Но все это время к нему в палату никого не пропускали, строго соблюдая реанимационный режим. К тому же, перед дверьми Таганцев сразу же выставил охрану.
Серега медленно открыл глаза, не поворачивая головы, осмотрелся. Увидел девушку. Попытался улыбнуться, но это плохо у него получилось.
- Живой, Сережа! - Маша погладила его по щеке миниатюрной шоколадной ладошкой. - Я всю ночь с тобой просидела…
- Живой - куда я денусь… - тихо проговорил Кнут. По всему было видно, что слова ему даются с большим трудом. - А ты как здесь…
- А меня пропустили, - девушка взяла обеими руками Серегину ладонь и прижала к губам.
- Как ты узнала?
- Да ты что, Сережа! Весь город только и говорит о вашей стрельбе на Дороге жизни. Об этом только глухой не слышал.
- Что с Таганкой?
- Ой, да жив твой Таганка. Он тебя сюда и отправил. Ты не волнуйся. Ты, главное, не переживай - тебе нельзя сейчас.
- Кто там? - Кнут взглядом указал на дверь.
- Ваши пацаны. Двое. Охраняют тебя.
- А ты зачем… это… пришла? - наверное, Лопатину было неловко задавать такой вопрос. Но, с другой стороны, редкий случай, чтобы нормальная, не сдвинутая на всю башку девчонка-проститутка приходила навещать в больницу раненого бандита вместо того, чтобы, не покладая ног, молотить по притонам, зарабатывая на кусок хлеба с икрой да на оплату квартиры, снятой где-нибудь на окраине Купчино или в Веселом поселке. Такое только в кино бывает.
- Тебя видеть хотела, вот и пришла, - просто ответила Маша.
Вообще-то, Машей ее называть было как-то неестественно. Ей больше подходило имя Мэри, которым она представлялась клиентам. Густые, вьющиеся мелкими спиральками, иссиня-черные волосы, цвета спелых маслин глаза, сочные пухлые губки и смуглая, почти угольного отлива, кожа…
Черт возьми! Она была по-настоящему красива! Лопатин разглядел это только что. Есть, так называемые, «африкэн-америкэн». Почему не может быть «африкэн-рашн»? Очень даже могут быть! И это самое «очень даже» сидело рядом с Лопатиным и целовало влажными горячими губами его руку. С ума сойти!
- А ну, иди сюда… - с трудом проговорил он и притянул девушку к себе.
- Ты чего, Сережа! - удивилась она. - Ты же ранен, тебе нельзя…
- Можно, - по-бычьи упрямо ответил он.
Интересно, Кнут прицеливался или нет, когда забрасывал на потолочный электрический плафон тонкое шифоновое платьице, в которое всего минуту назад было одета Маша? Впрочем, не важно. Как не важно и то, что Серега - вот уж чудеса в решете! - напрочь забыл о своих саднящих болячках и огнестрельном ранении.
Знатоки утверждают, что такое возможно. Сексотерапия называется. Это когда больного возвращает к нормальной жизни чудовищное опасение, что он может не успеть на этой земле выполнить одну из наиважнейших человеческих функций - естественное продолжение рода. Тогда все, что вчера еще тревожило и болело, отступает на второй план, а организм стремительно восстает (понимайте, как хотите) против болезни, опасаясь так и остаться невостребованным.
…Что-то было сегодня в этой девчонке такое, чего Серега Лопатин никогда раньше не замечал. В каждом ее движении и дыхании, в каждом взгляде и жесте чувствовалось неподдельное желание, страсть и нерастраченная нежность. Да-да, именно нерастраченная. Потому что, отрабатывая с клиентами, она всего лишь выполняла работу. Пусть артистично, пусть старательно. Но все-таки механически, вынуждаемая к действию уплаченными деньгами. Сейчас, с ой Лопатиным, она жила, она сладострастно истекала умопомрачительным нектаром женской любви и плотского наслаждения.
Пока мы тут упражняемся в словообразовании и фразеологии, охи-вздохи… да что там! Крики в палате поднялись такие, что двое парней из охраны, дежурившие в это время в коридоре, просто не могли не отреагировать. Схватившись за оружие, оба ломанулись в дверь и… остолбенели, увидев открывшуюся перед ними картину.
Камасутра - позапрошлогодний наивный «Мурзилка» по сравнению с тем воплощением фантазий, которые позволили себе Маша и Сергей. Надо ли говорить о том, что оба они не обратили никакого внимания на ввалившихся телохранителей? А те, замерев, как вкопанные с отвисшими квадратными челюстями лишь синхронно сглотнули.
Стоять им так пришлось еще минут пять, не меньше. Потихоньку выйти, понятное дело, мозгов не хватило.
