I have a dream, — как банды диких девочек громят города, и волосы их развевает ветер.
Размышляя о состоянии девочек, еще можно сказать, что их с пеленок тренируют в мазохизме, и общество делает вид, что на этот мазохизм девочка обречена своим полом. Матери учат дочерей избирательному мазохизму, тренируют их в способностях продать свои сексуальные услуги состоятельному самцу. Сделав из мужчины животное — производителя товаров потребления (или менеджера производства этих товаров) буржуазная Система сделала из женщины помимо такого же производителя товаров еще и животное для услуг. Это одинаково отвратительные роли. Но наебнуться, грохнуться в куски как колосс Родосский угнетение женщины может только спонтанно в один и тот же момент, что и угнетение мужчины. Нужно обрушить всю Систему, расхуячить государство, семью, образование, промышленность, тогда падет и женский мазохизм, незавидная судьба дыры для натирания члена самца, а потом служба инкубатором — на которую девочек насильственно обрекают поколение за поколением. Между тем, не всех девочек такая роль приводит в восторг. Лучшие из них не хотят быть обреченными своим полом на жизнь животного для услуг. Будущая революция должна быть тотальной, в том числе должна быть освобождением девочек от роли животных для услуг. Удовольствие ведь получают оба.
Если же говорить о роли женщины как ходячего инкубатора, производителя и вынашивателя плода, то новые медицинские открытия и технологии в области клонирования обещают уменьшение роли женщины. Весьма вероятно, что очень скоро ей уже не придется выполнять роль инкубатора. Да и так ли уж необходимо присутствие на земле миллиардов существ. Зачем эти тьмы нечесаных существ. (Возможно, достаточно по паре миллионов на континент? Два в Европе, два миллиона в Азии, в Африке, в Австралии, в двух Америках. 10-12 миллионов человек на планете не будет большой нагрузкой, планета восстановит экологию, разрушенную миллиардами двуногой саранчи. Нужно перестать рожать. Куда столько людей?
Я вижу девочек воительницами и прекрасными возлюбленными. Современный мир надо разрушить, а на месте фабрик, заводов и тюрем пусть вырастут свежие леса.
Мне жаль сегодня нежных, умных и трогательных существ 11-13 лет, которых жизнь готовит к роли вьючных теток с искромсанными морщинами горечи лицами. Вон прошла не девочка, а ангел… ну ангел сияющий, и что, кому нужно измучить ее родами, абортами, и чтобы через пятнадцать лет, волоча сумки в стоптанных сапогах она тащилась по пыльным улицам? Молоху? Ну нет, он скорее по части наглого пожирания тел. Дьяволу? Тот любит испепелять, жарить на сковородках, варить в огненной лаве. Мучение женское нужно какому-то серому скучному и пыльному ЦК, состоящему из инвалидов, ненавидящих жизнь.
I have a dream, как банды диких девочек громят города, и волосы их раздувает ветер…
Чётки
В правой руке у меня чётки, и я их в настоящее время перебираю. Со мной в тюрьму заехали эти чётки, подаренные мне пыльным летом 95 года афганцем по имени Восток, по фамилии Кармаль, ну да, он имеет прямое отношение к афганскому лидеру 80-х годов, Восток — сын Бабрака Кармаля. Познакомились мы в месте, скорее неожиданном для двух таких типов как Восток и я — человек с французским паспортом и русско-американско-французской биографией. Познакомились мы в пыльной подмосковной деревне Лыткарино. Мы оба были гостями съезда «Трудовой России». С Кармалем был его младший брат и еще телохранитель-интеллектуал Омар с густыми усами. Мы покинули съезд вместе и вместе прошагали через раскаленную неказистую деревню к автобусной остановке. Почва деревни болела, кожа её была содрана и сухой паршой носилась в воздухе. Лысые холмы, плешивые луга, деревья-инвалиды… мы шли по безрадостному, хотя и обыкновенному для Подмосковья, пейзажу. Центральная Россия безнадёжно изуродована русским человеком. Её бы оставить, огородить и оставить, не жить в ней лет сто, она бы выправилась. А на сто лет уйти в Сибирь…
Компактные, с кожею цвета листьев сигарного табака, братья говорили по-русски как какие-нибудь курские крестьяне, но вот интонации были не наши. Повиснув на брезентовых ремнях в продуваемом ветром автобусе, мы стали оживлённо беседовать. О «Трудовой России», о перспективах русской оппозиции, они нас не радовали, об Афганистане. Скорее мы беседовали даже страстно. В 1992-93 у афганцев, понял я, появилась, было, надежда на победу коммунистической оппозиции в России, а там, может быть, и на продолжение борьбы в Афгане. Ну конечно, как всякие эмигранты, они надеялись на продолжение борьбы. Восток уверял, что далеко там на Востоке за Пянджем в горах у них есть, по меньшей мере, 50 тысяч сторонников. Я вздохнул, так как численность только что созданной мной Национал-Большевистской Партии едва ли превышала тысячу человек по всей России, скорее много меньше… Сказать по правде, в 1995 было меньше… Я знал, что афганцы — люди серьёзные. Восточные люди вообще серьёзные (торговцы с русских базаров — особое и презираемое своими же племя), а афганцы особенно. «У нас, Эдуард, не как у вас, у нас в партию идут не привлечённые идеологией, а привлечённые сильным вождём. И за этим вождём люди идут на смерть», — говорил Восток. «Если знаешь, у нас во время гражданской войны даже фракции компартии друг друга жестоко уничтожали. Амин людей моего отца с вертолётов сбрасывал сотнями. У нас не прыгают из партии в партию. Партбилет положить, как ваши сделали, у нас немыслимо». «Даже если ты положил, тебе не дадут выйти из партии враги, — сказал младший брат, — Всё равно убьют. Тебе никто не поверит».
