так некоторым обязательно нужно плотно поесть перед сном); уже третий звонок, началось, благородные режутся остротами, но на сцене — не благородные, и поэтому приходится их останавливать, останавливают, и… — уже твой выход — вперед, давай же, давай! Ты выходишь (нужно играть влюбленную рассеянность — «ха-ха три раза!»), говоришь необходимое, но мысли, мысли-то — продажные хомячки в колесе на Птичьем рынке — об одном, об одном и том же
— Ты по любви тоскуешь? — Нет. — Ты любишь? — Да, и томлюсь тоскою по любви. — О, эта кроткая на вид любовь!..
— как же ты устал — от жизни, от Дара, от самого себя. Мысли, мысли, мысли… Они мешают, они чертовски мешают — но не думать невозможно, ты уже проверял, не думать можно только во сне, но заснуть… — попробуйте-ка заснуть! …А она, как она сегодня смотрела. Участливо, но вместе с тем и твердо. И разговаривала, словно ничего не случилось, хотя в словах ты и слышал полуприкрытую заботу. Но — заботу о том, кого поневоле приручила. Не более. И зачем тебе такая доброта? Она невыносима, потому что разрушает возможные иллюзии, выстроенные за ночь сознанием; возрожденные в экспресс-реанимации надежды, что не все еще потеряно, что на самом-то деле… — вот твое «на самом-то деле», получи!
— Какое зло мы добротой творим! С меня и собственной тоски довольно, а ты участьем делаешь мне больно.
— Осторожнее! Не дай ей понять, что в твоих репликах есть что-то еще кроме игры!
— Любовь нежна? Она груба и зла, и колется, и жжется, как терновник
— не уколи ее, не уколи ее случайно. Ты сейчас опасен, ты сегодня (и — отныне; навсегда) смертельно ядовитый скорпион, василиск, одним взглядом способный отравить, умертвить, ужалить — не со зла, а защищаясь от тобой же придуманного фантома. Ты опасен, но только для нее. Так что же, в чем дело? — уйди, тебе ведь предлагают работу — интересную роль, хорошие деньги — в другом театре. И еще — в новом фильме. Ты нужен многим (но не ей) — но многим! Что же, уйди. Так будет легче тебе и
— Куда уйду я, если сердце здесь? Вращайся вкруг планеты, бедный спутник!
— между прочим, так будет легче ей. Это главное. Поверь, ей ведь тоже
— Спокойной ночи! Я тебе желаю такого же пленительного сна, как светлый мир, которым я полна.
— нелегко. «В ответе за тех, кого приручили…» Да! Решено. Завтра же
— как оставить мне тебя так скоро?
— позвонить, сказать, что согласен на их условия. На любые условия. В конце концов
— Я первая клялась и сожалею, что дело в прошлом, а не впереди.
— главное для тебя теперь — окончательно расправиться с надеждой. Вот
— Ты б эту клятву взять назад хотела?
— главный враг. Самый сильный, почти непобедимый. Казалось бы, она дала понять, что
— Да, для того, чтоб дать ее опять. Мне не подвластно то, чем я владею. Моя любовь без дна, а доброта — как ширь морская. Чем я больше трачу, тем становлюсь безбрежней и богаче.
— она
— Я все добро сложу к твоим ногам и за тобой последую повсюду.
— не любит тебя. Не любит, черт побери! Запомни это, запомни наконец! Эти слова должны — должны!!! — освободить
— Ты как ручная птичка щеголихи, прикованная ниткою к руке.
— тебя. Освободить наконец, освободить! Ведь и ей ты
— Приди же, ночь! Приди, приди, Ромео, мой день, мой снег,
— в тягость. Ей неприятно — неловко
— светящийся во тьме, как иней на вороньем оперенье! Приди, святая, любящая ночь! Приди и приведи ко мне Ромео!
— находиться рядом с тобой, видеть твои глаза — хоть ты и скрываешь, что должно скрывать. А жалость жалит сильнее, чем безразличие.
— Бедный муж, где доброе тебе услышать слово, когда его не скажет и жена на третьем часе брака?
— Нужно разорвать замкнутый круг. Время вылакает воспоминания из миски твоей памяти, вылижет насухо, и скоро ты нальешь туда новую похлебку. Спасение в том, чтобы не видеть ее. Только в этом
— Вне стен Вероны жизни нет нигде, но только ад, чистилище и пытки.
— спасение. Скорее бы добраться
— Из жизни выслать, смерти ли обречь — я никакой тут разницы не вижу.
— до телефона. Набрать номер (кстати, записная книжка с тобой?), набрать номер
— Когда ты мне об этом говоришь, ты мне топор вручаешь на подносе, чтоб мне с улыбкой голову срубить.
— набрать номер и согласиться. Да, мол, приезжаю завтра же. Нет, сегодня. Нет
— Молчи о том, чего не понимаешь!
