Тело Лиз подрагивало, но она не шевелилась, лежала, как зачарованная. Рука моя спускалась всё дальше по ее бархатной коже, но Лиз перехватила ее.
– Перестань, мне страшно! – прошептала она.
– Страшно? – удивился я.
– Ты делаешь это, как будто в последний раз.
Я перестал.
Не знаю, сколько длились наши объятия, но в них точно было что-то обреченное. Обычно, как и всем мужчинам старше двадцати, мне требуется какое-то время на перезарядку. Однако сейчас Лиз не успела достать свои сигареты, как я набросился на нее снова. После второго раза она пошла в ванную, но стоило мне услышать шум душа, как я настиг ее и там. Лиз принимала меня каждый раз с нежной удивленной радостью, но и с опаской – как человека, который не в себе.
Я и был не в себе. Когда мы разъединились в душе, я соскользнул в ванну и закрыл лицо руками. Всё это было не со мной! Лиз, наклонившись, оторвала мои руки от лица и поцеловала в губы. Это был наш первый поцелуй – то безумие было не в счет.
– Всё наладится! – сказала она.
Что она об этом знала?
Лиз задернула занавеску и выпрямилась под душем. Я выбрался из ванной, обмотал бедра полотенцем и вышел в номер. Мой мобильный лежал на столе, номер Джессики был в памяти последним. Ее телефон звонил, но Джессика не отвечала. «Вдруг что-то случилось?» – подумал я. Суеверным меня не назовешь, но я легко пугаюсь, когда совесть моя нечиста.
Лиз вышла из ванной серьезной. Она поспешно оделась, явно стесняясь теперь своей наготы. Потом присела на край стола, достала из сумки сигарету и закурила. По ее взгляду было непонятно, как она после душа, на холодную голову, относится ко мне теперь.
– Ты успела пожалеть? – спросил я.
Глупый вопрос, если я считаю, что ее сюда за тем и послали.
Лиз покачала головой:
– Нет.
Она совершенно очевидно говорила от себя, независимо от задания – было оно на самом деле или нет. Но по ее голосу и взгляду было непонятно, рада она нашему сумасшедшему спуску по лавине или нет. Просто не жалеет!
– А ты? Ты не жалеешь? У тебя, как я понимаю, жизнь устроена сложнее, чем моя.
Я подумал и ответил честно:
– Чем бы это ни обернулось, это того стоило.
– Ты долго еще будешь в Париже?
– Нет, я уезжаю вечером. Надеюсь, мне удастся сделать хоть что-то до отъезда.
– Так мы больше не увидимся?
– Вряд ли. Сегодня, по крайней мере.
Лиз раздавила сигарету в пепельнице и открыла сумочку.
– Вот, – она протянула мне свою визитку. – Я не хочу знать, что вижу тебя в последний раз.
Я взглянул на нее: Элизабет Барретт, доктор философии, доцент, Тринити-колледж, Оксфорд. Телефоны, электронный адрес, почтовый.
А вдруг она действительно не имеет к нашим играм никакого отношения? Проклятая работа, здесь любой станет параноиком!
– Ты не обязан делать то же самое, – быстро сказала Лиз. – Пусть хотя бы с одной стороны остается надежда.
Она настояла на том, чтобы проводить меня до метро. Я время от времени проваливался в свои мрачные размышления и, возвращаясь, наталкивался на ее внимательный взгляд. Перед подземным переходом у фонтана Сен-Мишель мы остановились. На прощание Лиз поцеловала меня в губы, почти по-дружески:
– Не переживай! Говори себе, что это было временное умопомрачение!
5
Я ехал в полупустом вагоне, расписанном бессмысленными письменами из аэрозольных баллончиков. В душе у меня был полный раздрай. «Это было временное умопомрачение!» – как и было велено, сказал я себе. Но это не помогало.
Теперь, когда умопомрачению пришел конец, я спешил выполнить свой список дел. Телефон Джессики по-прежнему не отвечал. Я позвонил в «Дельту» и выяснил, что их самолет еще не вылетел из Брюсселя. «Планируемое время вылета: одиннадцать двадцать по местному времени».
Мой «патек-филипп» показывал без семи одиннадцать – по парижскому времени. У меня в запасе было часа полтора – пока они летят, я успею добраться до аэропорта. Таким образом, я, как правоверный мусульманин, целиком отдавал решение в руки Провидения. Если Метеку было написано на роду умереть, он еще не ушел из гостиницы. А не судьба мне рассчитаться с Метеком, значит, не судьба. Мехтуб!
Почему только Джессика не принимает вызов? Я опять почувствовал суеверный укол в груди. Зачем я набросился на Лиз? Вдруг теперь что-то случилось? Но причина могла быть самой банальной – разрядился аккумулятор. И поскольку ничего пока не меняется, Джессика не ищет другого, более сложного способа связаться со мной. И потом, она меня знает. Она уверена, что я уже позвонил в Дельту и буду звонить регулярно. Так что встретить их с Бобби в аэропорту я смогу и без ее звонка.
Но нет, вот он, Бах!
– Джессика, я никак не могу до тебя дозвониться.
– Я знаю. У меня разрядился мобильный, и я пошла искать, где купить карточку для таксофона. А сейчас нам только что сообщили, что всем жертвам неблагоприятных метеоусловий можно сделать один звонок из офиса компании.
– Вы где?
– В аэропорту. Гроза теперь где-то между Парижем и Брюсселем.
– Так, может, вам лучше ехать на поезде?
– Какой смысл? Нужно будет ехать в город. Мне кажется, теперь уже лучше дождаться вылета.
– А где малец?
– Бобби хотел найти видеоавтоматы, но это аэропорт – здесь в транзитной зоне только Ив Роше и Версаче. Хорошо, у него с собой какая-то пищалка.
Действительно, я слышал приглушенные выстрелы, писки и характерный звук всасывания плохих ребят в воронку Преисподней.
– Бобби, ты бы лучше взял книгу! – крикнула Джессика нашему сыну и вернулась ко мне. – Ты бы видел, чем они занимают наших детей!
– Спецназ?
– Хуже – гигантские спруты и медузы. Ой, что-то объявляют! Нет, это не про нас. Ну, целую тебя!
– Целую. До встречи!
Поезд въезжал на перрон моей станции. Через несколько минут, превратившись в подземном переходе в Эрнесто Родригеса, я уже спускался от Триумфальной арки по авеню Карно.
Приветливый алжирец за стойкой отеля осведомился, собираюсь ли я съезжать сегодня, и я заверил его, что сделаю это в любом случае. Мне было приятно для разнообразия сказать правду. А дальше я действовал с автоматизмом робота.
Отягощать убийством свое, теперь уже не анонимное, досье мне не хотелось. Поэтому я надел супероблегающие перчатки из несессера домушника, потом вооружился полотенцем и тщательно протер все предметы, к которым хотя бы теоретически мог прикасаться.
«Бальмораль» являл обычную картину: открытое окно в номере Метека и полощущиеся занавески этажом выше напротив моего окна. Я закрепил на раме струбцину камеры, навел прицел и взгромоздился в ожидании на спинку стула, чтобы видеть второй этаж.
Когда Провидение решает что-то сделать, оно действует неукоснительно. Не прошло и десяти минут, как занавеска в окне Метека качнулась. Вслед за этим показалась его голова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71