С очень серьезными глазами, как сейчас помню. Черт, а ты здорово изменился, заматерел. Когда же это было, а?
– Четырнадцать лет и два дня назад. За несколько месяцев до Перелома.
Японец наклонился к старику, зашептал ему на ухо. Тот секунд десять смотрел на Глеба неподвижным рыбьим взглядом. Отвернулся к японцу и длинно заговорил. Едва разжимая губы и кончиками пальцев оглаживая свою трость.
Когда японец перевел, Глеб с удивлением понял, что тот обращает свою речь к нему.
– Еще в прошлом веке мы пытались дрессировать некоторые виды рыб и морских животных. В военных целях. Значительный успех ожидал нас с дельфинами, немного позже, вживляя подопытным блоки удаленного контроля, мы смогли подчинить также кашалотов, спрутов и касаток. Но были и неудачи, И самая большая из них – акулы.
Старик замолчал, переводя дух.
– От них невозможно было добиться безусловного подчинения. Даже вырастая в неволе, они оставались все теми же неукротимыми хищниками, из всех уз и цепей признающими одну. Цепочку питания, чью вершину они занимали. Это было записано в их генокоде и оставалось неизменным 70 миллионов лет. 70 миллионов! Именно столько времени прошло с того момента, как эта последняя хрящевая рыба планеты завершила свой эволюционный цикл. За несколько геологических эпох до появления первого человека, еще более уродливого и неуклюжего, чем нынешний, акулы уже достигли совершенства.
«А старик-то не самый большой поклонник homo sapiens», – подумал Глеб.
– И, оправдывая постулаты Дарвина, они продолжали выживать и в наше время. Несмотря на то что их среда обитания и пищевая база подвергались изощренному экологическому насилию со стороны человека. Одно из важнейших преимуществ акулы – уникальный пищеварительный аппарат, в основе которого лежит тончайший молекулярный анализатор химических процессов. Перед тем как приступить к трапезе, акула берет «пробу», откусывая небольшое количество тканей жертвы. Во время прохождения через желудочно-кишечный тракт они проверяются на избыток потенциально вредных для организма веществ. И в случае присутствия таковых выбрасываются непереваренными, а несъедобную жертву акула оставляет в покое. Если же «проба» не вызвала никаких тревожных сигналов, то жертва пожирается.
Старик кашлянул, прижимая ко рту маленький костлявый кулак.
– Скорость и точность этого анализа вызвали огромный интерес наших ученых. На основе их исследований в начале века были созданы примитивные и громоздкие копии молекулярного анализатора. Именно они стали базой первого РНК-сканера. С его помощью уже можно было считывать и расшифровывать воспоминания.
Старик заговорил рублеными фразами. Ему не хватало воздуха. Тревожно подмигивающий красным «глазом» кибер подлетел поближе. Его иглопушки, вероятно, могли стрелять и медикаментами, необходимыми подопечному.
– Я возглавлял ряд проектов, занимавшихся исследованиями этих удивительных созданий, – отдышавшись, продолжал старик. – Нас интересовало все – их выдающиеся способности к подводной локации, иммунная система, механизм приспособления к изменениям окружающей среды. За этим стоял не абстрактный интерес ученого, а конкретные нужды. Чудовищно возросшая загазованность и перенаселение наших мегаполисов заставляли нас забираться все глубже под воду. Планктонные фермы и приливные энергостанции, экспериментальные «купола» и, наконец, первые поселения. Мы приспосабливались к новым условиям обитания, и нам нужен был подходящий образец. Лучший из возможных.
Последние слова перешли в жестокий грудной кашель, кибер-телохранитель слетал к встроенному в стену бару и принес в выдвижном манипуляторе стакан воды. Старик пил маленькими глотками, и на его покрасневшем лице выступали блестящие капельки пота. Кибера, попытавшегося обдуть его прохладным воздухом, он раздраженным взмахом руки отогнал в сторону.
– Я помню, как началось необъяснимое, – старик принял из –рук японца носовой платок, чтобы утереть губы. – Без видимой причины изменились маршруты миграции наблюдаемых групп, тяготея к невиданной доселе концентрации взрослых особей. В то же время, это было начало девятнадцатого года, мы зарегистрировали появление первых мутантов нового типа. Это не были летальные уроды, сдыхающие от отсутствия важнейших органов, а полноценные здоровые особи. Более того, обладающие способностью к воспроизводству и огромным потенциалом выживания. Мы поняли, что становимся свидетелями зарождения нового вида. Эволюционный механизм, спавший десятки миллионов лет, оказался вновь запущен. И мы понятия не имели, что послужило этому причиной. И как естественные процессы оказались ускорены в десятки, сотни тысяч раз?
