Я попросил некоторых наших ведущих ученых дать свои предложения по основным направлениям исследований в связи с возможностями, которые появляются благодаря орбитальным станциям. Эти материалы были собраны в ИКИ. Я прошу директора ИКИ Георгия Ивановича Петрова доложить нам основные результаты.
Петров доложил, что ученые-астрофизики хотят иметь на орбитальных станциях комплекс научной аппаратуры на первом этапе массой 2,6 тонны, а на втором этапе – еще и параболическую антенну диаметром 20 метров.
– Для исследования природных рессурсов Земли просят зарезервировать 5,6 тонны, в том числе 0,4 тонны для спектрозонального фотографирования. Итого, по нашим расчетам, общий вес научного оборудования составит около 10 тонн, – закончил Петров.
– А позвольте узнать, в каком году эти тонны будут овеществлены в виде аппаратуры и приборов, пригодных для безотказной работы в космосе? – спросил Келдыш.
– Тут у нас разногласия, но пока раньше 1973 года никто ничего не обещает.
Главный инженер Института космических исследований (ИКИ) Ходарев и академик Вернов постарались детализировать многотонную концепцию Петрова.
Я спросил, когда мы можем получить не «живые» приборы для установки на «борт», а хотя бы габаритно-установочные чертежи и основные требования к системам ориентации и стабилизации.
– Сначала вы нам скажите, какие возмущения будут возникать от «бегающих» внутри станции космонавтов?
– Если космонавты будут вам мешать, мы можем их убрать в корабль и на время научных сеансов отстыковать его от станции.
– А кто же будет налаживать аппаратуру и наблюдать?
– Для этого включите в состав экипажа одного ученого-исследователя с риском, что он там может остаться в одиночестве надолго.
Дискуссия приобретала отнюдь не академический характер.
Келдыш принял доложенные программы за основу и поручил Петрову в месячный срок конкретные предложения согласовать с ЦКБЭМ.
16 июня в космосе произошло серьезное ЧП. Утром меня неожиданно вызвал Мишин. У него уже находились Бушуев, Феоктистов, Семенов и прилетевший из Евпатории Трегуб.
– Елисеев только что сообщил по ВЧ-связи, что на ДОСе пожар. Экипаж готовится к аварийной посадке. Надо сообщить Каманину, чтобы срочно привели в готовность службы поиска и спасения. Трегубу с баллистиками необходимо разобраться, на каком витке кораблю отделиться от ДОСа, чтобы посадка была гарантирована на нашей территории.
– Я как чувствовал, – обратился Мишин к Трегубу, – нельзя тебе было улетать из Евпатории. Там Елисеев один, может запаниковать. Сейчас дам команду Хвастунову срочно готовить самолет для вылета в Саки.
– Со всеми переездами перелет займет пять часов. За это время, может, и посадка пройдет. Лучше быть здесь – на связи, – сказал я.
Трегуб занялся переговорами по ВЧ-связи, и постепенно обстановка стала проясняться.
16 июня на станции появился запах горелой изоляции и дымок, выходивший из пульта управления научной аппаратурой (ПУНА).
– У нас на борту «завеса», – передал на Землю Волков.
По коду «завеса» обозначала не то дым, не то пожар. На Земле забыли о коде и начали переспрашивать, какая такая «завеса». Переговоры с Землей вел не командир экипажа, а Волков. Он не выдержал и, выругавшись, открытым текстом сказал:
– Пожар у нас! Сейчас уходим в корабль.
Далее он сказал, что они не могут найти инструкцию для срочной эвакуации и спуска и попросил, чтобы Земля им продиктовала, что и в какой последовательности надо делать.
В Подлипках удалось наладить дублирование переговоров между экипажем ДОСа и НИП-16.
– Сообщите данные для срочной расстыковки, – очень взволнованно требовал Волков.
Ответ Земли был после долгих поисков таким:
– Порядок действий на случай срочного ухода читайте на страницах 110-120, там описаны действия по переходу в спускаемый аппарат. После перехода расконсервировать корабль по инструкции на 7К-Т, страницы 98,а и 98,б. Расстыковка штатная. Подготовьте страницы 133-136. Посадка только по указанию Земли. Не торопитесь. Пульт выключен – и дым должен прекратиться. Если будете покидать станцию, то поглотитель вредных примесей оставьте включенным. Примите таблетки от головной боли. По данным телеметрии, СО2 и О2 в норме. Решение о переходе и расстыковке принимает командир.
Добровольский понял, что пора брать на себя связь с Землей:
– «Заря», я – «Янтарь». Приняли решение не торопиться. ПУНА выключен. Пока будем дежурить по двое, один будет отдыхать. Не волнуйтесь, у нас настроение работать дальше.
