Какое рыцарство! Браво, помон Дин Дики. Налигия будет вечно гордиться таким сыном…
Я чувствовал себя, как в темной сурдокамере: сознание, казалось, вот-вот покинет меня…
Я пригладил волосы перед зеркалом, взял приготовленный заранее букет цветов и вышел на улицу.
Когда-то мне казалось, что если бы люди чаще смотрели в звездное небо и чаще ходили бы на кладбище, мир был бы намного лучше. Потом я узнал, что в обсерваториях астрономы свирепо грызутся из-за того, кому и когда смотреть в бесконечность, а кладбищенские сторожа отличаются неслыханной алчностью.
Гости уже все были в сборе. Доктор Халперн, казалось, еще больше растолстел с утра. Я произвел несложные расчеты и пришел к выводу, что он должен лопнуть в ближайшие сорок восемь часов. Неплохо, неплохо, в мире оставались еще вещи, ради которых стоило жить.
Рядом, тесно прижавшись друг к другу, сидели молоденькая младшая покровительница и ее супруг. Я не разобрал ни его имени, ни профессии По-видимому, они были совсем еще свеженькими молодоженами, поскольку явно боялись расстаться друг с другом хотя бы на минуту. А может быть, они просто боялись, что партнер может убежать и не вернуться.
Сама мисс Джервоне была наряжена в самое нелепое и безвкусное платье из всех, которые я когда-либо видел и лицо ее излучало приветливость, от которой могло скиснуть молоко даже в соседнем корпусе.
— Ой, — пискнула младшая покровительница, — когда закончились взаимные представления, — значит, вы помон?
— Да. Во всяком случае там, дома, я был им.
— А правда, что помоны дают обет безбрачия?
— Правда.
Она посмотрела на меня с невыразимым сожалением замужней дамы.
— А если полицейский монах влюбится?
— Тогда он постарается побороть свои чувства, а если не сможет, тогда снимет с себя сан. Полицейский монах — это ведь не только профессия, но и сан.
Теперь наступила очередь молодожена. Он откашлялся, и его супруга уставилась на него с выражением гордости и тревоги. Так матери смотрят на своих детей, когда те собираются прочесть перед гостями стихотворение.
— Скажите, мистер Дики, а как же вы работаете, если вам ничего за это не платят? Разве так бывает?
— Видите ли, именно поэтому мы, монахи, даем обет безбрачия. Для чего нам деньги? Жилье, одежда, пища — все это дает нам наша Первая Всеобщая Научная церковь — Я и не заметил, как скатился в торжественно нравоучительный тон, который так не люблю у других.
— Ну а потом? Что случается с помоном, когда он уже не может или не хочет служить церкви? — не унимался молодожен, и его жена посмотрела на него с некоторым беспокойством. В ее маленькой головке, должно быть, мелькнула мысль, что ее супруг, пожалуй, не прочь стать монахом.
— Если он достиг уже определенного возраста и прослужил определенное количество лет, церковь будет содержать его до самой смерти.
— Что-то мы слишком много говорим и мало пьем и едим, — сонно пробормотал доктор Халперн и усердно занялся огромной порцией лозаньи, которую раскладывала по тарелкам мисс Джервоне. Руки ее двигались быстро и ловко, она что-то говорила о том, как любит стряпать, о семейном рецепте приготовления лозаньи, но я вдруг заметил, что глаза ее испуганы. Бедная мисс Джервоне, подумал я. Бедная, уродливая мисс Джервоне. Неужели ей предстоит познакомиться с красными муравьями? И вдруг я осознал, что держу в своих руках ее судьбу. Ведь пленка с записью голоса Лопо — единственное доказательство ее вины. Завтра утром Лопо перестанет существовать…
Если бы я мог уничтожить эту пленку… Но моя песья половина тут же бросилась доказывать, почему это невозможно. Доктор Грейсон спас мне жизнь. Я обещал верно служить ему.
Да и доктора Халперна должна беспокоить пленка, о которой он, возможно, подозревает. Ведь если какой-то помон всего за несколько дней сумел получить доказательства серьезного преступления — во всяком случае с точки зрения доктора Грейсона, — то это бросает тень в первую очередь на самого Халперна, который ни о чем не догадывался. А может быть, доктор Грейсон подумает, что Халперн знал, но скрывал, не хотел предавать свою знакомую? Они все здесь теряют дар речи, стоит только упомянуть имя шефа Новы. Да, если мистер Грейсон пришел бы к такому выводу, целые поколения огненных муравьев рассказывали бы о неслыханном пире…
— Доктор, большое спасибо за помощь. Микрофончик влез в бинокль, как будто был для него специально сделан.
Халперн продолжал молча расправляться со второй порцией лозаньи, но краем глаза я заметил, как напряглась и застыла на мгновение старшая покровительница.
