- Вы не просто так поспешили уйти от стола. Уверяю, вы всем здесь понравились.
- С моей-то походкой и физиономией?..
- В этом нет вины. Но те, кто пострадал до рождения, часто ведут себя иначе. Льготы развращают их. А у вас есть профессия, вы умелец. По сравнению с Сихо вы добились гораздо большего.
- Понравилось, что нидэ угощает туа? - Форт уже разобрался с разницей в тональности и долготе звука, отличавшей название расы от просто людей.
- Да, - Уле сел на коврик. - Мне горько, если вы столкнулись с расовыми предрассудками. Это трудно побороть. Боюсь, так будет всегда. Но вы сделали шаг навстречу, вызвались помочь - как мы в Единстве.
- Ваши могут спрятать человека? незаметно вывезти?
- Ах, не могу вам лгать! Мы действуем в рамках закона, легально.
- Всегда?
На лице Уле выступила слабая, но явственная маска стыдливости.
- Иногда дело решается на уровне дружеских связей, по личной договорённости. Как бы частным образом. Но ваш случай особый - вы открыто обратились к белым. Нельзя подставлять их.
- Ясно. Завтра пойду покупать телефон. Кстати, для подключения надо что-нибудь предъявить? водительские права, страховой полис?
- Зачем? - Уле заморгал с неподдельным любопытством.
- Чтобы зарегистрировать мой номер.
- Не понимаю. Его просто аннулируют, когда вы перестанете платить.
До въезда в автономии Форт был уверен, что родился, жил и умер в самом свободном и демократичном из обществ. Он с детства затвердил, что Федерация - светоч свободы, и благодать её демократии - предмет зависти всех иномирян, особенно тоталитарных и имперских. Правда, в Федерации систематически случались мелкие и крупные свинства, кто-то мёр с голоду, кого-то убивали, всюду проверяли документы, происходили облавы, иногда бомбили жилые кварталы, обыскивали на улице и молотили дубинками, перлюстрировали бумажную и электронную почту, составляли горы досье на неблагонадёжных - но с этим федералы как-то свыклись, и гордиться свободой оно не мешало.
Но тут он неожиданно осознал, что до сих пор жил, как в Буолиа на выселках, и лишь сейчас узнал, что такое настоящая свобода.
Он мог назваться любым именем и даже огрызком вместо имени, и никто не требовал от него удостоверить свою личность. Он мог разгуливать в карнавальной маске, и никто не заставлял её снять. Он, совершенно чуждый туанцам, непринуждённо разъезжал и расхаживал по их планете, и если им слегка пренебрегали, то лишь по сходству с расой, в незапамятные времена спалившей мир, а в остальном не чинили никаких препятствий.
- Расскажи, что разрешено вашим... в рамках закона, - попросил он Уле.
На завтрак Сихо грела остатки ужина. Всем хватит поклевать, даже тяжёлому Возчику; он неедяка, словно постится.
Сихо думала о Расстриге. С началом суток, едва солнце зашло, Лье плавно свернул ухаживания, и его вынесло из кельи - побалагурить с милицейскими охранниками, узнать, кто поступил за день в Лазурную Ограду. Оч-чень непростой муун этот Расстрига. Притворяется бездельником - а всё примечает, всё на ум берёт. И той ночью... Сихо подёрнуло по телу холодком - двоих ухлопал, как конфету съел! Теперь обхаживает, улещает, чтобы, значит, полюбила и не выдала. Ишь, хитрый! О цветах поёт. Она вздохнула над вкусно дымящим судком и недовольно скосила глаз на затёртые крем-пудрой женские пятна, расползшиеся по тылу кисти. Любовный яд, хуже нет! И в храмовую больницу топать неохота - лежать, ждать, пока насосы прогоняют через себя лимфу...
- К чему ты испытываешь тяготение? - нудил Нию, по немощи способный толковать лишь о законах и профессиональном образовании. - Я бы, поверь опыту, советовал учиться на строителя.
Сихо открыла рот, желая ответить, что скреплять стенные панели ей не по плечу, пусть этим верзилы-нидэ занимаются. Но тут вошёл Возчик - и рот Сихо замер нараспашку.
Не нуждаясь во сне, Форт за ночь обстоятельно изучил её подарок, перечитал все рекомендации визажистов, сделал выводы и подобрал подходящий, на его взгляд, макияж, чтобы вполне соответствовать стандартам ТуаТоу.
Когда он явился компании в полной боевой размалёвке совершенного мужчины, эффект превзошёл все ожидания. Лье издал стон: «Ооо, не могу!!» - и повалился на лежак, стуча руками, как в агонии. Нию так громко сглотнул слюну, словно подавился собственным языком, а Уле в панике вскочил, крича:
- Салфетки! Воды! Какой ужас!
- Что-то не так? - заворочал Возчик головой.
- Не трожь термос!!! - Лье метнулся наперехват, чтобы Уле впопыхах не умыл Возчика кипятком.
Сихо захохотала, потом завизжала со всхлипами, смущённо сунув лицо в ладони.
