвороба просто подкосила меня под корень, и я, уже не скрывая страха, закричал противным визгливым голосом, расплываясь от слез и призывая на помощь. — Ты чего надрываешься? — спросила Эрриэз.
Интересно, откуда она взялась, подумал я смутно. Такая она была знакомая, ясная, домашняя в своей полосатой юбке и холщовой рубашке с закатанными рукавами. Прямо-таки родная, несмотря на все ее недостатки. Я всхлипнул и с постыдным воем бросился к пей.
— Эрриэз, — прорыдал я, — все кончено, все погибли.
Она присела передо мной на корточки.
— Не может этого быть, Кода, — сказала она ласково, словно перед ней было несмышленое дитя, а не грозный дух разрушения и зла. — Туда же пошел Гримнир…
Бедный Гримнир, подумал я в глубокой тоске, понадеялся на свой рост, глупый великанишка… И все потому, что он не видел змея. Тут и десяти Гримниров не хватит.
— И Гримнир погиб тоже, — уныло сказал я.
— Гримнир жив-здоров, — заявила она с уверенностью, которая меня удивила.
Ну да, чему тут удивляться, она просто не знает, с каким монстром мы тут связались.
Она встала и помогла подняться мне, заметив попутно, что я, оказывается, заболел и весь горю. Спасибо, Эрриэз, а то я не знал. Мы побрели назад. Эрриэз шла впереди и тащила меня за собой. Я уже ничего не соображал. Я даже не мог сказать, долго мы шли или не очень. По мне так, прошла целая вечность.
В доме на вырубке что-то неуловимо изменилось. Глядя на него от края леса, я пытался сообразить, что же меня так насторожило. Ведь не выросли же у него за время нашего отсутствия куриные ноги. Внешне он остался, вроде бы, таким же. Все так же чернели стены и производила все такое же прискорбное впечатление крыша.
И неожиданно я осознал: из-за бревенчатых степ непрерывным потоком сочились чьи-то мысли. Кто-то был там, в доме, и я не мог понять, кто именно и сколько их. Мысли были одинаковые. Полотно для перевязки. Горячая вода. Противоядия. Чистое белье. Что для холода — болотный мох или свежие листья? Если бы они не наплывали одна на другую, можно было бы подумать, что там только одно существо. Я посмотрел на Эрриэз и с удивлением заметил, что и ее голосок подключился к этому неспешному потоку размышлений. Там были женщины. Ведь только женщины, даже если это и ведьмы, живут в таком простом, добротном и вечном мире вещей. Ни мне, ни Конану даже в голову бы не пришло делать то, чем они сейчас занимались. А для них это было чем-то таким же естественным, как дыхание.
В доме действительно за время нашего отсутствия произошло много перемен.
Гнилая солома, мусор из печки, грязные лоскуты и та необъяснимая дрянь, которая сверхъестественным образом появляется в заброшенных домах, — все это исчезло. Выскобленные до белизны нары были накрыты чистым полотном. Дом был протоплен, но дымом почему-то не пахло. И бесшумно сновали по единственной комнатке женщины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21