Что он там молотит? Кто, в самом деле, преступник? Седой ученый или эта мерзкая тварь, купившая даже тех, кто имел право отдавать подполковнику приказы?
– Мы собрались здесь, чтобы обсудить проблемы, которые нам кажутся чрезвычайно важными для нашей страны, – продолжал Рыбаков. – Хотя, возможно, ваш коллега так не считает.
– Он мне не коллега, – автоматически пробормотал подполковник.
– Вот список участников встречи, – Рыбаков вытащил из кармана лист бумаги и протянул подполковнику. – Все они достаточно известные люди в своих областях. Вам это нетрудно будет проверить. Насколько мне известно, нет никаких оснований подозревать кого-либо из них в противоправных поступках. Мы не Нарушили ни одного из действующих законов…
– Подполковник! Он вас гипнотизирует! Очнитесь! – Перлов дернул подполковника за рукав и тут же отлетел в сторону, сметенный мгновенным ответным Движением.
– Вы ошибаетесь, господин Перлов, – сухо произнес Рыбаков. – Нет никакой необходимости внушать людям, что они – люди. В крайнем случае достаточно об этом только напомнить.
Неожиданно Перлов совершенно успокоился. Восстановив равновесие от толчка, он небрежным движением огладил свой пиджак и шагнул к Рыбакову, зачем-то спрятав одну руку за спину. Акромегалическое лицо Перлова в этот момент излучало полнейшее добродушие, но подполковник, прекрасно знавший не только подобные штучки и многие кроме них, не спускал с Перлова взгляда. Когда Перлов выдернул из-за спины пистолет, подполковник поймал его кисть и скрутил в запястье. А потом, продолжая движение, завел руку за спину и дернул к затылку, слушая хруст ломающейся ключицы.
– У меня нет к вам никаких претензий, – проговорил подполковник, осторожно опуская на землю обмякшее тело Перлова. – Мы сейчас уезжаем отсюда. Имейте в виду: вокруг города развернута войсковая часть. У них достанет мозгов погнать солдат в город.
– Это нас не беспокоит, – ответил Магистр. – Послушайте, господин подполковник! Мне представляется, что вам не следует торопиться. Будет лучше, если вы останетесь здесь. Насколько я понимаю, теперь вас могут ждать серьезные неприятности.
– Неприятности меня и здесь достанут, – в сердцах сказал подполковник. – Прятаться от них я не собираюсь.
– Здесь – нет. Здесь вас не достанет никто, это я гарантирую. К тому же мне кажется, вы не будете возражать познакомиться с нами поближе и получше понять, что, собственно, тут происходит на самом деле.
Откуда-то со стороны неожиданно возник Гонта.
– Виктор! Рыжкин! – окликнул он подполковника. – Так ты, оказывается, до сих пор в подполковниках ходишь? По моим расчетам, тебе бы уж давно в генералы пора!
Подполковник вгляделся в лицо Гонты с изумлением и расцвел неожиданной улыбкой.
– Женька! Ты-то как тут оказался?
– Как ты помнишь, Витя, я всегда там, где преобладают хорошие люди, – усмехнулся Гонта. – А вот почему тебя с нами здесь нет, я просто не понимаю. Оставайся, Витя, у тебя, может быть, впервые в жизни есть возможность самому разобраться, что к чему.
Подполковник озадаченно посмотрел на Гонту, потом перевел взгляд на Магистра и немного подумал. На лице его появилась и исчезла короткая улыбка.
– В самом деле, – пробормотал он. – Почему бы и нет… Лейтенант! Людей на базу! Я здесь немного задержусь. Армейцам передай, чтобы головой лучше думали, прежде чем команды отдавать. И этот хлам прихватите с собой! – он небрежно махнул рукой в сторону Перлова и, не оборачиваясь, зашагал вслед за Магистром к Дому культуры.
Выехавший за городскую черту автобус спецназа притормозил у штабной машины. Лейтенант выпрыгнул из открывшейся дверцы и подбежал к стоявшим на обочине офицерам. Они смотрели куда-то поверх его головы и выглядели при этом совершенно ошеломленными и растерянными.
– Что там происходит? – спросил майор. – Лейтенант, город-то куда делся?
Лейтенант хотел удивиться странному вопросу, но едва обернулся, челюсть его отвалилась. Города больше не существовало. Лейтенант не видел ни одного признака того, что город вообще когда-нибудь здесь стоял. Дорога, по которой они приехали, вела в чистое поле, исчезая вдали за перелесками. Нагретый воздух жаркими волнами колебался над асфальтом. Сонную знойную тишину нарушали лишь гудение слепней да гул пролетающего где-то высоко в небесах самолета.
