— Я вижу, у вас богатейшее собрание.
— Они принадлежали моему прадеду. — Полковник улыбнулся. — Я думаю, он купил этот дом только потому, что здесь много места на стенах.
— Что ж, оно ему пригодилось, — сказал Джимми.
Сопровождаемый полковником, он пошел из комнаты в комнату и увидел в одной коллекцию маленьких китайских ваз.
— А это откуда? — поинтересовался он.
— У меня был один дальний родственник, — объяснил полковник. — Умирая, он оставил эту коллекцию моему отцу, но я не сказал бы, что она меня очень привлекает. Я предпочитаю картины.
— Так же, как и я, — согласился Джимми. Когда они возвратились в Кингз-Кип, он показал Никель три китайских вазы.
— Эта — династии Мин, эта — Сун, а последняя — Чин, — сказал он.
— Они очень… дорогие? — спросила Николь.
— Они уникальны! Бесценны! — ответил Джимми.
— И… Ты их… украл, — затаив дыхание, пробормотала Николь.
— У человека, который их не ценит, а значит, не имеет права обладать такими сокровищами! — возразил Джимми.
— Но… если полковник заметит, что они… пропали?
— Крайне маловероятно, — ответил Джимми. — Его интересуют только картины, и я был бы весьма удивлен, узнав, что он когда-нибудь пересчитывал эти вазы.
Бесполезно было говорить, что она думает по этому поводу.
На следующий день Джимми отправился в Лондон и вернулся, приплясывая от восторга: какой-то знаток восточной керамики заплатил за вазы сумму, о которой трудно было даже мечтать.
— Он говорил, что никогда не надеялся на такую удачу, и все твердил, что эти экземпляры — единственные в своем роде, — хвастался Джимми.
— И он… Не собирается их… перепродать? — с тревогой спросила Николь.
— К счастью, нет. Он хочет оставить их себе.
Николь вздохнула с облегчением.
Она боялась, что, если вазы попадут на какой-нибудь аукцион, об этом напишут в газетах, и полковник подумает, что они подозрительно похожи на те, что есть у него.
Николь всю ночь пролежала без сна, тревожась об этом.
Но в конце года Джимми повез ее к очередному родственнику.
Только однажды они ушли с пустыми руками — и то оттого лишь, что Джимми не нашел в доме ничего, что действительно стоило взять.
Николь была вынуждена признать, что после ремонта Кингз-Кип засверкал словно драгоценный камень.
Древняя кладка из розового кирпича была отреставрирована.
Окна и двери покрашены.
Потом Джимми начал одну за другой восстанавливать убранство комнат.
С каждым днем дом становился все прекраснее.
Но у Николь каждый раз замирало сердце, когда очередной посетитель начинал восхищаться Кингз-Кип.
Она боялась, что рано или поздно люди зададутся вопросом, на какие средства все это делается.
И вот сегодня, приехав домой, она ждала Джимми, который должен был вернуться приблизительно через час.
Он уехал в Лондон, чтобы продать картину, которую украл во время последнего визита.
Лорд Мерсей, их дальний родственник, был вдовцом.
У него не было детей — однако, по словам Джимми, он был довольно прижимист.
Это означало, как понимала Николь, что в свое время он отказался дать Джимми денег.
Лорд Мерсей был урожденный Танкомб.
Он стал пэром после того, как сделал выдающуюся карьеру в суде и был назначен членом Палаты Лордов по рассмотрению апелляций.
Картина была довольно велика.
Когда Джимми поздно вечером внес ее в спальню сестры, Николь воскликнула:
— Но… Ты же не можешь ее… забрать! Она такая большая, что ее пропажу сразу заметят!
— Это Дюге, семнадцатый век. Французские художники, которые учились в Италии, сегодня в цене, — твердо сказал Джимми.
— Где ты ее нашел?
— В Большом Зале, который используется только для крупных приемов.
— Но… Слуги все равно обратят внимание… — с сомнением сказала Николь. Джимми улыбнулся.
— Ты недооцениваешь меня, моя дорогая сестренка! Я заменил картину олеографией, которая, я уверен, понравится им куда больше!
Николь затаила дыхание.
— И она… Того же размера?
— Почти! Я нашел ее в коридоре на верхнем этаже, где никто не заметит ее отсутствия!
Джимми достал носовой платок и осторожно смахнул с картины пыль.
— Она даст нам новые шторы в гостиную, — прошептал он, — и позволит нанять еще одного садовника.
По его тону Николь поняла: спорить бесполезно. И Джимми был похож на влюбленного. Ради Кингз-Кип он готов был на все. Он принес картину к Николь, потому что ее сундучок был уже наполовину уложен. Наутро они собирались уехать.
— У меня так мало вещей, — сказал Джимми, — что камердинер заметит, если я понесу ее вместе с остальными.