По ходу мизансцены ограниченного пространства больничной койки влюбленным оказалось недостаточно. А потому, увлекшись процессом, реанимированный таки наконец Лопатин и извивающаяся на нем змеей Маша - оба, само собой, ослепительно обнаженные - с грохотом повалились на пол. На полу оказалось гораздо удобнее. Во-первых, никаких тебе ограничений в передвижениях. А во-вторых, ничего не скрипит и не шатается, значит, не сбивает с ритма. Может, эти отношения потому и называются половыми? Открою секрет: вся российская братва до сих пор бьется над этим вопросом, в свободное от разбоя время тестируя на оптимальность самые различные местоположения в окружающем пространстве и доступные хитросплетения поз.
Когда бурное взаимное общение пришло к своему логическому завершению, Серега, не поднимаясь и прикрывая собой Машу, лишь повернул к пацанам раскрасневшееся лицо:
- И фигли уставились? Поболеть спокойно не даете! Вон пошли!!!
И заржал, как конь. А ведь еще совсем недавно ему даже шепотом говорить было трудно.
Глава 9
МЕНТЫ БЫВАЮТ РАЗНЫЕ
Менты бывают разные:
И чистые, и грязные,
И мытые, и потные -
И люди, и животные.
Севостьян Иванович Горбушкин снова пил.
Завалился домой с вместительным кожаным портфелем и выставил на кухонный стол сразу четыре бутылки водки.
Хорошо, что с закуской никаких проблем. В этом доме всегда найдется, чего пожрать. Он порылся в холодильнике, достал оттуда банку соленых огурцов и вскрытую жестянку свиной тушенки. В морозилке почему-то отыскалась ржаная краюха, уже кем-то надкусанная. Царская закусь!
Откупорив водку, он собирался уже было наполнить стакан, как в помещение вошла Настя. Горбушкин недовольно поморщился. Не любил он, когда жена покушалась на его спиртное. Но - деваться некуда. Если за этим делом застукала, надо делиться. А то от этой сумасшедшей бабы можно и по голове сковородкой получить.
Взяв с полки второй стакан, Севостьян Иванович налил в него до половины.
- Ну че, поехали? - предложил он первый тост, подавая граненник супруге.
- Не хочу. Отстань, - безразличным тоном сказала она и лишь взяла из раскрытой пачки сигарету.
Прикурила. Отошла к окну, не обращая на обилие выпивки совершенно никакого внимания. Такого с ней еще не было. Во всяком случае, Севостьян Иванович не припоминал, чтобы хоть раз благоверная отказалась от водки.
- Эй, ты чего? - поразился он отказу. - Давай, накатим по маленькой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Серега медленно открыл глаза, не поворачивая головы, осмотрелся. Увидел девушку. Попытался улыбнуться, но это плохо у него получилось.
- Живой, Сережа! - Маша погладила его по щеке миниатюрной шоколадной ладошкой. - Я всю ночь с тобой просидела…
- Живой - куда я денусь… - тихо проговорил Кнут. По всему было видно, что слова ему даются с большим трудом. - А ты как здесь…
- А меня пропустили, - девушка взяла обеими руками Серегину ладонь и прижала к губам.
- Как ты узнала?
- Да ты что, Сережа! Весь город только и говорит о вашей стрельбе на Дороге жизни. Об этом только глухой не слышал.
- Что с Таганкой?
- Ой, да жив твой Таганка. Он тебя сюда и отправил. Ты не волнуйся. Ты, главное, не переживай - тебе нельзя сейчас.
- Кто там? - Кнут взглядом указал на дверь.
- Ваши пацаны. Двое. Охраняют тебя.
- А ты зачем… это… пришла? - наверное, Лопатину было неловко задавать такой вопрос. Но, с другой стороны, редкий случай, чтобы нормальная, не сдвинутая на всю башку девчонка-проститутка приходила навещать в больницу раненого бандита вместо того, чтобы, не покладая ног, молотить по притонам, зарабатывая на кусок хлеба с икрой да на оплату квартиры, снятой где-нибудь на окраине Купчино или в Веселом поселке. Такое только в кино бывает.
- Тебя видеть хотела, вот и пришла, - просто ответила Маша.
Вообще-то, Машей ее называть было как-то неестественно. Ей больше подходило имя Мэри, которым она представлялась клиентам. Густые, вьющиеся мелкими спиральками, иссиня-черные волосы, цвета спелых маслин глаза, сочные пухлые губки и смуглая, почти угольного отлива, кожа…
Черт возьми! Она была по-настоящему красива! Лопатин разглядел это только что. Есть, так называемые, «африкэн-америкэн». Почему не может быть «африкэн-рашн»? Очень даже могут быть! И это самое «очень даже» сидело рядом с Лопатиным и целовало влажными горячими губами его руку. С ума сойти!
- А ну, иди сюда… - с трудом проговорил он и притянул девушку к себе.
- Ты чего, Сережа! - удивилась она. - Ты же ранен, тебе нельзя…
- Можно, - по-бычьи упрямо ответил он.