* * *
– У нас в руках сейчас практически живые бабки, – с укоризной сказал Ферштейн. – Мы их сможем десять раз обернуть, пока их кто-то хватится.
– Это я все понимаю, – отмахнулся Гуслик. – Но меня же оппозиция пасет! Им только палец в пасть дай!
– Так ты и не давай, – резонно заметил Ферштейн. – Кто пасть раскроет, тому туда вилы. Ферштейн?
Речь шла о немалых средствах, выделенных федеральным центром для оказания помощи населению этого далеко не самого последнего на Дальнем Востоке города, сильно пострадавшего от урагана. Около сотни домов было уничтожено и приведено в негодность, лишившиеся жилья и имущества люди растерянно копались в развалинах, пытаясь отыскать хоть что-то из пожитков, трудно накопленных за целую жизнь. Толпились в приемной городской администрации в надежде на обещанные пособия, продолжая по старой привычке надеяться, что власть их не бросит.
Глава администрации города Гусаков, в определенных кругах больше известный под именем Гуслик, находился сейчас в мучительном раздумье о том, как с этими деньгами следует поступить. То есть сомнений в том, что нужно украсть, не было. Но сколько? Каким способом? То, что предлагал Ферштейн, прозванный так за странную любовь к этому немецкому слову, выглядело заманчивым, но рискованным. Ферштейн предлагал украсть сразу все, переведя деньги на счет строительной фирмы, которой Гуслик поручит восстановление снесенного жилья. Фирма, конечно, числилась только на бумаге, она была зарегистрирована на имя безвестного бомжа, которому уже присмотрели тихий омут на ближайшей речке. После получения денег она должна была просуществовать максимум неделю – ровно столько, сколько нужно, чтобы совершить очередной перевод средств на счет такой же фирмы-призрака и далее подлинной цепочке, окончание которой навсегда затеряется в одном из далеких офшоров.
– У тебя же тут все схвачено, – убеждал Ферштейн. – Прокуратура не дернется, менты прикормлены. Мы туман разведем такой, что, если кто и захочет его разгрести, два года ковыряться будет, ферштейн? Ну, а через два года у тебя срок кончается, на выборы ты больше не пойдешь, возьмешь свои лавэ и отвалишь куда хочешь. Хочешь – в столицу переберешься, хочешь – за кордон кости греть. После того как отстегнем в общак и нужным людям, у нас на кармане по два лимона в зеленых останется. Плохо ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
– Мы собрались здесь, чтобы обсудить проблемы, которые нам кажутся чрезвычайно важными для нашей страны, – продолжал Рыбаков. – Хотя, возможно, ваш коллега так не считает.
– Он мне не коллега, – автоматически пробормотал подполковник.
– Вот список участников встречи, – Рыбаков вытащил из кармана лист бумаги и протянул подполковнику. – Все они достаточно известные люди в своих областях. Вам это нетрудно будет проверить. Насколько мне известно, нет никаких оснований подозревать кого-либо из них в противоправных поступках. Мы не Нарушили ни одного из действующих законов…
– Подполковник! Он вас гипнотизирует! Очнитесь! – Перлов дернул подполковника за рукав и тут же отлетел в сторону, сметенный мгновенным ответным Движением.
– Вы ошибаетесь, господин Перлов, – сухо произнес Рыбаков. – Нет никакой необходимости внушать людям, что они – люди. В крайнем случае достаточно об этом только напомнить.
Неожиданно Перлов совершенно успокоился. Восстановив равновесие от толчка, он небрежным движением огладил свой пиджак и шагнул к Рыбакову, зачем-то спрятав одну руку за спину. Акромегалическое лицо Перлова в этот момент излучало полнейшее добродушие, но подполковник, прекрасно знавший не только подобные штучки и многие кроме них, не спускал с Перлова взгляда. Когда Перлов выдернул из-за спины пистолет, подполковник поймал его кисть и скрутил в запястье. А потом, продолжая движение, завел руку за спину и дернул к затылку, слушая хруст ломающейся ключицы.
– У меня нет к вам никаких претензий, – проговорил подполковник, осторожно опуская на землю обмякшее тело Перлова. – Мы сейчас уезжаем отсюда. Имейте в виду: вокруг города развернута войсковая часть. У них достанет мозгов погнать солдат в город.
– Это нас не беспокоит, – ответил Магистр. – Послушайте, господин подполковник! Мне представляется, что вам не следует торопиться. Будет лучше, если вы останетесь здесь. Насколько я понимаю, теперь вас могут ждать серьезные неприятности.
– Неприятности меня и здесь достанут, – в сердцах сказал подполковник. – Прятаться от них я не собираюсь.
