Шарбараз усмехнулся:
— Вы ладите между собой. — В голосе его сквозила легкая зависть. — Я вырос, не доверяя никому из братьев, и они отвечали мне взаимностью.
— Насколько я слышал, так бывает во многих наделах, — сказал Абивард. Представляю себе, насколько же хуже с этим в Машизе, где тому, кому удастся стать наследником, достанется все царство.
— Вот именно, — согласился Шарбараз. — Когда пришли первые вести о гибели отца, я ждал, что кто-то из моих братьев попытается выбить из-под меня престол, — он засмеялся, и смех его был полон иронии в собственный адрес. — На старого хрыча, своего родственничка, управляющего монетным двором, я не обратил никакого внимания, за что и поплатился. И посейчас бы расплачивался, если бы не твоя сестра и ты.
Абивард склонил голову. В песнях говорится, что царская благодарность что снег в низинах в теплый весенний день, но Шарбараз не казался ему типичным представителем своей породы. Если повезет, законный Царь Царей останется настоящим мужчиной, даже заполучив престол.
— Как же вам с братьями удается удерживаться от ссор? — спросил Шарбараз.
— Да мы ссоримся, как щенята из одного помета, — ответил Абивард. — Но отец никогда не допускал, чтобы эти ссоры перерастали во вражду, кинжал в спину. Он говорил: «Надел больше любого из вас и достаточно велик для всех», иногда добавляя хорошего тычка, чтобы мы лучше усвоили урок.
— Мой отец говорил примерно то же самое. — Шарбараз покачал головой. — Только не сумел нас в этом убедить. А жаль.
— Что, по-твоему, предпримет Смердис, узнав о твоем бегстве? — Абивард решил, что пора сменить тему разговора. — Что бы предпринял ты, будь ты правитель в Машизе, а он — мятежник в провинции?
— Если бы я был на троне, немедленно атаковал бы мятежника всеми силами, которые у меня имеются, чтобы не дать ему одержать ни одной победы над силами, оказавшимися слишком слабыми, чтобы искоренить его раз и навсегда. Любая победа только придаст ему храбрости, а в войсках мятежника я меньше всего желал бы видеть храбрость.
— Наши мысли текут в одном направлении, — кивнул Абивард. — Мой следующий вопрос: Смердис мыслит так же, как мы?
Шарбараз замер, не донеся кусок до рта:
— Ей-Богу, Абивард, у меня больше оснований благословить тот день, когда я встретил тебя, чем то, что в этот день я обрел свободу и невесту в лице твоей сестры. Знаешь, мне такая мысль никогда не приходила в голову. Я предполагал, что Смердис выступит из Машиза со всем своим войском в тот самый день, как узнает о моем побеге; ведь я-то на его месте поступил бы именно так. Но все может быть совсем иначе.
— Ты должен был встречать его при дворе твоего отца. — Абивард возблагодарил собственного отца — тот вбил в него, что обычно на любую ситуацию существует несколько точек зрения. — Что подсказывают твои чувства насчет его действий? Я же, так сказать, узнал его, когда его люди отобрали у меня деньги, чтобы заплатить хаморам. Так что он не производит на меня впечатления великого героя.
— Я-то его явно таковым не считал, — сказал Шарбараз, — но, с другой стороны, я вообще о нем не думал, пока он не похитил мой трон. Просто серый человечек с серой бородой, не стоящий внимания даже тогда, когда говорит, а говорил он редко. Кто бы мог подумать, что под этой неприметной личиной таится такое честолюбие?
— Может быть, он и сам об этом не догадывался, Пока не выдался случай выпустить честолюбие на волю, — сказал Абивард.
— Может быть. — Верный утонченным манерам царского двора, Шарбараз обтер рот кусочком ткани — скорее полотенцем, нежели настоящей салфеткой, но ничего лучшего по этой части надел Век-Руд предложить не мог. Когда Абивард вытирал рот, для этой цели служил рукав. Отложив полотенце, Шарбараз продолжил:
— Одно можно сказать определенно: скоро он узнает, что я на свободе, тогда поглядим, что он за человек.
* * *
Гонец из Налгис-Крага настороженно ждал, когда Абивард приблизится к нему.
— Повелитель, — проговорил он поспешнее, чем требовалось. — Умоляю тебя, помни, что я всего лишь посланец, передающий слова и намерения Птардака, моего дихгана. Это не мои слова и не мои намерения, и я прошу не возлагать на меня вину за них.
— Как тебе будет угодно, — ответил Абивард. Гонец с облегчением выдохнул, оставив в морозном воздухе облачко пара, а потом подозрительно взглянул на Абиварда. Тот старательно хранил на лице невинное выражение.
— Клянусь Господом, ничто не грозит тебе из-за сообщения, которое ты привез. — Абивард изогнул руку в жесте благословения.
