Вполне правдоподобно.
– Вот я и подумал, – продолжал Берх, – а что, если Сторм пошел к разлому, чтобы взглянуть, что там произошло. Взглянуть на место падения метеорита, например.
– Он бы нам сказал, – возразил Вэндж, – хотя кто его знает…
– А как Сторм догадался, что там что-то произошло? – спросил Зимин.
– По показаниям сейсмографа, – не совсем уверенно предположил Берх. – У вас есть сейсмограф?
– Разумеется, есть. – В голосе Вэнджа послышались нотки раздражения.
Берх решил дожимать:
– Его показания проверяли?
– Нет, не проверяли. Да и что он мог показать? Если сейсмический удар был настолько слабым, что от него произошел лишь небольшой обвал, то на сейсмографе он выглядел бы, как удар от посадки корабля. Если, конечно, посадить его рядом со станцией, а не… – Зимин не стал продолжать. Намек на верховский непрофессионализм был настолько очевиден, что Берх не мог попросту пропустить его слова мимо ушей:
– И кто же вас в таком случае посещал? Судя по вашим же записям, последним, кто садился на Плером, до того как исчез Сторм, был сам Сторм!
Зимин смутился.
– Да я это так, к примеру сказал. Никого здесь не было. Если хотите, я покажу вам записи сейсмографа…
– Вот и отлично, – Берх получил что хотел, – ведите меня к вашему сейсмографу.
Зимин не ошибся – от показаний сейсмографа толку было мало, поскольку самих показаний было слишком много – всплески различной амплитуды следовали один за другим. Сейсмограф оказался на редкость чувствительным.
Если бы Берх был специалистом по взрывам, а не по высоким технологиям, то он сумел бы определить, хотя бы приблизительно, какой мощности должен последовать удар, чтобы вызвать небольшой обвал у края разлома. Но во взрывах Берх понимал еще меньше, чем я – в гомоидах. Все, что он мог сделать – так это сопоставить всплески на записи сейсмографа с хронологией событий, предшествующих исчезновению Сторма. Связь со Стормом обо-рвалась десятого июля по синхронизированному времени, в 3. 15, то есть глубокой ночью. Это была ночь и для Плерома, и для работавших на нем людей, которые жили по стандартным двадцатичетырехчасовым часам. В ту ночь Сторм дежурил, а Вэндж и Зимин соответственно спали. Со станции Сторм вышел в 2.05 и за час с небольшим дошел до разлома. Система контроля за жизнеобеспечением записала весь его маршрут. Шел он уверенно, так, будто точно знал, зачем и куда идет. За полчаса до выхода, точнее, в 1. 31 сейсмограф зафиксировал небольшой сейсмический удар в районе разлома, но именно ли он привлек внимание Сторма, по-прежнему оставалось непонятным. Берх попробовал смоделировать сейсмические удары на нейросимуляторе. Для начала он устроил парочку небольших землетрясений с эпицентром в районе разлома, затем стал бомбить край разлома метеоритами. Сейсмические всплески получались самыми разнообразными, но ни один не совпал с тем, что был зафиксирован в 1. 31. Тогда Берх поручил компьютеру самостоятельно симулировать сейсмические удары, стараясь сделать их похожими на реальные, записанные сейсмографом удары. Через час Берх с грустью убедился, что ничего из его затеи не вышло. Компьютер показал, во-первых, что эпицентр удара, произошедшего в 1. 31, находился вдалеке от места исчезновения Сторма, а во-вторых, что край разлома мог обвалиться от чего угодно – хоть бы и сам по себе.
Остаток дня Берх провел за изучением того, что осталось после Сторма. В каюте он нашел только личные вещи астронавта: одежду, туалетные принадлежности, несколько безделушек-талисманов, коим вменялось в обязанность приносить удачу, и это, пожалуй, все. Комлога Сторма Берх не нашел.
– Он всегда таскал его с собой, – сказал Вэндж после того, как Берх спросил его, куда мог пропасть комлог Сторма.
Берх удивился:
– Но зачем? Зачем брать с собой комлог, если сверху наденешь скафандр и комлогом все равно нельзя воспользоваться?
– Ну это зависит от того, как вы собираетесь им воспользоваться. Сторм, по сути, был новичком в космосе – ему все здесь было интересно. И он записывал свои впечатления на комлог.
– Записывать впечатления можно и через канал связи. Комлог при этом мог спокойно лежать в каюте – впечатления от этого не пострадают, – возразил ему Берх.
– Что ж сделаешь – у каждого из нас свои привычки, – глубокомысленно заметил Вэндж.