— Я не хочу, чтобы она была у меня! — торопливо воскликнула Николь.
Но еще не успев договорить, она поняла, что Джимми не убедишь.
Он открыл сундучок, вынул платья, которые горничная уже аккуратно сложила, и спрятал картину на самое дно.
Потом Джимми сунул платья назад.
— Теперь укладывай остальное, — велел он, — и позаботься, чтобы горничная не стала тут рыться, в последнюю минуту запихивая то, что ты позабыла.
Всю ночь Николь не могла уснуть.
Она была очень испугана.
Но, когда они уезжали, никто не заподозрил, что с ними уезжает картина.
Джимми забрал полотно в Лондон.
Николь твердила себе, что ей совершенно все равно, сколько он выручит на сей раз, — и все же сгорала от нетерпения поскорее это узнать.
Услышав стук колес перед домом, она не стала ждать Баттера.
Их дворецкий страдал ревматизмом и ходил очень медленно.
Николь сама открыла дверь.
Джимми вышел из экипажа, и по его лицу было видно, что все прошло как нельзя лучше.
— Ты вернулся, Джимми! О, слава Богу! — воскликнула Николь.
Он наклонился, чтобы поцеловать сестру в щеку, а потом сказал:
— Да, я вернулся и привез с собой невероятные новости!
Джимми вошел в дом.
Баттер, с опозданием приковылявший из кухни, взял его вещи.
— Что случилось? — заговорщицким тоном спросила Николь, когда они вошли в гостиную.
— Много всего, — ответил Джимми. — Во-первых, я получил за картину тысячу гиней!
Николь задохнулась от удивления.
— Так много?
— А во-вторых, и это более важно, — продолжал ее брат, — в следующую пятницу мы приглашены к маркизу Риджмонту.
— К маркизу… Риджмонту? — повторила Николь. Она никогда раньше не слышала о таком.
— У него самое большее собрание живописи в стране, — пояснил Джимми. — И именно он купил у меня Дюге.
Николь нервно сжала ладони.
— Ты… абсолютно уверен, — шепотом спросила она, — что он ничего не подозревает?
— Нет-нет, конечно же, нет, — ответил Джимми. — Да и с чего ему подозревать? Я же сказал тебе, где была эта картина. О ней никто не знает.
Николь вздрогнула.
Она считала, что Джимми совершает большую ошибку, связываясь с коллекционерами.
Эти люди были отлично осведомлены и 6 самих картинах, и о том, кому они принадлежат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
— Они принадлежали моему прадеду. — Полковник улыбнулся. — Я думаю, он купил этот дом только потому, что здесь много места на стенах.
— Что ж, оно ему пригодилось, — сказал Джимми.
Сопровождаемый полковником, он пошел из комнаты в комнату и увидел в одной коллекцию маленьких китайских ваз.
— А это откуда? — поинтересовался он.
— У меня был один дальний родственник, — объяснил полковник. — Умирая, он оставил эту коллекцию моему отцу, но я не сказал бы, что она меня очень привлекает. Я предпочитаю картины.
— Так же, как и я, — согласился Джимми. Когда они возвратились в Кингз-Кип, он показал Никель три китайских вазы.
— Эта — династии Мин, эта — Сун, а последняя — Чин, — сказал он.
— Они очень… дорогие? — спросила Николь.
— Они уникальны! Бесценны! — ответил Джимми.
— И… Ты их… украл, — затаив дыхание, пробормотала Николь.
— У человека, который их не ценит, а значит, не имеет права обладать такими сокровищами! — возразил Джимми.
— Но… если полковник заметит, что они… пропали?
— Крайне маловероятно, — ответил Джимми. — Его интересуют только картины, и я был бы весьма удивлен, узнав, что он когда-нибудь пересчитывал эти вазы.
Бесполезно было говорить, что она думает по этому поводу.
На следующий день Джимми отправился в Лондон и вернулся, приплясывая от восторга: какой-то знаток восточной керамики заплатил за вазы сумму, о которой трудно было даже мечтать.
— Он говорил, что никогда не надеялся на такую удачу, и все твердил, что эти экземпляры — единственные в своем роде, — хвастался Джимми.
— И он… Не собирается их… перепродать? — с тревогой спросила Николь.
— К счастью, нет. Он хочет оставить их себе.
Николь вздохнула с облегчением.
Она боялась, что, если вазы попадут на какой-нибудь аукцион, об этом напишут в газетах, и полковник подумает, что они подозрительно похожи на те, что есть у него.
Николь всю ночь пролежала без сна, тревожась об этом.
Но в конце года Джимми повез ее к очередному родственнику.
Только однажды они ушли с пустыми руками — и то оттого лишь, что Джимми не нашел в доме ничего, что действительно стоило взять.
Николь была вынуждена признать, что после ремонта Кингз-Кип засверкал словно драгоценный камень.