— Ты великодушен, повелитель. Птардак приказал мне прежде всего передать вот это. — Гонец распечатал футляр для посланий. Вместо письма на его открытую ладонь выпали три черных камешка. — Это те самые камешки, которые он бросил на землю при свидетелях и объявил себя разведенным со своей бывшей женой госпожой Динак, твоей сестрой.
Абивард расхохотался. Настороженность посланца Птардака в одно мгновение сменилась изумлением. Он ожидал любой реакции — гнева, возможно, смятения, только не этого.
— Можешь возвратить камешки своему повелителю с наилучшими пожеланиями от меня. Скажи ему, что он опоздал и развод уже объявлен, — проговорил Абивард.
— Повелитель, я не понимаю, — осторожно начал гонец. — По закону и обычаю ты не имеешь власти расторгнуть брак твоей сестры с моим господином Птардаком.
— Правильно, — согласился Абивард. — Но Царь Царей, да продлятся его дни и прирастет его царство, такую власть имеет.
— Смердис, Царь Царей, не… — начал гонец. Абивард прервал его:
— Да, но Шарбараз, Царь Царей и истинный повелитель Макурана, поступил именно так.
— Шарбараз — Царь Царей? — Посланец Птардака вылупил глаза, словно осетр, отловленный в реке Век-Руд. — Но каждый знает, что Шарбараз отрекся от престола.
— Очевидно, не каждый знает, что отречение было вырвано у него силой, под клинком кинжала, и что он был заточен в крепости Налгис-Краг, — сказал Абивард.
Глаза всадника и вовсе выкатились из орбит. Абивард с наслаждением продолжил:
— И не каждый знает, что моя сестра и я вызволили его из Налгис-Крага, а в его темницу поместили твоего драгоценного повелителя. Кстати, сколько времени понадобилось Птардаку, чтобы вернуть себе свой истинный облик?
Около минуты гонец блеял и запинался, пока наконец не выдавил из себя:
— Повелитель, я ничего об этом не знаю. Я всего лишь маленький человек, а таким опасно лезть в дела тех, кто сильнее его. У меня при себе еще и письмо к тебе от моего повелителя Птардака. — Он вручил Абиварду второй кожаный футляр.
Абивард открыл его со словами:
— Может, ты и маленький человек, но ты ведь знаешь, был ли твой повелитель некоторое время похож на самого себя или на кого-то другого, а?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
— Вы ладите между собой. — В голосе его сквозила легкая зависть. — Я вырос, не доверяя никому из братьев, и они отвечали мне взаимностью.
— Насколько я слышал, так бывает во многих наделах, — сказал Абивард. Представляю себе, насколько же хуже с этим в Машизе, где тому, кому удастся стать наследником, достанется все царство.
— Вот именно, — согласился Шарбараз. — Когда пришли первые вести о гибели отца, я ждал, что кто-то из моих братьев попытается выбить из-под меня престол, — он засмеялся, и смех его был полон иронии в собственный адрес. — На старого хрыча, своего родственничка, управляющего монетным двором, я не обратил никакого внимания, за что и поплатился. И посейчас бы расплачивался, если бы не твоя сестра и ты.
Абивард склонил голову. В песнях говорится, что царская благодарность что снег в низинах в теплый весенний день, но Шарбараз не казался ему типичным представителем своей породы. Если повезет, законный Царь Царей останется настоящим мужчиной, даже заполучив престол.
— Как же вам с братьями удается удерживаться от ссор? — спросил Шарбараз.
— Да мы ссоримся, как щенята из одного помета, — ответил Абивард. — Но отец никогда не допускал, чтобы эти ссоры перерастали во вражду, кинжал в спину. Он говорил: «Надел больше любого из вас и достаточно велик для всех», иногда добавляя хорошего тычка, чтобы мы лучше усвоили урок.
— Мой отец говорил примерно то же самое. — Шарбараз покачал головой. — Только не сумел нас в этом убедить. А жаль.
— Что, по-твоему, предпримет Смердис, узнав о твоем бегстве? — Абивард решил, что пора сменить тему разговора. — Что бы предпринял ты, будь ты правитель в Машизе, а он — мятежник в провинции?
— Если бы я был на троне, немедленно атаковал бы мятежника всеми силами, которые у меня имеются, чтобы не дать ему одержать ни одной победы над силами, оказавшимися слишком слабыми, чтобы искоренить его раз и навсегда. Любая победа только придаст ему храбрости, а в войсках мятежника я меньше всего желал бы видеть храбрость.
— Наши мысли текут в одном направлении, — кивнул Абивард. — Мой следующий вопрос: Смердис мыслит так же, как мы?