- Нии, кто тебя надоумил?!
- Прошу, - как положено смехачу-затейнику, Возчик хранил ледяную невозмутимость, - объясните мне, что неправильно.
- Цветистый! - изнемогал Лье, корчась на ложе. - Сухостой в цвету!..
- Нии, так нельзя, - Уле подступал с намоченной салфеткой. - Ты же неплод. Люди засмеют. На, сотри.
- Странно. Я действовал по инструкции, - взяв влажный листок, Возчик стал снимать грим. - Написано: «Между фазами приемлемы фасоны...»
- Где у тебя между? ты же без индекса! - у Лье от смеха выступил наливной румянец. - А... не сердись, хорошо? я только спрошу. У вас, может, свой обычай? ну, в колонии?
- В нашей колонии красятся только мункэ, - Форт избавился от полос и растушевок узора, очистил руки и смял салфетку. Свойство блокировать мимику показалось ему даром Неба. Спасибо, что не вышел так на улицу. В общем, дёшево отделался - всего-то четверых насмешил. Правда, в галерее слышалось со стороны: «Ой, ой!», - но он не догадывался, к чему это относится.
- Возчик, не принимай за обиду! - Лье примиряюще замахал гибкими руками. - Слишком неожиданно это всё выглядело! Ну, ошибся ты, с кем не случается. Колонисты так чудят порой... очень давно вы от людей оторвались!
- Я не думала, - каялась Сихо, - я от чистой души подарила... Хочешь, Возчик, я наложу тебе краски, как надо? Очень тоненько, чуть-чуть.
После, когда Возчик ушёл по делам в город, она призналась Лье:
- Кожа у него как неживая, задубелая. Несчастный он! А руки ловкие. И верно, пахнет, будто вымытый, словно мыло в кожу въелось.
В ответ Лье, едва касаясь, провёл кончиками пальцев по её щеке и втянул её запах. Она захотела дать ему пощёчину, но передумала и лишь предупредила опасливым шёпотом:
- Я тебя боюсь.
Файтау запомнился Форту какой-то туманной, неяркой красотой. Смущало отсутствие твёрдой прямоты пересекающихся улиц, но понемногу он освоился и ощутил, что в какой-то мере может подражать походке туанцев. Он стал более непринуждённо наблюдать за всем вокруг, загнав тревогу поглубже - ей, как сторожевой собаке разума, следует знать своё место, а не будоражить рассудок непрестанным беспокойным лаем.
Дело было даже не в возможности бродить где вздумается, не боясь полиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
- С моей-то походкой и физиономией?..
- В этом нет вины. Но те, кто пострадал до рождения, часто ведут себя иначе. Льготы развращают их. А у вас есть профессия, вы умелец. По сравнению с Сихо вы добились гораздо большего.
- Понравилось, что нидэ угощает туа? - Форт уже разобрался с разницей в тональности и долготе звука, отличавшей название расы от просто людей.
- Да, - Уле сел на коврик. - Мне горько, если вы столкнулись с расовыми предрассудками. Это трудно побороть. Боюсь, так будет всегда. Но вы сделали шаг навстречу, вызвались помочь - как мы в Единстве.
- Ваши могут спрятать человека? незаметно вывезти?
- Ах, не могу вам лгать! Мы действуем в рамках закона, легально.
- Всегда?
На лице Уле выступила слабая, но явственная маска стыдливости.
- Иногда дело решается на уровне дружеских связей, по личной договорённости. Как бы частным образом. Но ваш случай особый - вы открыто обратились к белым. Нельзя подставлять их.
- Ясно. Завтра пойду покупать телефон. Кстати, для подключения надо что-нибудь предъявить? водительские права, страховой полис?
- Зачем? - Уле заморгал с неподдельным любопытством.
- Чтобы зарегистрировать мой номер.
- Не понимаю. Его просто аннулируют, когда вы перестанете платить.
До въезда в автономии Форт был уверен, что родился, жил и умер в самом свободном и демократичном из обществ. Он с детства затвердил, что Федерация - светоч свободы, и благодать её демократии - предмет зависти всех иномирян, особенно тоталитарных и имперских. Правда, в Федерации систематически случались мелкие и крупные свинства, кто-то мёр с голоду, кого-то убивали, всюду проверяли документы, происходили облавы, иногда бомбили жилые кварталы, обыскивали на улице и молотили дубинками, перлюстрировали бумажную и электронную почту, составляли горы досье на неблагонадёжных - но с этим федералы как-то свыклись, и гордиться свободой оно не мешало.
Но тут он неожиданно осознал, что до сих пор жил, как в Буолиа на выселках, и лишь сейчас узнал, что такое настоящая свобода.
Он мог назваться любым именем и даже огрызком вместо имени, и никто не требовал от него удостоверить свою личность. Он мог разгуливать в карнавальной маске, и никто не заставлял её снять. Он, совершенно чуждый туанцам, непринуждённо разъезжал и расхаживал по их планете, и если им слегка пренебрегали, то лишь по сходству с расой, в незапамятные времена спалившей мир, а в остальном не чинили никаких препятствий.