«Знал я одного человека, который мог бы тебе ответить, – подумал рыцарь. – Жаль, он мертв. А того, кто носит в себе его воспоминания, вы упустили».
– В качестве отправной точки наших исследований мы приняли гипотезу о существовании так называемого метаэволюционного излучения, – продолжал старик. – Оно не регистрировалось нашими приборами и не имело никаких видимых последствий, кроме направленного влияния на ДНК отдельных видов. Зафиксировать его по косвенным признакам мы смогли, наблюдая картину распространения мутаций. Из нее было видно, что м-э излучение – это своего рода пучки, имеющие ограниченную протяженность, направленность и определенный период активности. И, вероятно, некий источник естественного или искусственного происхождения. Его поисками мы занимались вплоть до декабря двадцатого года.
«Нелегко искать то, что, может быть, существует только в твоем воображении», – мысленно посочувствовал Глеб.
– Нами была обнаружена точка, из которой исходили четко регистрируемые метаэволюционные лучи, направленные с востока Евразийского материка в сторону Японских островов. Наш спутник-наблюдатель передал единственный снимок расположенного в тайге объекта, получившего название «Темная Башня». После этого спутник был уничтожен русской системой противокосмической обороны. И хотя то, что мы принимали за
«Башню», могло оказаться дефектом изображения, в том же декабре на материк была отправлена группа элитных наемников. Часть из них погибла в боях с Пограничным Контролем. Глеб моргнул.
– Часть пропала без вести при загадочных обстоятельствах. А сведений, доставленных выжившими, оказалось недостаточно для каких-либо выводов. Но предпринять что-либо еще мы не успели. В марте двадцать первого начался Перелом.
Георгий вызвал его по служебной линии. Ее номер он получил от Глеба на случай непредвиденных обстоятельств.
Голос эколога, раздававшийся в шлеме рыцарского «доспеха», звучал взволнованно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184
– Четырнадцать лет и два дня назад. За несколько месяцев до Перелома.
Японец наклонился к старику, зашептал ему на ухо. Тот секунд десять смотрел на Глеба неподвижным рыбьим взглядом. Отвернулся к японцу и длинно заговорил. Едва разжимая губы и кончиками пальцев оглаживая свою трость.
Когда японец перевел, Глеб с удивлением понял, что тот обращает свою речь к нему.
– Еще в прошлом веке мы пытались дрессировать некоторые виды рыб и морских животных. В военных целях. Значительный успех ожидал нас с дельфинами, немного позже, вживляя подопытным блоки удаленного контроля, мы смогли подчинить также кашалотов, спрутов и касаток. Но были и неудачи, И самая большая из них – акулы.
Старик замолчал, переводя дух.
– От них невозможно было добиться безусловного подчинения. Даже вырастая в неволе, они оставались все теми же неукротимыми хищниками, из всех уз и цепей признающими одну. Цепочку питания, чью вершину они занимали. Это было записано в их генокоде и оставалось неизменным 70 миллионов лет. 70 миллионов! Именно столько времени прошло с того момента, как эта последняя хрящевая рыба планеты завершила свой эволюционный цикл. За несколько геологических эпох до появления первого человека, еще более уродливого и неуклюжего, чем нынешний, акулы уже достигли совершенства.
«А старик-то не самый большой поклонник homo sapiens», – подумал Глеб.
– И, оправдывая постулаты Дарвина, они продолжали выживать и в наше время. Несмотря на то что их среда обитания и пищевая база подвергались изощренному экологическому насилию со стороны человека. Одно из важнейших преимуществ акулы – уникальный пищеварительный аппарат, в основе которого лежит тончайший молекулярный анализатор химических процессов. Перед тем как приступить к трапезе, акула берет «пробу», откусывая небольшое количество тканей жертвы. Во время прохождения через желудочно-кишечный тракт они проверяются на избыток потенциально вредных для организма веществ. И в случае присутствия таковых выбрасываются непереваренными, а несъедобную жертву акула оставляет в покое. Если же «проба» не вызвала никаких тревожных сигналов, то жертва пожирается.