— нет, не сможешь. Оставить ее выше
— удалиться, чтобы жить, или остаться и проститься с жизнью
— твоих сил! Ты — да прекратите же наконец спектакль, замолчите же!!! — ты разрываешься между ролью и неролью, которая тоже роль и требует игры, требует притворства, требует улыбки на лице — «я улыбаться мог одним лишь ртом, а тайный взгляд, когда он зол и горек, умел скрывать…» — и улыбаешься. Но уехать… Хорошо, положим
— Природа слабодушна и рыдает, но разум тверд, и разум побеждает.
— ты уедешь. На неделю, на месяц, на год. На жизнь, в конце концов. Но сны — куда ты денешься от снов? Скажи пожалуйста, куда ты спрячешься от снов, в которых вы вместе — смеетесь, и ты целуешь ее волосы и мягкие теплые ладони с прохладными подушечками пальцев, — куда
— Когда я вправе доверяться сну, он обещает мне большую радость.
— скажи на милость, куда
— Я видел сон. Ко мне жена явилась, а я был мертв и, мертвый, наблюдал. И вдруг от жарких губ ее я ожил и был провозглашен царем земли.
— куда ты сбежишь от снов?! Неужели существует такое благодатное место, где ты не будешь просыпаться в радости, чтобы через мгновение понять: на самом деле все по-другому. Нет, такого места не существует. Поэтому поклонись зрителям (тебе хлопают, слышишь?), поклонись и отправляйся-ка в гримерку, вытащи из кармана куртки записную книжку и иди звонить. Бывают спектакли, которые можно сыграть только один раз. Сегодня ты исчерпал свой лимит.
17. …страшного», — сказал Дар. «Вообще-то, именно так все и должно было произойти, — сказал Дар. — Ты же и сам знал это. Есть люди, которым никогда не жить в семье, люди, удел которых — восхождение по ступеням волшебной башни. Что, впрочем, не мешает им мечтать. Но нельзя мечтать все время, просто невозможно. Посмотри правде в глаза: ты предназначен для другого. Она — тоже. Вам никогда не быть вместе. Пойдем. Пойдем-ка. До колокольни не так уж далеко, всего пару этажей», — и обнял за плечи, и поволок — и ты не сопротивлялся.
18. … увидел ее потом, много-много позже, рядом с мужем. Они выглядели великолепно: он и она. В его взгляде не было ничего, он не знал. Она… Она была счастлива. В ее взгляде проступала жалость — не об утраченном, нет. Жалость к тебе, одинокому, благополучному, добившемуся успеха, запеленутому в славу актеру. И этот взгляд окончательно подтвердил то, во что ты не желал верить все прошедшие годы: вы чужие. Вот оно самое страшное, невыносимое, — не «любит-ненавидит», — а чужая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
— Ты по любви тоскуешь? — Нет. — Ты любишь? — Да, и томлюсь тоскою по любви. — О, эта кроткая на вид любовь!..
— как же ты устал — от жизни, от Дара, от самого себя. Мысли, мысли, мысли… Они мешают, они чертовски мешают — но не думать невозможно, ты уже проверял, не думать можно только во сне, но заснуть… — попробуйте-ка заснуть! …А она, как она сегодня смотрела. Участливо, но вместе с тем и твердо. И разговаривала, словно ничего не случилось, хотя в словах ты и слышал полуприкрытую заботу. Но — заботу о том, кого поневоле приручила. Не более. И зачем тебе такая доброта? Она невыносима, потому что разрушает возможные иллюзии, выстроенные за ночь сознанием; возрожденные в экспресс-реанимации надежды, что не все еще потеряно, что на самом-то деле… — вот твое «на самом-то деле», получи!
— Какое зло мы добротой творим! С меня и собственной тоски довольно, а ты участьем делаешь мне больно.
— Осторожнее! Не дай ей понять, что в твоих репликах есть что-то еще кроме игры!
— Любовь нежна? Она груба и зла, и колется, и жжется, как терновник
— не уколи ее, не уколи ее случайно. Ты сейчас опасен, ты сегодня (и — отныне; навсегда) смертельно ядовитый скорпион, василиск, одним взглядом способный отравить, умертвить, ужалить — не со зла, а защищаясь от тобой же придуманного фантома. Ты опасен, но только для нее. Так что же, в чем дело? — уйди, тебе ведь предлагают работу — интересную роль, хорошие деньги — в другом театре. И еще — в новом фильме. Ты нужен многим (но не ей) — но многим! Что же, уйди. Так будет легче тебе и
— Куда уйду я, если сердце здесь? Вращайся вкруг планеты, бедный спутник!
— между прочим, так будет легче ей. Это главное. Поверь, ей ведь тоже
— Спокойной ночи! Я тебе желаю такого же пленительного сна, как светлый мир, которым я полна.
— нелегко. «В ответе за тех, кого приручили…» Да! Решено. Завтра же
— как оставить мне тебя так скоро?