– «Янтарь-1», я – «Заря». Мы проанализировали состояние бортовых систем и считаем, что принятые меры гарантируют нормальную работу. Надеемся, что вы продолжите работу по штатной программе. Запахи пройдут. На 17 июня рекомендуем вам день отдыха, потом входите в режим. Учтите, что после ухода из зоны НИПов вас хорошо слышит корабль «Академик Сергей Королев».
Из дальнейших переговоров мы поняли, что Добровольский и Пацаев «приглушили» эмоции Волкова и отправили его отдыхать. Через пару витков «Академик Сергей Королев» передал, что на «борту» все в порядке. «Янтари-1 и -3» поужинали, а «Янтарь-2» отдыхает. Когда все немного успокоились, Мишин собрал всех переживавших неожиданное ЧП и дал указание Трегубу вернуться в Евпаторию на НИП-16 для наведения порядка. Мне и Раушенбаху – вылететь туда же с необходимыми специалистами через пять дней. Сам Мишин планировал вылететь с министром на полигон 20 июня для подготовки и пуска Н1№ 6Л.
– Пуск назначен на 27 июня. Сутки затратим на анализ замечаний. Значит, к вам в Евпаторию мы с министром прилетим 29 июня. Если там у них больше пожаров не будет, готовьте все материалы для штатной посадки на 30 июня.
Переполох под кодом «завеса» прошел по всем «этажам» нашей иерархии, вплоть до председателя ВПК.
Последующие успокоительные доклады из Евпаторийского центра управления и из космоса облегчили положение Мозжорина. Ему было дано поручение подготовить текст сообщения ТАСС о происшествии на орбитальной станции и в связи с этим о благополучном, но преждевременном возвращении экипажа. Теперь надобность в таком сообщении ТАСС отпала и можно было спокойно визировать стандартные сообщения о полете станции, работе космонавтов и их хорошем самочувствии.
20 июня Мишин, захватив с собой Охапкина, Симакина, полный «комплект» представителей служб и предприятий, участников подготовки и пуска Н1, улетел на полигон.
После отлета экспедиции во главе с Мишиным наступило короткое затишье. Я решил им воспользоваться, чтобы сократить «долги», накопившиеся в переписке по перспективным работам.
Вечером из первого отдела дежурная принесла груду почты. Я начал с разбора директивных документов и писем смежников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188
Петров доложил, что ученые-астрофизики хотят иметь на орбитальных станциях комплекс научной аппаратуры на первом этапе массой 2,6 тонны, а на втором этапе – еще и параболическую антенну диаметром 20 метров.
– Для исследования природных рессурсов Земли просят зарезервировать 5,6 тонны, в том числе 0,4 тонны для спектрозонального фотографирования. Итого, по нашим расчетам, общий вес научного оборудования составит около 10 тонн, – закончил Петров.
– А позвольте узнать, в каком году эти тонны будут овеществлены в виде аппаратуры и приборов, пригодных для безотказной работы в космосе? – спросил Келдыш.
– Тут у нас разногласия, но пока раньше 1973 года никто ничего не обещает.
Главный инженер Института космических исследований (ИКИ) Ходарев и академик Вернов постарались детализировать многотонную концепцию Петрова.
Я спросил, когда мы можем получить не «живые» приборы для установки на «борт», а хотя бы габаритно-установочные чертежи и основные требования к системам ориентации и стабилизации.
– Сначала вы нам скажите, какие возмущения будут возникать от «бегающих» внутри станции космонавтов?
– Если космонавты будут вам мешать, мы можем их убрать в корабль и на время научных сеансов отстыковать его от станции.
– А кто же будет налаживать аппаратуру и наблюдать?
– Для этого включите в состав экипажа одного ученого-исследователя с риском, что он там может остаться в одиночестве надолго.
Дискуссия приобретала отнюдь не академический характер.
Келдыш принял доложенные программы за основу и поручил Петрову в месячный срок конкретные предложения согласовать с ЦКБЭМ.
16 июня в космосе произошло серьезное ЧП. Утром меня неожиданно вызвал Мишин. У него уже находились Бушуев, Феоктистов, Семенов и прилетевший из Евпатории Трегуб.
– Елисеев только что сообщил по ВЧ-связи, что на ДОСе пожар. Экипаж готовится к аварийной посадке. Надо сообщить Каманину, чтобы срочно привели в готовность службы поиска и спасения. Трегубу с баллистиками необходимо разобраться, на каком витке кораблю отделиться от ДОСа, чтобы посадка была гарантирована на нашей территории.