Интересно, Кнут прицеливался или нет, когда забрасывал на потолочный электрический плафон тонкое шифоновое платьице, в которое всего минуту назад было одета Маша? Впрочем, не важно. Как не важно и то, что Серега - вот уж чудеса в решете! - напрочь забыл о своих саднящих болячках и огнестрельном ранении.
Знатоки утверждают, что такое возможно. Сексотерапия называется. Это когда больного возвращает к нормальной жизни чудовищное опасение, что он может не успеть на этой земле выполнить одну из наиважнейших человеческих функций - естественное продолжение рода. Тогда все, что вчера еще тревожило и болело, отступает на второй план, а организм стремительно восстает (понимайте, как хотите) против болезни, опасаясь так и остаться невостребованным.
…Что-то было сегодня в этой девчонке такое, чего Серега Лопатин никогда раньше не замечал. В каждом ее движении и дыхании, в каждом взгляде и жесте чувствовалось неподдельное желание, страсть и нерастраченная нежность. Да-да, именно нерастраченная. Потому что, отрабатывая с клиентами, она всего лишь выполняла работу. Пусть артистично, пусть старательно. Но все-таки механически, вынуждаемая к действию уплаченными деньгами. Сейчас, с ой Лопатиным, она жила, она сладострастно истекала умопомрачительным нектаром женской любви и плотского наслаждения.
Пока мы тут упражняемся в словообразовании и фразеологии, охи-вздохи… да что там! Крики в палате поднялись такие, что двое парней из охраны, дежурившие в это время в коридоре, просто не могли не отреагировать. Схватившись за оружие, оба ломанулись в дверь и… остолбенели, увидев открывшуюся перед ними картину.
Камасутра - позапрошлогодний наивный «Мурзилка» по сравнению с тем воплощением фантазий, которые позволили себе Маша и Сергей. Надо ли говорить о том, что оба они не обратили никакого внимания на ввалившихся телохранителей? А те, замерев, как вкопанные с отвисшими квадратными челюстями лишь синхронно сглотнули.
Стоять им так пришлось еще минут пять, не меньше. Потихоньку выйти, понятное дело, мозгов не хватило.
По ходу мизансцены ограниченного пространства больничной койки влюбленным оказалось недостаточно. А потому, увлекшись процессом, реанимированный таки наконец Лопатин и извивающаяся на нем змеей Маша - оба, само собой, ослепительно обнаженные - с грохотом повалились на пол. На полу оказалось гораздо удобнее. Во-первых, никаких тебе ограничений в передвижениях. А во-вторых, ничего не скрипит и не шатается, значит, не сбивает с ритма. Может, эти отношения потому и называются половыми? Открою секрет: вся российская братва до сих пор бьется над этим вопросом, в свободное от разбоя время тестируя на оптимальность самые различные местоположения в окружающем пространстве и доступные хитросплетения поз.
Когда бурное взаимное общение пришло к своему логическому завершению, Серега, не поднимаясь и прикрывая собой Машу, лишь повернул к пацанам раскрасневшееся лицо:
- И фигли уставились? Поболеть спокойно не даете! Вон пошли!!!
И заржал, как конь. А ведь еще совсем недавно ему даже шепотом говорить было трудно.
Глава 9
МЕНТЫ БЫВАЮТ РАЗНЫЕ
Менты бывают разные:
И чистые, и грязные,
И мытые, и потные -
И люди, и животные.
Севостьян Иванович Горбушкин снова пил.
Завалился домой с вместительным кожаным портфелем и выставил на кухонный стол сразу четыре бутылки водки.
Хорошо, что с закуской никаких проблем. В этом доме всегда найдется, чего пожрать. Он порылся в холодильнике, достал оттуда банку соленых огурцов и вскрытую жестянку свиной тушенки. В морозилке почему-то отыскалась ржаная краюха, уже кем-то надкусанная. Царская закусь!
Откупорив водку, он собирался уже было наполнить стакан, как в помещение вошла Настя. Горбушкин недовольно поморщился. Не любил он, когда жена покушалась на его спиртное. Но - деваться некуда. Если за этим делом застукала, надо делиться. А то от этой сумасшедшей бабы можно и по голове сковородкой получить.
Взяв с полки второй стакан, Севостьян Иванович налил в него до половины.
- Ну че, поехали? - предложил он первый тост, подавая граненник супруге.
- Не хочу. Отстань, - безразличным тоном сказала она и лишь взяла из раскрытой пачки сигарету.
Прикурила. Отошла к окну, не обращая на обилие выпивки совершенно никакого внимания. Такого с ней еще не было. Во всяком случае, Севостьян Иванович не припоминал, чтобы хоть раз благоверная отказалась от водки.
- Эй, ты чего? - поразился он отказу. - Давай, накатим по маленькой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59