Святой, сказал он, может ли жизнь моя и жизни пяти десятков слуг моих чего-нибудь стоить в глазах твоих...
- А что, если вы неправильно угадаете? - спросил я, стараясь обрести хладнокровие. - Что будет, если вы убьёте кого-нибудь из них?
- Что, если мы кого-нибудь убьём? - поправил доктор.
Я рылся в голове, пытаясь найти подходящий ответ, но ответ светский... и за время этой небольшой паузы что-то исчезло, стерлось из моего видения, и я получил то, что искал, от него самого. Этот ответ блуждал где-то в тайниках души Айзенштадта.
- Если вы убьете, - равнодушно ответил я, - произойдет то, что уже случилось с иглометом Михи Куцко. Но на сей раз жертвой станут ваши люди.
Его рот скривился в издевательской усмешке, но это была дежурная издевка, лишенная всякой силы. Успешная попытка вывести из строя игломет была неоспоримым доказательством того, что гремучники обладают не только интеллектом, но и средствами самозащиты, и Айзенштадт не мог не понимать этого.
- Есть способы защититься, - сказал он как бы между прочим, будучи полным решимости продемонстрировать свою храбрость, даже если речь шла об очевидной опасности. - Но если при этом выяснится, что эти создания более способны, чем, например, собаки или лошади, то убийство одного из них может сильно навредить установлению будущих контактов.
Его чувства содержали в себе очень мало сомнения в том, что такой уровень интеллекта, действительно, существует.
- Я понимаю, и сделаю что могу. Но мне потребуется помощь Каландры.
И снова его губы скривились.
- Хорошо. Собственно говоря, я давно ждал, что вы обратитесь ко мне с этим - ваша одиссея с целью избавить её от «Пульта мертвеца» граничила с безумием. Но... приведите мне хоть одну серьезную причину, почему я должен еще больше втягивать ее в то, в чем она и так сидит по уши.
- Потому что у двоих ровно вдвое больше шансов узнать то, что вас интересует, чем если бы мы действовали в одиночку, - искренне ответил я. - И еще потому, что в ваших интересах, да и в интересах Патри, свести возможность провала или ошибки до минимума.
Он хмыкнул.
- Если следовать этой логике, то я должен перетащить сюда чуть ли не всю колонию Смотрителей в полном составе.
- Согласен с вами.
Айзенштадт посмотрел на меня, явно желая нагнать страху. Он даже изобразил, что серьезно обдумывает мои слова. Но я чувствовал, что он уже принял решение о том, что сумеет смириться с присутствием Каландры. В особенности, если предположить, что отказ мог возыметь ужасающие последствия.
- Хорошо, - в конце концов проворчал он, отодвигая кресло и поднимаясь из-за стола. - Давайте возьмём вашу подружку и побродим по тому участку, который предстоит обследовать. Не забывайте о том, что она будет вместе с вами, если нам вдруг придется их срезать... А если ваш выбор окажется неверным, вы будете первыми, кого гремучники захотят поджарить на медленном огне. Если это произойдет, то перед «Вожаком» и «Пультом мертвеца» встанет непосильная задача...
- Да, сэр, - ответил я, с трудом шевеля пересохшими от волнения губами. - Мне это понятно.
Мы не отправились туда, где находилась камера Каландры, - Айзенштадт в последний момент изменил свое решение и отправил за ней двух офицеров Службы безопасности Солитэра. В это же время мы с ним прошли через проложенный меж двух заборов коридор к Батт-Сити. Мы были там, и я не мог насмотреться на аппаратуру и, в особенности, на датчики принципиально нового типа, укрепленные на некоторых гремучниках, когда, наконец, доставили и её.
Я не знал, где и как она содержалась в течение всего этого времени, но с первого взгляда было ясно, что с ней так вежливо и предупредительно, как со мной, не обращались. Лицо выглядело бледнее, а движения, когда она выходила из машины, показались мне несколько замедленными. Я шагнул к ней, но остановился, увидев в её глазах сигнал тревоги, и предпочел дождаться, пока Каландру не подведут к нам.
- Как твои дела? У тебя всё в порядке? - тихо спросил я, протягивая к ней руки. Ладонь была холодной, но стоило мне взять её в свою, как она сразу же потеплела.
Как и следовало ожидать, её чувства представляли собой смесь раздражения, усталости и смирения. А в глазах...
И снова словно что-то щёлкнуло у меня в голове.
- Наркотики? - спросил я, поворачиваясь к Айзенштадту. - Целых полтора месяца её накачивали наркотиками?
У него на щеке дёрнулся мускул.
- Время от времени в течение этого срока ей их давали, это так, - холодно подтвердил он. - Нам требовалось узнать как можно больше о гремучниках, и, как вы уже сами заявили, она оказалась лучшим их знатоком, нежели вы.
- И, конечно же, не нашлось никого, чье влияние было бы сравнимо с влиянием «Группы Карильон» и кто проследил бы за тем, чтобы ей не слишком докучали допросами?
Его лицо потемнело от гнева.
- Знаете, Бенедар, на вашем месте я не стал бы уж очень задирать нос. Ведь вы и сами стоите там, где лед очень тонок, и в ту же минуту, когда вы окажетесь здесь бесполезным, он провалится под вами или растает, это уж как хотите.
Я посмотрел на него, но прежде чем успел что-то сказать, Каландра предупреждающе сжала мою ладонь.
- О'кей, - сказала она. - Он прав. И кроме того... - Её глаза блуждали по полю гремучников, и я почувствовал, что ее рука вдруг стала твёрдой, как камень. - Что бы здесь ни происходило, нам следует знать об этом.
Я взглянул вначале на нее, потом на Айзенштадта, и, проглотив страх, спросил:
- С чего нам начать, как вы думаете?
- Давайте начнем, - облегченно сказал он. Выло ясно, что ни я, ни Каландра не относятся к тем людям, которые могут оказаться для него бесполезными, как бы он не стремился вбить это нам в головы. Я запомнил это на будущее, и мы приблизились к окраине города гремучников.
- Мы обнаружили несколько мест на их кожице, где можно регистрировать биотоки, - объяснял доктор, склоняясь над одним из гремучников и пристально осматривая места с укрепленными по всей длине извивавшегося гребешка датчиками. Я заметил, что он старался не касаться самого гремучника, и подумал, не состоялась ли вторая демонстрация способности гремучников к самозащите? - Мы можем фиксировать много сигналов, когда они... не заняты... но почти каждое создание, которое нам удалось отыскать, снова возвращалось к активности до истечения предела наступления распада.
- Предела чего? - не понял я.
- Предела наступления распада. - Недовольство Айзенштадта слегка усилилось. - Когда их тела пусты, не заняты, начинается распад тканей, правда, в очень слабой форме. Ничего серьезного, но наши исследования доказали, что если гремучник находится в этом состоянии более двух часов, то наступают необратимые изменения.
Каландра поёжилась.
- Так, будто они действительно погибают?
Эта фраза несколько мгновений оставалась без ответа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109