— позвонить, сказать, что согласен на их условия. На любые условия. В конце концов
— Я первая клялась и сожалею, что дело в прошлом, а не впереди.
— главное для тебя теперь — окончательно расправиться с надеждой. Вот
— Ты б эту клятву взять назад хотела?
— главный враг. Самый сильный, почти непобедимый. Казалось бы, она дала понять, что
— Да, для того, чтоб дать ее опять. Мне не подвластно то, чем я владею. Моя любовь без дна, а доброта — как ширь морская. Чем я больше трачу, тем становлюсь безбрежней и богаче.
— она
— Я все добро сложу к твоим ногам и за тобой последую повсюду.
— не любит тебя. Не любит, черт побери! Запомни это, запомни наконец! Эти слова должны — должны!!! — освободить
— Ты как ручная птичка щеголихи, прикованная ниткою к руке.
— тебя. Освободить наконец, освободить! Ведь и ей ты
— Приди же, ночь! Приди, приди, Ромео, мой день, мой снег,
— в тягость. Ей неприятно — неловко
— светящийся во тьме, как иней на вороньем оперенье! Приди, святая, любящая ночь! Приди и приведи ко мне Ромео!
— находиться рядом с тобой, видеть твои глаза — хоть ты и скрываешь, что должно скрывать. А жалость жалит сильнее, чем безразличие.
— Бедный муж, где доброе тебе услышать слово, когда его не скажет и жена на третьем часе брака?
— Нужно разорвать замкнутый круг. Время вылакает воспоминания из миски твоей памяти, вылижет насухо, и скоро ты нальешь туда новую похлебку. Спасение в том, чтобы не видеть ее. Только в этом
— Вне стен Вероны жизни нет нигде, но только ад, чистилище и пытки.
— спасение. Скорее бы добраться
— Из жизни выслать, смерти ли обречь — я никакой тут разницы не вижу.
— до телефона. Набрать номер (кстати, записная книжка с тобой?), набрать номер
— Когда ты мне об этом говоришь, ты мне топор вручаешь на подносе, чтоб мне с улыбкой голову срубить.
— набрать номер и согласиться. Да, мол, приезжаю завтра же. Нет, сегодня. Нет
— Молчи о том, чего не понимаешь!
— нет, не сможешь. Оставить ее выше
— удалиться, чтобы жить, или остаться и проститься с жизнью
— твоих сил! Ты — да прекратите же наконец спектакль, замолчите же!!! — ты разрываешься между ролью и неролью, которая тоже роль и требует игры, требует притворства, требует улыбки на лице — «я улыбаться мог одним лишь ртом, а тайный взгляд, когда он зол и горек, умел скрывать…» — и улыбаешься. Но уехать… Хорошо, положим
— Природа слабодушна и рыдает, но разум тверд, и разум побеждает.
— ты уедешь. На неделю, на месяц, на год. На жизнь, в конце концов. Но сны — куда ты денешься от снов? Скажи пожалуйста, куда ты спрячешься от снов, в которых вы вместе — смеетесь, и ты целуешь ее волосы и мягкие теплые ладони с прохладными подушечками пальцев, — куда
— Когда я вправе доверяться сну, он обещает мне большую радость.
— скажи на милость, куда
— Я видел сон. Ко мне жена явилась, а я был мертв и, мертвый, наблюдал. И вдруг от жарких губ ее я ожил и был провозглашен царем земли.
— куда ты сбежишь от снов?! Неужели существует такое благодатное место, где ты не будешь просыпаться в радости, чтобы через мгновение понять: на самом деле все по-другому. Нет, такого места не существует. Поэтому поклонись зрителям (тебе хлопают, слышишь?), поклонись и отправляйся-ка в гримерку, вытащи из кармана куртки записную книжку и иди звонить. Бывают спектакли, которые можно сыграть только один раз. Сегодня ты исчерпал свой лимит.
17. …страшного», — сказал Дар. «Вообще-то, именно так все и должно было произойти, — сказал Дар. — Ты же и сам знал это. Есть люди, которым никогда не жить в семье, люди, удел которых — восхождение по ступеням волшебной башни. Что, впрочем, не мешает им мечтать. Но нельзя мечтать все время, просто невозможно. Посмотри правде в глаза: ты предназначен для другого. Она — тоже. Вам никогда не быть вместе. Пойдем. Пойдем-ка. До колокольни не так уж далеко, всего пару этажей», — и обнял за плечи, и поволок — и ты не сопротивлялся.
18. … увидел ее потом, много-много позже, рядом с мужем. Они выглядели великолепно: он и она. В его взгляде не было ничего, он не знал. Она… Она была счастлива. В ее взгляде проступала жалость — не об утраченном, нет. Жалость к тебе, одинокому, благополучному, добившемуся успеха, запеленутому в славу актеру. И этот взгляд окончательно подтвердил то, во что ты не желал верить все прошедшие годы: вы чужие. Вот оно самое страшное, невыносимое, — не «любит-ненавидит», — а чужая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42