Верха такой ответ не удовлетворил. Не совершает ли он ошибку, оставляя свой комлог в каюте, засомневался он. Несмотря на защиту от взлома, Вэндж и Зимин могут вскрыть его, пока сам Берх находится на поверхности Плерома. Сторм мог опасаться того же самого и поэтому всегда держал комлог при себе. С трудом подавив волнение, Берх спросил:
– Какие еще у него были привычки? Что он повсюду таскал с собой комлог, я уже понял.
– Честно говоря, я с трудом могу сказать что-либо определенное. Астронавт как астронавт…
– Но вы же работали с ним еще до Плерома. И раз вы его взяли к себе в команду, вы должны были хорошо его знать. Вы не могли принять в экипаж кого угодно, следовательно, чем-то он вам понравился. Чем именно?
– Вы задаете мне те же вопросы, что и комиссия из АККО. Сторм был молод, энергичен и главное – его мало привлекал ваш маленький мир. Помните, как раньше говорили… впрочем, этого уже никто не помнит. Давным-давно на Земле участники полярных экспедиций называли обитаемую часть суши «большой землей». По аналогии, следовало бы назвать обитаемую часть Вселенной «большим миром», но как-то язык не поворачивается. Потому что настоящая история творится здесь… – И Вэндж ткнул пальцем в экран. Сквозь слабую атмосферу Плерома тускло просвечивал Белый Карлик.
– А сами вы верите в то, что она скоро может взорваться? – спросил Берх.
– Кто, сверхновая? Верю, иначе меня бы здесь не было, – с хладнокровием фаталиста ответил Вэндж. Берх поежился.
– И вам не страшно?
– Говоря формальным языком, вероятность того, что она рванет при нашей жизни, – одна сотая процента. – Вэндж ушел от прямого ответа.
– По космическим меркам – это почти наверняка. Русская рулетка, кажется, так это называется, – с усмешкой произнес Берх, но усмешка у него вышла вялой и неубедительной. Ему стало еще больше не по себе. Как допрашивать человека, который и без того живет между молотом и наковальней?
– Вы сказали «при нашей жизни»… А сколько вам? – спросил Берх.
– Сорок пять, а вам?
– Сорок один…
– Следовательно, слова «при нашей» жизни я употребил более или менее корректно, – успокоил Вэндж Верха.
Пока Берх искал способ совладать с охватившим его волнением, Вэндж сменил тему:
– Даже если бы ваше моделирование дало сейсмическую картинку, схожую с той, что зафиксировал сейсмограф в 1. 31, что тогда? В сущности, это ведь ничего не доказывает.
– Посмотрим, – неопределенно ответил Берх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
– Вот я и подумал, – продолжал Берх, – а что, если Сторм пошел к разлому, чтобы взглянуть, что там произошло. Взглянуть на место падения метеорита, например.
– Он бы нам сказал, – возразил Вэндж, – хотя кто его знает…
– А как Сторм догадался, что там что-то произошло? – спросил Зимин.
– По показаниям сейсмографа, – не совсем уверенно предположил Берх. – У вас есть сейсмограф?
– Разумеется, есть. – В голосе Вэнджа послышались нотки раздражения.
Берх решил дожимать:
– Его показания проверяли?
– Нет, не проверяли. Да и что он мог показать? Если сейсмический удар был настолько слабым, что от него произошел лишь небольшой обвал, то на сейсмографе он выглядел бы, как удар от посадки корабля. Если, конечно, посадить его рядом со станцией, а не… – Зимин не стал продолжать. Намек на верховский непрофессионализм был настолько очевиден, что Берх не мог попросту пропустить его слова мимо ушей:
– И кто же вас в таком случае посещал? Судя по вашим же записям, последним, кто садился на Плером, до того как исчез Сторм, был сам Сторм!
Зимин смутился.
– Да я это так, к примеру сказал. Никого здесь не было. Если хотите, я покажу вам записи сейсмографа…
– Вот и отлично, – Берх получил что хотел, – ведите меня к вашему сейсмографу.
Зимин не ошибся – от показаний сейсмографа толку было мало, поскольку самих показаний было слишком много – всплески различной амплитуды следовали один за другим. Сейсмограф оказался на редкость чувствительным.
