Вдруг, злая, трахнет лестницу? Потолок ее ливинг-рум был высоким, Парк-авеню-дома строились для богатых, чтобы им было вольнее дышать.
— Леночка, — сказал Чарли просительно, — Эдвард не хотел тебя обидеть… Правда, Эдвард?
— Хотел, — сказал я сверху и намочил жидкую губку.
— Чарли, — сказала она, — он — фашист. Они тоже критиковали капиталистическое общество. Володя сказал мне, что он фашист, а не марксист! Человек из толпы — вот что сказал о тебе Володя, Лимонов. У тебя нет политических взглядов — их заменяет зависть! Ко всем, кто добился большего, чем ты…
— Ну да, — сказал я, — зависть. Чтоб я меньше тебе завидовал, ты могла бы мне платить хотя бы пять долларов за работу с химикатами. Без маски к тому же. Третий день я вдыхаю эту гадость.
— Мы не договаривались ни о какой маске. Достаточно того, что я плачу за материалы. Купи себе маску, пойди и купи! Сколько она может стоить… Копейки. В Америке такие вещи дешевы…
— Не знаю, — сказал я. — Но за три доллара в час я не могу тратить мани на маску. Мне жрать нечего. И отель не оплачен.
— Когда мы договаривались, — сказала она, — я объяснила тебе, что не могу платить больше. Все деньги, сделанные в балете, ушли на квартиру, и мы живем с Чарли исключительно на зарплату «Раннэрс скул». Если тебе не нравится, можешь уйти хоть сейчас…
— Леночка, — примирительным тоном промяукал Чарли и погладил ее по спине. — Мы опаздываем.
— Отстань, — сказала она. — Сейчас пойдем. — И подняла лицо ко мне. — Делаешь людям одолжение, даешь им работу, и они же недовольны и обвиняют тебя… Я могла, между прочим, нанять человека, которого мне рекомендовал суперинтендант, — грека. Он специализируется в ремонтных работах…
Я промолчал. Подумав, что грек взял бы с нее пять или восемь, в зависимости от того, как долго он находится в Соединенных Штатах, то есть как давно он эмигрировал.
— Леночка!
Чарли взял ее шубу и сумку, и они ушли, хлопнув дверью.
Я проработал еще несколько часов, принял душ и вышел. В холле дормэн протянул мне конверт с титульной шапкой «Раннэрс скул» на нем.
— Миссис Клюгэ велела передать.
Надорвав конверт, я обнаружил в нем 72 доллара, вложенные в клочок бумаги с торопливыми словами:
«В твоей помощи мы больше не нуждаемся. Спасибо».
Придя к себе в отель, я включил ТиВи, удалил звук и лег спать. Проснулся в три часа ночи, спокойный и абсолютно равнодушный. На молчаливом экране обегал сцену балерун. ТиВи был старый — изображение грубым и бесцветным, как старые фотографии. Я встал и выключил ТиВи. Уснул опять. Мне приснилось, что я, с маской на лице, тру Мишу Барышникова губкой, смоченной в едкой жидкости. От губки и Миши идет дым. Вокруг стоит беззвучная толпа, состоящая из пуэрториканцев и черных, и беззвучно аплодирует.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
— Леночка, — сказал Чарли просительно, — Эдвард не хотел тебя обидеть… Правда, Эдвард?
— Хотел, — сказал я сверху и намочил жидкую губку.
— Чарли, — сказала она, — он — фашист. Они тоже критиковали капиталистическое общество. Володя сказал мне, что он фашист, а не марксист! Человек из толпы — вот что сказал о тебе Володя, Лимонов. У тебя нет политических взглядов — их заменяет зависть! Ко всем, кто добился большего, чем ты…
— Ну да, — сказал я, — зависть. Чтоб я меньше тебе завидовал, ты могла бы мне платить хотя бы пять долларов за работу с химикатами. Без маски к тому же. Третий день я вдыхаю эту гадость.
— Мы не договаривались ни о какой маске. Достаточно того, что я плачу за материалы. Купи себе маску, пойди и купи! Сколько она может стоить… Копейки. В Америке такие вещи дешевы…
— Не знаю, — сказал я. — Но за три доллара в час я не могу тратить мани на маску. Мне жрать нечего. И отель не оплачен.
— Когда мы договаривались, — сказала она, — я объяснила тебе, что не могу платить больше. Все деньги, сделанные в балете, ушли на квартиру, и мы живем с Чарли исключительно на зарплату «Раннэрс скул». Если тебе не нравится, можешь уйти хоть сейчас…
— Леночка, — примирительным тоном промяукал Чарли и погладил ее по спине. — Мы опаздываем.
— Отстань, — сказала она. — Сейчас пойдем. — И подняла лицо ко мне. — Делаешь людям одолжение, даешь им работу, и они же недовольны и обвиняют тебя… Я могла, между прочим, нанять человека, которого мне рекомендовал суперинтендант, — грека. Он специализируется в ремонтных работах…
Я промолчал. Подумав, что грек взял бы с нее пять или восемь, в зависимости от того, как долго он находится в Соединенных Штатах, то есть как давно он эмигрировал.
— Леночка!
Чарли взял ее шубу и сумку, и они ушли, хлопнув дверью.
Я проработал еще несколько часов, принял душ и вышел. В холле дормэн протянул мне конверт с титульной шапкой «Раннэрс скул» на нем.
— Миссис Клюгэ велела передать.
Надорвав конверт, я обнаружил в нем 72 доллара, вложенные в клочок бумаги с торопливыми словами:
«В твоей помощи мы больше не нуждаемся. Спасибо».
Придя к себе в отель, я включил ТиВи, удалил звук и лег спать. Проснулся в три часа ночи, спокойный и абсолютно равнодушный. На молчаливом экране обегал сцену балерун. ТиВи был старый — изображение грубым и бесцветным, как старые фотографии. Я встал и выключил ТиВи. Уснул опять. Мне приснилось, что я, с маской на лице, тру Мишу Барышникова губкой, смоченной в едкой жидкости. От губки и Миши идет дым. Вокруг стоит беззвучная толпа, состоящая из пуэрториканцев и черных, и беззвучно аплодирует.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23