Древняя кладка из розового кирпича была отреставрирована.
Окна и двери покрашены.
Потом Джимми начал одну за другой восстанавливать убранство комнат.
С каждым днем дом становился все прекраснее.
Но у Николь каждый раз замирало сердце, когда очередной посетитель начинал восхищаться Кингз-Кип.
Она боялась, что рано или поздно люди зададутся вопросом, на какие средства все это делается.
И вот сегодня, приехав домой, она ждала Джимми, который должен был вернуться приблизительно через час.
Он уехал в Лондон, чтобы продать картину, которую украл во время последнего визита.
Лорд Мерсей, их дальний родственник, был вдовцом.
У него не было детей — однако, по словам Джимми, он был довольно прижимист.
Это означало, как понимала Николь, что в свое время он отказался дать Джимми денег.
Лорд Мерсей был урожденный Танкомб.
Он стал пэром после того, как сделал выдающуюся карьеру в суде и был назначен членом Палаты Лордов по рассмотрению апелляций.
Картина была довольно велика.
Когда Джимми поздно вечером внес ее в спальню сестры, Николь воскликнула:
— Но… Ты же не можешь ее… забрать! Она такая большая, что ее пропажу сразу заметят!
— Это Дюге, семнадцатый век. Французские художники, которые учились в Италии, сегодня в цене, — твердо сказал Джимми.
— Где ты ее нашел?
— В Большом Зале, который используется только для крупных приемов.
— Но… Слуги все равно обратят внимание… — с сомнением сказала Николь. Джимми улыбнулся.
— Ты недооцениваешь меня, моя дорогая сестренка! Я заменил картину олеографией, которая, я уверен, понравится им куда больше!
Николь затаила дыхание.
— И она… Того же размера?
— Почти! Я нашел ее в коридоре на верхнем этаже, где никто не заметит ее отсутствия!
Джимми достал носовой платок и осторожно смахнул с картины пыль.
— Она даст нам новые шторы в гостиную, — прошептал он, — и позволит нанять еще одного садовника.
По его тону Николь поняла: спорить бесполезно. И Джимми был похож на влюбленного. Ради Кингз-Кип он готов был на все. Он принес картину к Николь, потому что ее сундучок был уже наполовину уложен. Наутро они собирались уехать.
— У меня так мало вещей, — сказал Джимми, — что камердинер заметит, если я понесу ее вместе с остальными.
— Я не хочу, чтобы она была у меня! — торопливо воскликнула Николь.
Но еще не успев договорить, она поняла, что Джимми не убедишь.
Он открыл сундучок, вынул платья, которые горничная уже аккуратно сложила, и спрятал картину на самое дно.
Потом Джимми сунул платья назад.
— Теперь укладывай остальное, — велел он, — и позаботься, чтобы горничная не стала тут рыться, в последнюю минуту запихивая то, что ты позабыла.
Всю ночь Николь не могла уснуть.
Она была очень испугана.
Но, когда они уезжали, никто не заподозрил, что с ними уезжает картина.
Джимми забрал полотно в Лондон.
Николь твердила себе, что ей совершенно все равно, сколько он выручит на сей раз, — и все же сгорала от нетерпения поскорее это узнать.
Услышав стук колес перед домом, она не стала ждать Баттера.
Их дворецкий страдал ревматизмом и ходил очень медленно.
Николь сама открыла дверь.
Джимми вышел из экипажа, и по его лицу было видно, что все прошло как нельзя лучше.
— Ты вернулся, Джимми! О, слава Богу! — воскликнула Николь.
Он наклонился, чтобы поцеловать сестру в щеку, а потом сказал:
— Да, я вернулся и привез с собой невероятные новости!
Джимми вошел в дом.
Баттер, с опозданием приковылявший из кухни, взял его вещи.
— Что случилось? — заговорщицким тоном спросила Николь, когда они вошли в гостиную.
— Много всего, — ответил Джимми. — Во-первых, я получил за картину тысячу гиней!
Николь задохнулась от удивления.
— Так много?
— А во-вторых, и это более важно, — продолжал ее брат, — в следующую пятницу мы приглашены к маркизу Риджмонту.
— К маркизу… Риджмонту? — повторила Николь. Она никогда раньше не слышала о таком.
— У него самое большее собрание живописи в стране, — пояснил Джимми. — И именно он купил у меня Дюге.
Николь нервно сжала ладони.
— Ты… абсолютно уверен, — шепотом спросила она, — что он ничего не подозревает?
— Нет-нет, конечно же, нет, — ответил Джимми. — Да и с чего ему подозревать? Я же сказал тебе, где была эта картина. О ней никто не знает.
Николь вздрогнула.
Она считала, что Джимми совершает большую ошибку, связываясь с коллекционерами.
Эти люди были отлично осведомлены и 6 самих картинах, и о том, кому они принадлежат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31