Шарбараз замер, не донеся кусок до рта:
— Ей-Богу, Абивард, у меня больше оснований благословить тот день, когда я встретил тебя, чем то, что в этот день я обрел свободу и невесту в лице твоей сестры. Знаешь, мне такая мысль никогда не приходила в голову. Я предполагал, что Смердис выступит из Машиза со всем своим войском в тот самый день, как узнает о моем побеге; ведь я-то на его месте поступил бы именно так. Но все может быть совсем иначе.
— Ты должен был встречать его при дворе твоего отца. — Абивард возблагодарил собственного отца — тот вбил в него, что обычно на любую ситуацию существует несколько точек зрения. — Что подсказывают твои чувства насчет его действий? Я же, так сказать, узнал его, когда его люди отобрали у меня деньги, чтобы заплатить хаморам. Так что он не производит на меня впечатления великого героя.
— Я-то его явно таковым не считал, — сказал Шарбараз, — но, с другой стороны, я вообще о нем не думал, пока он не похитил мой трон. Просто серый человечек с серой бородой, не стоящий внимания даже тогда, когда говорит, а говорил он редко. Кто бы мог подумать, что под этой неприметной личиной таится такое честолюбие?
— Может быть, он и сам об этом не догадывался, Пока не выдался случай выпустить честолюбие на волю, — сказал Абивард.
— Может быть. — Верный утонченным манерам царского двора, Шарбараз обтер рот кусочком ткани — скорее полотенцем, нежели настоящей салфеткой, но ничего лучшего по этой части надел Век-Руд предложить не мог. Когда Абивард вытирал рот, для этой цели служил рукав. Отложив полотенце, Шарбараз продолжил:
— Одно можно сказать определенно: скоро он узнает, что я на свободе, тогда поглядим, что он за человек.
* * *
Гонец из Налгис-Крага настороженно ждал, когда Абивард приблизится к нему.
— Повелитель, — проговорил он поспешнее, чем требовалось. — Умоляю тебя, помни, что я всего лишь посланец, передающий слова и намерения Птардака, моего дихгана. Это не мои слова и не мои намерения, и я прошу не возлагать на меня вину за них.
— Как тебе будет угодно, — ответил Абивард. Гонец с облегчением выдохнул, оставив в морозном воздухе облачко пара, а потом подозрительно взглянул на Абиварда. Тот старательно хранил на лице невинное выражение.
— Клянусь Господом, ничто не грозит тебе из-за сообщения, которое ты привез. — Абивард изогнул руку в жесте благословения.
— Ты великодушен, повелитель. Птардак приказал мне прежде всего передать вот это. — Гонец распечатал футляр для посланий. Вместо письма на его открытую ладонь выпали три черных камешка. — Это те самые камешки, которые он бросил на землю при свидетелях и объявил себя разведенным со своей бывшей женой госпожой Динак, твоей сестрой.
Абивард расхохотался. Настороженность посланца Птардака в одно мгновение сменилась изумлением. Он ожидал любой реакции — гнева, возможно, смятения, только не этого.
— Можешь возвратить камешки своему повелителю с наилучшими пожеланиями от меня. Скажи ему, что он опоздал и развод уже объявлен, — проговорил Абивард.
— Повелитель, я не понимаю, — осторожно начал гонец. — По закону и обычаю ты не имеешь власти расторгнуть брак твоей сестры с моим господином Птардаком.
— Правильно, — согласился Абивард. — Но Царь Царей, да продлятся его дни и прирастет его царство, такую власть имеет.
— Смердис, Царь Царей, не… — начал гонец. Абивард прервал его:
— Да, но Шарбараз, Царь Царей и истинный повелитель Макурана, поступил именно так.
— Шарбараз — Царь Царей? — Посланец Птардака вылупил глаза, словно осетр, отловленный в реке Век-Руд. — Но каждый знает, что Шарбараз отрекся от престола.
— Очевидно, не каждый знает, что отречение было вырвано у него силой, под клинком кинжала, и что он был заточен в крепости Налгис-Краг, — сказал Абивард.
Глаза всадника и вовсе выкатились из орбит. Абивард с наслаждением продолжил:
— И не каждый знает, что моя сестра и я вызволили его из Налгис-Крага, а в его темницу поместили твоего драгоценного повелителя. Кстати, сколько времени понадобилось Птардаку, чтобы вернуть себе свой истинный облик?
Около минуты гонец блеял и запинался, пока наконец не выдавил из себя:
— Повелитель, я ничего об этом не знаю. Я всего лишь маленький человек, а таким опасно лезть в дела тех, кто сильнее его. У меня при себе еще и письмо к тебе от моего повелителя Птардака. — Он вручил Абиварду второй кожаный футляр.
Абивард открыл его со словами:
— Может, ты и маленький человек, но ты ведь знаешь, был ли твой повелитель некоторое время похож на самого себя или на кого-то другого, а?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124