Такой окольный путь и
предпочел уклончивый Цюй Пэн на каждом повороте своего
нескончаемого романа. Я сличил сотни рукописей, выправил
ошибки, занесенные в текст нерадивыми переписчиками, вроде бы
упорядочил этот хаос, придал - надеюсь, что придал, - ему
задуманный вид, перевел книгу целиком - и убедился: слово
"время" не встречается в ней ни разу. Отгадка очевидна: "Сад
расходящихся тропок" - это недоконченный, но и не искаженный
образ мира, каким его видел Цюй Пэн. В отличие от Ньютона и
Шопенгауэра ваш предок не верил в единое, абсолютное время. Он
верил в бесчисленность временных рядов, в растущую,
головокружительную сеть расходящихся, сходящихся и параллельных
времен. И эта канва времен, которые сближаются, ветвятся,
перекрещиваются или век за веком так и не соприкасаются,
заключает в себе все мыслимые возможности. В большинстве этих
времен мы с вами не существуем; в каких-то существуете вы, а я
- нет; в других есть я, но нет вас; в иных существуем мы оба.
В одном из них, когда счастливый случай выпал мне, вы явились в
мой дом; в другом - вы, проходя по саду, нашли меня мертвым; в
третьем - я произношу эти же слова, но сам я - мираж,
призрак.
- В любом времени, - выговорил я не без дрожи, - я
благодарен и признателен вам за воскрешение сада Цюй Пэна.
- Не в любом, - с улыбкой пробормотал он. - Вечно
разветвляясь, время ведет к неисчислимым вариантам будущего. В
одном из них я - ваш враг.
Я снова ощутил то роение, о котором уже говорил. Мне
почудилось, будто мокрый сад вокруг дома полон бесчисленных
призрачных людей. Это были Альбер и я, только незнакомые,
умноженные и преображенные другими временными измерениями. Я
поднял глаза, бесплотный кошмар рассеялся. В изжелта-черном
саду я увидел лишь одного человека, но этот человек казался
несокрушимым, как статуя, и приближался к нам по дорожке, и был
капитаном Ричардом Мэдденом.
- Будущее уже на пороге, - возразил я, - и все же я -
ваш друг. Позвольте мне еще раз взглянуть на письмо.
Альбер поднялся во весь рост. Он выдвинул ящик высокой
конторки и на миг стал ко мне спиной. Мой револьвер был давно
наготове. Я выстрелил, целясь как можно тщательней: Альбер упал
тут же, без единого стона, Клянусь, его смерть была мгновенной,
как вспышка.
Остальное уже нереально и не имеет значения. Ворвался
Мэдден, я был арестован. Меня приговорили к повешению. Как ни
ужасно, я победил: передал в Берлин название города, где нужно
было нанести удар. Вчера его разбомбили: я прочитал об этом в
газетах, известивших Англию о загадочном убийстве признанного
китаиста Стивена Альбера, которое совершил некий Ю Цун. Шеф
справился с этой загадкой. Теперь он знает, что вопрос для меня
был в том, как сообщить ему о городе под названием Альбер, и
что мне, среди грохота войны, оставалось одно - убить
человека, носящего это имя. Он только не знает - и никому не
узнать, - как неизбывны моя боль и усталость".

Примечания
* Высшая школа (нем.)
** Нелепый и сумасбродный домысел. Прусский агент Ганс
Рабенер, он же Виктор Рунеберг, бросился с пистолетом на
капитана Ричарда Мэддена, явившегося к нему с ордером на арест.
При самозащите капитал ранил Рунеберга, что и повлекло за собой
смерть последнего. - Примеч. издателя.

1 2 3 4