— Все получилось как нельзя лучше, — продолжал я. — Записалось отлично. Я и не представлял себе, что слепок может так разумно разговаривать… — теперь застыл уже и доктор Халперн. — Просто трогательно, как он разговаривал со своей подружкой.
— Тс-с, — прошептал доктор Халперн и с ненавистью посмотрел на меня. Отцы-программисты, куда только девалась его сонливость. Он отодвинул от себя тарелку, пробормотал что-то о необходимости еще поработать дома и вышел.
— Бедный доктор Халперн, — вздохнула новобрачная, и я подумал, что она, может быть, вовсе и не такая дура, как я себе представлял. — Он столько работает, бедняжка…
— Все-таки дура, — успокоился я. — Он пошел домой работать, — продолжала младшая покровительница, а завтра утром, говорят, у него операция. Я, конечно, не знаю, какие именно операции делает доктор Халперн, но, наверное, очень сложные. Он ведь такой опытный врач и блестящий хирург…
Я снова посмотрел на мисс Джервоне. Она сидела не шевелясь, и лицо ее было страшно своей наготой. Не надо было быть физиономистом, чтобы определить эту гамму чувств: страх, скорее даже животный ужас, отчаяние…
Удивительный день рождения… Новобрачная продолжала что-то щебетать, но, наконец, и она уловила грозовые разряды в воздухе.
— До свидания, мисс Джервоне, — вежливо сказала она, — было очень весело.
Старшая покровительница ничего не ответила, и супруги, крепко взявшись за руки, отправились домой.
Несколько минут мы сидели молча, потом мисс Джервоне вдруг повернулась ко мне:
— Зачем, зачем вы шпионите за мной и за Лопо? Что мы вам сделали? Откуда вы явились? — голос ее охрип от ненависти. — Зачем? Что мы вам сделали? — Она замолчала, закрыла лицо руками, и плечи ее вздрогнули от рыданий. — Пресвятая дева Мария, — всхлипывала она, — сжалься надо мной, зачем ты так жестока… — Она распрямилась, и в глазах у нее вдруг сверкнула безумная надежда. — Я пойду к доктору Грейсону… упаду перед ним на колени… признаюсь во всем, во всем… Да, я нарушила Закон, но он поймет. Он простит, он добрый, он все поймет… Сколько лет…
Я медленно встал и вышел на улицу. Снова, как в темной клетке, я почувствовал, что разум ускользает от меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Я чувствовал себя, как в темной сурдокамере: сознание, казалось, вот-вот покинет меня…
Я пригладил волосы перед зеркалом, взял приготовленный заранее букет цветов и вышел на улицу.
Когда-то мне казалось, что если бы люди чаще смотрели в звездное небо и чаще ходили бы на кладбище, мир был бы намного лучше. Потом я узнал, что в обсерваториях астрономы свирепо грызутся из-за того, кому и когда смотреть в бесконечность, а кладбищенские сторожа отличаются неслыханной алчностью.
Гости уже все были в сборе. Доктор Халперн, казалось, еще больше растолстел с утра. Я произвел несложные расчеты и пришел к выводу, что он должен лопнуть в ближайшие сорок восемь часов. Неплохо, неплохо, в мире оставались еще вещи, ради которых стоило жить.
Рядом, тесно прижавшись друг к другу, сидели молоденькая младшая покровительница и ее супруг. Я не разобрал ни его имени, ни профессии По-видимому, они были совсем еще свеженькими молодоженами, поскольку явно боялись расстаться друг с другом хотя бы на минуту. А может быть, они просто боялись, что партнер может убежать и не вернуться.
Сама мисс Джервоне была наряжена в самое нелепое и безвкусное платье из всех, которые я когда-либо видел и лицо ее излучало приветливость, от которой могло скиснуть молоко даже в соседнем корпусе.
— Ой, — пискнула младшая покровительница, — когда закончились взаимные представления, — значит, вы помон?
— Да. Во всяком случае там, дома, я был им.
— А правда, что помоны дают обет безбрачия?
— Правда.
Она посмотрела на меня с невыразимым сожалением замужней дамы.
— А если полицейский монах влюбится?
— Тогда он постарается побороть свои чувства, а если не сможет, тогда снимет с себя сан. Полицейский монах — это ведь не только профессия, но и сан.
Теперь наступила очередь молодожена. Он откашлялся, и его супруга уставилась на него с выражением гордости и тревоги. Так матери смотрят на своих детей, когда те собираются прочесть перед гостями стихотворение.
— Скажите, мистер Дики, а как же вы работаете, если вам ничего за это не платят? Разве так бывает?
— Видите ли, именно поэтому мы, монахи, даем обет безбрачия. Для чего нам деньги? Жилье, одежда, пища — все это дает нам наша Первая Всеобщая Научная церковь — Я и не заметил, как скатился в торжественно нравоучительный тон, который так не люблю у других.