Старик кашлянул, прижимая ко рту маленький костлявый кулак.
– Скорость и точность этого анализа вызвали огромный интерес наших ученых. На основе их исследований в начале века были созданы примитивные и громоздкие копии молекулярного анализатора. Именно они стали базой первого РНК-сканера. С его помощью уже можно было считывать и расшифровывать воспоминания.
Старик заговорил рублеными фразами. Ему не хватало воздуха. Тревожно подмигивающий красным «глазом» кибер подлетел поближе. Его иглопушки, вероятно, могли стрелять и медикаментами, необходимыми подопечному.
– Я возглавлял ряд проектов, занимавшихся исследованиями этих удивительных созданий, – отдышавшись, продолжал старик. – Нас интересовало все – их выдающиеся способности к подводной локации, иммунная система, механизм приспособления к изменениям окружающей среды. За этим стоял не абстрактный интерес ученого, а конкретные нужды. Чудовищно возросшая загазованность и перенаселение наших мегаполисов заставляли нас забираться все глубже под воду. Планктонные фермы и приливные энергостанции, экспериментальные «купола» и, наконец, первые поселения. Мы приспосабливались к новым условиям обитания, и нам нужен был подходящий образец. Лучший из возможных.
Последние слова перешли в жестокий грудной кашель, кибер-телохранитель слетал к встроенному в стену бару и принес в выдвижном манипуляторе стакан воды. Старик пил маленькими глотками, и на его покрасневшем лице выступали блестящие капельки пота. Кибера, попытавшегося обдуть его прохладным воздухом, он раздраженным взмахом руки отогнал в сторону.
– Я помню, как началось необъяснимое, – старик принял из –рук японца носовой платок, чтобы утереть губы. – Без видимой причины изменились маршруты миграции наблюдаемых групп, тяготея к невиданной доселе концентрации взрослых особей. В то же время, это было начало девятнадцатого года, мы зарегистрировали появление первых мутантов нового типа. Это не были летальные уроды, сдыхающие от отсутствия важнейших органов, а полноценные здоровые особи. Более того, обладающие способностью к воспроизводству и огромным потенциалом выживания. Мы поняли, что становимся свидетелями зарождения нового вида. Эволюционный механизм, спавший десятки миллионов лет, оказался вновь запущен. И мы понятия не имели, что послужило этому причиной. И как естественные процессы оказались ускорены в десятки, сотни тысяч раз?
«Знал я одного человека, который мог бы тебе ответить, – подумал рыцарь. – Жаль, он мертв. А того, кто носит в себе его воспоминания, вы упустили».
– В качестве отправной точки наших исследований мы приняли гипотезу о существовании так называемого метаэволюционного излучения, – продолжал старик. – Оно не регистрировалось нашими приборами и не имело никаких видимых последствий, кроме направленного влияния на ДНК отдельных видов. Зафиксировать его по косвенным признакам мы смогли, наблюдая картину распространения мутаций. Из нее было видно, что м-э излучение – это своего рода пучки, имеющие ограниченную протяженность, направленность и определенный период активности. И, вероятно, некий источник естественного или искусственного происхождения. Его поисками мы занимались вплоть до декабря двадцатого года.
«Нелегко искать то, что, может быть, существует только в твоем воображении», – мысленно посочувствовал Глеб.
– Нами была обнаружена точка, из которой исходили четко регистрируемые метаэволюционные лучи, направленные с востока Евразийского материка в сторону Японских островов. Наш спутник-наблюдатель передал единственный снимок расположенного в тайге объекта, получившего название «Темная Башня». После этого спутник был уничтожен русской системой противокосмической обороны. И хотя то, что мы принимали за
«Башню», могло оказаться дефектом изображения, в том же декабре на материк была отправлена группа элитных наемников. Часть из них погибла в боях с Пограничным Контролем. Глеб моргнул.
– Часть пропала без вести при загадочных обстоятельствах. А сведений, доставленных выжившими, оказалось недостаточно для каких-либо выводов. Но предпринять что-либо еще мы не успели. В марте двадцать первого начался Перелом.
Георгий вызвал его по служебной линии. Ее номер он получил от Глеба на случай непредвиденных обстоятельств.
Голос эколога, раздававшийся в шлеме рыцарского «доспеха», звучал взволнованно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184