Если бы Берх был специалистом по взрывам, а не по высоким технологиям, то он сумел бы определить, хотя бы приблизительно, какой мощности должен последовать удар, чтобы вызвать небольшой обвал у края разлома. Но во взрывах Берх понимал еще меньше, чем я – в гомоидах. Все, что он мог сделать – так это сопоставить всплески на записи сейсмографа с хронологией событий, предшествующих исчезновению Сторма. Связь со Стормом обо-рвалась десятого июля по синхронизированному времени, в 3. 15, то есть глубокой ночью. Это была ночь и для Плерома, и для работавших на нем людей, которые жили по стандартным двадцатичетырехчасовым часам. В ту ночь Сторм дежурил, а Вэндж и Зимин соответственно спали. Со станции Сторм вышел в 2.05 и за час с небольшим дошел до разлома. Система контроля за жизнеобеспечением записала весь его маршрут. Шел он уверенно, так, будто точно знал, зачем и куда идет. За полчаса до выхода, точнее, в 1. 31 сейсмограф зафиксировал небольшой сейсмический удар в районе разлома, но именно ли он привлек внимание Сторма, по-прежнему оставалось непонятным. Берх попробовал смоделировать сейсмические удары на нейросимуляторе. Для начала он устроил парочку небольших землетрясений с эпицентром в районе разлома, затем стал бомбить край разлома метеоритами. Сейсмические всплески получались самыми разнообразными, но ни один не совпал с тем, что был зафиксирован в 1. 31. Тогда Берх поручил компьютеру самостоятельно симулировать сейсмические удары, стараясь сделать их похожими на реальные, записанные сейсмографом удары. Через час Берх с грустью убедился, что ничего из его затеи не вышло. Компьютер показал, во-первых, что эпицентр удара, произошедшего в 1. 31, находился вдалеке от места исчезновения Сторма, а во-вторых, что край разлома мог обвалиться от чего угодно – хоть бы и сам по себе.
Остаток дня Берх провел за изучением того, что осталось после Сторма. В каюте он нашел только личные вещи астронавта: одежду, туалетные принадлежности, несколько безделушек-талисманов, коим вменялось в обязанность приносить удачу, и это, пожалуй, все. Комлога Сторма Берх не нашел.
– Он всегда таскал его с собой, – сказал Вэндж после того, как Берх спросил его, куда мог пропасть комлог Сторма.
Берх удивился:
– Но зачем? Зачем брать с собой комлог, если сверху наденешь скафандр и комлогом все равно нельзя воспользоваться?
– Ну это зависит от того, как вы собираетесь им воспользоваться. Сторм, по сути, был новичком в космосе – ему все здесь было интересно. И он записывал свои впечатления на комлог.
– Записывать впечатления можно и через канал связи. Комлог при этом мог спокойно лежать в каюте – впечатления от этого не пострадают, – возразил ему Берх.
– Что ж сделаешь – у каждого из нас свои привычки, – глубокомысленно заметил Вэндж.
Верха такой ответ не удовлетворил. Не совершает ли он ошибку, оставляя свой комлог в каюте, засомневался он. Несмотря на защиту от взлома, Вэндж и Зимин могут вскрыть его, пока сам Берх находится на поверхности Плерома. Сторм мог опасаться того же самого и поэтому всегда держал комлог при себе. С трудом подавив волнение, Берх спросил:
– Какие еще у него были привычки? Что он повсюду таскал с собой комлог, я уже понял.
– Честно говоря, я с трудом могу сказать что-либо определенное. Астронавт как астронавт…
– Но вы же работали с ним еще до Плерома. И раз вы его взяли к себе в команду, вы должны были хорошо его знать. Вы не могли принять в экипаж кого угодно, следовательно, чем-то он вам понравился. Чем именно?
– Вы задаете мне те же вопросы, что и комиссия из АККО. Сторм был молод, энергичен и главное – его мало привлекал ваш маленький мир. Помните, как раньше говорили… впрочем, этого уже никто не помнит. Давным-давно на Земле участники полярных экспедиций называли обитаемую часть суши «большой землей». По аналогии, следовало бы назвать обитаемую часть Вселенной «большим миром», но как-то язык не поворачивается. Потому что настоящая история творится здесь… – И Вэндж ткнул пальцем в экран. Сквозь слабую атмосферу Плерома тускло просвечивал Белый Карлик.
– А сами вы верите в то, что она скоро может взорваться? – спросил Берх.
– Кто, сверхновая? Верю, иначе меня бы здесь не было, – с хладнокровием фаталиста ответил Вэндж. Берх поежился.
– И вам не страшно?
– Говоря формальным языком, вероятность того, что она рванет при нашей жизни, – одна сотая процента. – Вэндж ушел от прямого ответа.
– По космическим меркам – это почти наверняка. Русская рулетка, кажется, так это называется, – с усмешкой произнес Берх, но усмешка у него вышла вялой и неубедительной. Ему стало еще больше не по себе. Как допрашивать человека, который и без того живет между молотом и наковальней?
– Вы сказали «при нашей жизни»… А сколько вам? – спросил Берх.
– Сорок пять, а вам?
– Сорок один…
– Следовательно, слова «при нашей» жизни я употребил более или менее корректно, – успокоил Вэндж Верха.
Пока Берх искал способ совладать с охватившим его волнением, Вэндж сменил тему:
– Даже если бы ваше моделирование дало сейсмическую картинку, схожую с той, что зафиксировал сейсмограф в 1. 31, что тогда? В сущности, это ведь ничего не доказывает.
– Посмотрим, – неопределенно ответил Берх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113