— Ну а потом? Что случается с помоном, когда он уже не может или не хочет служить церкви? — не унимался молодожен, и его жена посмотрела на него с некоторым беспокойством. В ее маленькой головке, должно быть, мелькнула мысль, что ее супруг, пожалуй, не прочь стать монахом.
— Если он достиг уже определенного возраста и прослужил определенное количество лет, церковь будет содержать его до самой смерти.
— Что-то мы слишком много говорим и мало пьем и едим, — сонно пробормотал доктор Халперн и усердно занялся огромной порцией лозаньи, которую раскладывала по тарелкам мисс Джервоне. Руки ее двигались быстро и ловко, она что-то говорила о том, как любит стряпать, о семейном рецепте приготовления лозаньи, но я вдруг заметил, что глаза ее испуганы. Бедная мисс Джервоне, подумал я. Бедная, уродливая мисс Джервоне. Неужели ей предстоит познакомиться с красными муравьями? И вдруг я осознал, что держу в своих руках ее судьбу. Ведь пленка с записью голоса Лопо — единственное доказательство ее вины. Завтра утром Лопо перестанет существовать…
Если бы я мог уничтожить эту пленку… Но моя песья половина тут же бросилась доказывать, почему это невозможно. Доктор Грейсон спас мне жизнь. Я обещал верно служить ему.
Да и доктора Халперна должна беспокоить пленка, о которой он, возможно, подозревает. Ведь если какой-то помон всего за несколько дней сумел получить доказательства серьезного преступления — во всяком случае с точки зрения доктора Грейсона, — то это бросает тень в первую очередь на самого Халперна, который ни о чем не догадывался. А может быть, доктор Грейсон подумает, что Халперн знал, но скрывал, не хотел предавать свою знакомую? Они все здесь теряют дар речи, стоит только упомянуть имя шефа Новы. Да, если мистер Грейсон пришел бы к такому выводу, целые поколения огненных муравьев рассказывали бы о неслыханном пире…
— Доктор, большое спасибо за помощь. Микрофончик влез в бинокль, как будто был для него специально сделан.
Халперн продолжал молча расправляться со второй порцией лозаньи, но краем глаза я заметил, как напряглась и застыла на мгновение старшая покровительница.
— Все получилось как нельзя лучше, — продолжал я. — Записалось отлично. Я и не представлял себе, что слепок может так разумно разговаривать… — теперь застыл уже и доктор Халперн. — Просто трогательно, как он разговаривал со своей подружкой.
— Тс-с, — прошептал доктор Халперн и с ненавистью посмотрел на меня. Отцы-программисты, куда только девалась его сонливость. Он отодвинул от себя тарелку, пробормотал что-то о необходимости еще поработать дома и вышел.
— Бедный доктор Халперн, — вздохнула новобрачная, и я подумал, что она, может быть, вовсе и не такая дура, как я себе представлял. — Он столько работает, бедняжка…
— Все-таки дура, — успокоился я. — Он пошел домой работать, — продолжала младшая покровительница, а завтра утром, говорят, у него операция. Я, конечно, не знаю, какие именно операции делает доктор Халперн, но, наверное, очень сложные. Он ведь такой опытный врач и блестящий хирург…
Я снова посмотрел на мисс Джервоне. Она сидела не шевелясь, и лицо ее было страшно своей наготой. Не надо было быть физиономистом, чтобы определить эту гамму чувств: страх, скорее даже животный ужас, отчаяние…
Удивительный день рождения… Новобрачная продолжала что-то щебетать, но, наконец, и она уловила грозовые разряды в воздухе.
— До свидания, мисс Джервоне, — вежливо сказала она, — было очень весело.
Старшая покровительница ничего не ответила, и супруги, крепко взявшись за руки, отправились домой.
Несколько минут мы сидели молча, потом мисс Джервоне вдруг повернулась ко мне:
— Зачем, зачем вы шпионите за мной и за Лопо? Что мы вам сделали? Откуда вы явились? — голос ее охрип от ненависти. — Зачем? Что мы вам сделали? — Она замолчала, закрыла лицо руками, и плечи ее вздрогнули от рыданий. — Пресвятая дева Мария, — всхлипывала она, — сжалься надо мной, зачем ты так жестока… — Она распрямилась, и в глазах у нее вдруг сверкнула безумная надежда. — Я пойду к доктору Грейсону… упаду перед ним на колени… признаюсь во всем, во всем… Да, я нарушила Закон, но он поймет. Он простит, он добрый, он все поймет… Сколько лет…
Я медленно встал и вышел на улицу. Снова, как в темной клетке, я почувствовал, что разум ускользает от меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34