– Я как чувствовал, – обратился Мишин к Трегубу, – нельзя тебе было улетать из Евпатории. Там Елисеев один, может запаниковать. Сейчас дам команду Хвастунову срочно готовить самолет для вылета в Саки.
– Со всеми переездами перелет займет пять часов. За это время, может, и посадка пройдет. Лучше быть здесь – на связи, – сказал я.
Трегуб занялся переговорами по ВЧ-связи, и постепенно обстановка стала проясняться.
16 июня на станции появился запах горелой изоляции и дымок, выходивший из пульта управления научной аппаратурой (ПУНА).
– У нас на борту «завеса», – передал на Землю Волков.
По коду «завеса» обозначала не то дым, не то пожар. На Земле забыли о коде и начали переспрашивать, какая такая «завеса». Переговоры с Землей вел не командир экипажа, а Волков. Он не выдержал и, выругавшись, открытым текстом сказал:
– Пожар у нас! Сейчас уходим в корабль.
Далее он сказал, что они не могут найти инструкцию для срочной эвакуации и спуска и попросил, чтобы Земля им продиктовала, что и в какой последовательности надо делать.
В Подлипках удалось наладить дублирование переговоров между экипажем ДОСа и НИП-16.
– Сообщите данные для срочной расстыковки, – очень взволнованно требовал Волков.
Ответ Земли был после долгих поисков таким:
– Порядок действий на случай срочного ухода читайте на страницах 110-120, там описаны действия по переходу в спускаемый аппарат. После перехода расконсервировать корабль по инструкции на 7К-Т, страницы 98,а и 98,б. Расстыковка штатная. Подготовьте страницы 133-136. Посадка только по указанию Земли. Не торопитесь. Пульт выключен – и дым должен прекратиться. Если будете покидать станцию, то поглотитель вредных примесей оставьте включенным. Примите таблетки от головной боли. По данным телеметрии, СО2 и О2 в норме. Решение о переходе и расстыковке принимает командир.
Добровольский понял, что пора брать на себя связь с Землей:
– «Заря», я – «Янтарь». Приняли решение не торопиться. ПУНА выключен. Пока будем дежурить по двое, один будет отдыхать. Не волнуйтесь, у нас настроение работать дальше.
– «Янтарь-1», я – «Заря». Мы проанализировали состояние бортовых систем и считаем, что принятые меры гарантируют нормальную работу. Надеемся, что вы продолжите работу по штатной программе. Запахи пройдут. На 17 июня рекомендуем вам день отдыха, потом входите в режим. Учтите, что после ухода из зоны НИПов вас хорошо слышит корабль «Академик Сергей Королев».
Из дальнейших переговоров мы поняли, что Добровольский и Пацаев «приглушили» эмоции Волкова и отправили его отдыхать. Через пару витков «Академик Сергей Королев» передал, что на «борту» все в порядке. «Янтари-1 и -3» поужинали, а «Янтарь-2» отдыхает. Когда все немного успокоились, Мишин собрал всех переживавших неожиданное ЧП и дал указание Трегубу вернуться в Евпаторию на НИП-16 для наведения порядка. Мне и Раушенбаху – вылететь туда же с необходимыми специалистами через пять дней. Сам Мишин планировал вылететь с министром на полигон 20 июня для подготовки и пуска Н1№ 6Л.
– Пуск назначен на 27 июня. Сутки затратим на анализ замечаний. Значит, к вам в Евпаторию мы с министром прилетим 29 июня. Если там у них больше пожаров не будет, готовьте все материалы для штатной посадки на 30 июня.
Переполох под кодом «завеса» прошел по всем «этажам» нашей иерархии, вплоть до председателя ВПК.
Последующие успокоительные доклады из Евпаторийского центра управления и из космоса облегчили положение Мозжорина. Ему было дано поручение подготовить текст сообщения ТАСС о происшествии на орбитальной станции и в связи с этим о благополучном, но преждевременном возвращении экипажа. Теперь надобность в таком сообщении ТАСС отпала и можно было спокойно визировать стандартные сообщения о полете станции, работе космонавтов и их хорошем самочувствии.
20 июня Мишин, захватив с собой Охапкина, Симакина, полный «комплект» представителей служб и предприятий, участников подготовки и пуска Н1, улетел на полигон.
После отлета экспедиции во главе с Мишиным наступило короткое затишье. Я решил им воспользоваться, чтобы сократить «долги», накопившиеся в переписке по перспективным работам.
Вечером из первого отдела дежурная принесла груду почты. Я начал с разбора директивных документов и писем смежников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188