- Расскажи, что разрешено вашим... в рамках закона, - попросил он Уле.
На завтрак Сихо грела остатки ужина. Всем хватит поклевать, даже тяжёлому Возчику; он неедяка, словно постится.
Сихо думала о Расстриге. С началом суток, едва солнце зашло, Лье плавно свернул ухаживания, и его вынесло из кельи - побалагурить с милицейскими охранниками, узнать, кто поступил за день в Лазурную Ограду. Оч-чень непростой муун этот Расстрига. Притворяется бездельником - а всё примечает, всё на ум берёт. И той ночью... Сихо подёрнуло по телу холодком - двоих ухлопал, как конфету съел! Теперь обхаживает, улещает, чтобы, значит, полюбила и не выдала. Ишь, хитрый! О цветах поёт. Она вздохнула над вкусно дымящим судком и недовольно скосила глаз на затёртые крем-пудрой женские пятна, расползшиеся по тылу кисти. Любовный яд, хуже нет! И в храмовую больницу топать неохота - лежать, ждать, пока насосы прогоняют через себя лимфу...
- К чему ты испытываешь тяготение? - нудил Нию, по немощи способный толковать лишь о законах и профессиональном образовании. - Я бы, поверь опыту, советовал учиться на строителя.
Сихо открыла рот, желая ответить, что скреплять стенные панели ей не по плечу, пусть этим верзилы-нидэ занимаются. Но тут вошёл Возчик - и рот Сихо замер нараспашку.
Не нуждаясь во сне, Форт за ночь обстоятельно изучил её подарок, перечитал все рекомендации визажистов, сделал выводы и подобрал подходящий, на его взгляд, макияж, чтобы вполне соответствовать стандартам ТуаТоу.
Когда он явился компании в полной боевой размалёвке совершенного мужчины, эффект превзошёл все ожидания. Лье издал стон: «Ооо, не могу!!» - и повалился на лежак, стуча руками, как в агонии. Нию так громко сглотнул слюну, словно подавился собственным языком, а Уле в панике вскочил, крича:
- Салфетки! Воды! Какой ужас!
- Что-то не так? - заворочал Возчик головой.
- Не трожь термос!!! - Лье метнулся наперехват, чтобы Уле впопыхах не умыл Возчика кипятком.
Сихо захохотала, потом завизжала со всхлипами, смущённо сунув лицо в ладони.
- Нии, кто тебя надоумил?!
- Прошу, - как положено смехачу-затейнику, Возчик хранил ледяную невозмутимость, - объясните мне, что неправильно.
- Цветистый! - изнемогал Лье, корчась на ложе. - Сухостой в цвету!..
- Нии, так нельзя, - Уле подступал с намоченной салфеткой. - Ты же неплод. Люди засмеют. На, сотри.
- Странно. Я действовал по инструкции, - взяв влажный листок, Возчик стал снимать грим. - Написано: «Между фазами приемлемы фасоны...»
- Где у тебя между? ты же без индекса! - у Лье от смеха выступил наливной румянец. - А... не сердись, хорошо? я только спрошу. У вас, может, свой обычай? ну, в колонии?
- В нашей колонии красятся только мункэ, - Форт избавился от полос и растушевок узора, очистил руки и смял салфетку. Свойство блокировать мимику показалось ему даром Неба. Спасибо, что не вышел так на улицу. В общем, дёшево отделался - всего-то четверых насмешил. Правда, в галерее слышалось со стороны: «Ой, ой!», - но он не догадывался, к чему это относится.
- Возчик, не принимай за обиду! - Лье примиряюще замахал гибкими руками. - Слишком неожиданно это всё выглядело! Ну, ошибся ты, с кем не случается. Колонисты так чудят порой... очень давно вы от людей оторвались!
- Я не думала, - каялась Сихо, - я от чистой души подарила... Хочешь, Возчик, я наложу тебе краски, как надо? Очень тоненько, чуть-чуть.
После, когда Возчик ушёл по делам в город, она призналась Лье:
- Кожа у него как неживая, задубелая. Несчастный он! А руки ловкие. И верно, пахнет, будто вымытый, словно мыло в кожу въелось.
В ответ Лье, едва касаясь, провёл кончиками пальцев по её щеке и втянул её запах. Она захотела дать ему пощёчину, но передумала и лишь предупредила опасливым шёпотом:
- Я тебя боюсь.
Файтау запомнился Форту какой-то туманной, неяркой красотой. Смущало отсутствие твёрдой прямоты пересекающихся улиц, но понемногу он освоился и ощутил, что в какой-то мере может подражать походке туанцев. Он стал более непринуждённо наблюдать за всем вокруг, загнав тревогу поглубже - ей, как сторожевой собаке разума, следует знать своё место, а не будоражить рассудок непрестанным беспокойным лаем.
Дело было даже не в возможности бродить где вздумается, не боясь полиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103