– Здесь – нет. Здесь вас не достанет никто, это я гарантирую. К тому же мне кажется, вы не будете возражать познакомиться с нами поближе и получше понять, что, собственно, тут происходит на самом деле.
Откуда-то со стороны неожиданно возник Гонта.
– Виктор! Рыжкин! – окликнул он подполковника. – Так ты, оказывается, до сих пор в подполковниках ходишь? По моим расчетам, тебе бы уж давно в генералы пора!
Подполковник вгляделся в лицо Гонты с изумлением и расцвел неожиданной улыбкой.
– Женька! Ты-то как тут оказался?
– Как ты помнишь, Витя, я всегда там, где преобладают хорошие люди, – усмехнулся Гонта. – А вот почему тебя с нами здесь нет, я просто не понимаю. Оставайся, Витя, у тебя, может быть, впервые в жизни есть возможность самому разобраться, что к чему.
Подполковник озадаченно посмотрел на Гонту, потом перевел взгляд на Магистра и немного подумал. На лице его появилась и исчезла короткая улыбка.
– В самом деле, – пробормотал он. – Почему бы и нет… Лейтенант! Людей на базу! Я здесь немного задержусь. Армейцам передай, чтобы головой лучше думали, прежде чем команды отдавать. И этот хлам прихватите с собой! – он небрежно махнул рукой в сторону Перлова и, не оборачиваясь, зашагал вслед за Магистром к Дому культуры.
Выехавший за городскую черту автобус спецназа притормозил у штабной машины. Лейтенант выпрыгнул из открывшейся дверцы и подбежал к стоявшим на обочине офицерам. Они смотрели куда-то поверх его головы и выглядели при этом совершенно ошеломленными и растерянными.
– Что там происходит? – спросил майор. – Лейтенант, город-то куда делся?
Лейтенант хотел удивиться странному вопросу, но едва обернулся, челюсть его отвалилась. Города больше не существовало. Лейтенант не видел ни одного признака того, что город вообще когда-нибудь здесь стоял. Дорога, по которой они приехали, вела в чистое поле, исчезая вдали за перелесками. Нагретый воздух жаркими волнами колебался над асфальтом. Сонную знойную тишину нарушали лишь гудение слепней да гул пролетающего где-то высоко в небесах самолета.
* * *
– У нас в руках сейчас практически живые бабки, – с укоризной сказал Ферштейн. – Мы их сможем десять раз обернуть, пока их кто-то хватится.
– Это я все понимаю, – отмахнулся Гуслик. – Но меня же оппозиция пасет! Им только палец в пасть дай!
– Так ты и не давай, – резонно заметил Ферштейн. – Кто пасть раскроет, тому туда вилы. Ферштейн?
Речь шла о немалых средствах, выделенных федеральным центром для оказания помощи населению этого далеко не самого последнего на Дальнем Востоке города, сильно пострадавшего от урагана. Около сотни домов было уничтожено и приведено в негодность, лишившиеся жилья и имущества люди растерянно копались в развалинах, пытаясь отыскать хоть что-то из пожитков, трудно накопленных за целую жизнь. Толпились в приемной городской администрации в надежде на обещанные пособия, продолжая по старой привычке надеяться, что власть их не бросит.
Глава администрации города Гусаков, в определенных кругах больше известный под именем Гуслик, находился сейчас в мучительном раздумье о том, как с этими деньгами следует поступить. То есть сомнений в том, что нужно украсть, не было. Но сколько? Каким способом? То, что предлагал Ферштейн, прозванный так за странную любовь к этому немецкому слову, выглядело заманчивым, но рискованным. Ферштейн предлагал украсть сразу все, переведя деньги на счет строительной фирмы, которой Гуслик поручит восстановление снесенного жилья. Фирма, конечно, числилась только на бумаге, она была зарегистрирована на имя безвестного бомжа, которому уже присмотрели тихий омут на ближайшей речке. После получения денег она должна была просуществовать максимум неделю – ровно столько, сколько нужно, чтобы совершить очередной перевод средств на счет такой же фирмы-призрака и далее подлинной цепочке, окончание которой навсегда затеряется в одном из далеких офшоров.
– У тебя же тут все схвачено, – убеждал Ферштейн. – Прокуратура не дернется, менты прикормлены. Мы туман разведем такой, что, если кто и захочет его разгрести, два года ковыряться будет, ферштейн? Ну, а через два года у тебя срок кончается, на выборы ты больше не пойдешь, возьмешь свои лавэ и отвалишь куда хочешь. Хочешь – в столицу переберешься, хочешь – за кордон кости греть. После того как отстегнем в общак и нужным людям, у нас на кармане по два лимона в зеленых останется. Плохо ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102