Подмосковные, ленивые летние обыватели тупо глядели на странных типов, подпрыгивающих на ремнях, нас всё время дёргало и бросало. Почему не сядут… думали обыватели, свободные места есть, три чурки и один русский — отмечали обыватели. А мы стояли, потому что стоя было удобнее разговаривать.
— Предали русские Вашего отца? — сказал я тоном вопроса, хотя утверждал сказанное.
Они переглянулись. Эмигранты, они не хотели обижать хозяев.
— Нехорошо предавать, погано, — сказал я. — Как проститутки, то с одним клиентом работают, то к другому переметнутся.
Я неплохо знал их новейшую историю, поскольку «Лимонка» публиковала статьи об Афгане. Тараки, Амин, Кармаль, Наджибулла… Четыре коммунистических вождя сменились в Афганистане. Если профессор Тараки пришел к власти пусть и с помощью русских, то хотя бы только с помощью, то, чтобы убрать Амина, русский спецназ штурмовал его дворец. Вот тогда-то и приземлили на аэропорт Баграм Бабрака Кармаля. А потом отстранили и Кармаля, поставили Наджибуллу. И бросили его.
Афганцы, перебивая друг друга, стали высказывать свое недовольство непостоянностью русских.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Размышляя о состоянии девочек, еще можно сказать, что их с пеленок тренируют в мазохизме, и общество делает вид, что на этот мазохизм девочка обречена своим полом. Матери учат дочерей избирательному мазохизму, тренируют их в способностях продать свои сексуальные услуги состоятельному самцу. Сделав из мужчины животное — производителя товаров потребления (или менеджера производства этих товаров) буржуазная Система сделала из женщины помимо такого же производителя товаров еще и животное для услуг. Это одинаково отвратительные роли. Но наебнуться, грохнуться в куски как колосс Родосский угнетение женщины может только спонтанно в один и тот же момент, что и угнетение мужчины. Нужно обрушить всю Систему, расхуячить государство, семью, образование, промышленность, тогда падет и женский мазохизм, незавидная судьба дыры для натирания члена самца, а потом служба инкубатором — на которую девочек насильственно обрекают поколение за поколением. Между тем, не всех девочек такая роль приводит в восторг. Лучшие из них не хотят быть обреченными своим полом на жизнь животного для услуг. Будущая революция должна быть тотальной, в том числе должна быть освобождением девочек от роли животных для услуг. Удовольствие ведь получают оба.
Если же говорить о роли женщины как ходячего инкубатора, производителя и вынашивателя плода, то новые медицинские открытия и технологии в области клонирования обещают уменьшение роли женщины. Весьма вероятно, что очень скоро ей уже не придется выполнять роль инкубатора. Да и так ли уж необходимо присутствие на земле миллиардов существ. Зачем эти тьмы нечесаных существ. (Возможно, достаточно по паре миллионов на континент? Два в Европе, два миллиона в Азии, в Африке, в Австралии, в двух Америках. 10-12 миллионов человек на планете не будет большой нагрузкой, планета восстановит экологию, разрушенную миллиардами двуногой саранчи. Нужно перестать рожать. Куда столько людей?
Я вижу девочек воительницами и прекрасными возлюбленными. Современный мир надо разрушить, а на месте фабрик, заводов и тюрем пусть вырастут свежие леса.
Мне жаль сегодня нежных, умных и трогательных существ 11-13 лет, которых жизнь готовит к роли вьючных теток с искромсанными морщинами горечи лицами. Вон прошла не девочка, а ангел… ну ангел сияющий, и что, кому нужно измучить ее родами, абортами, и чтобы через пятнадцать лет, волоча сумки в стоптанных сапогах она тащилась по пыльным улицам? Молоху? Ну нет, он скорее по части наглого пожирания тел. Дьяволу? Тот любит испепелять, жарить на сковородках, варить в огненной лаве. Мучение женское нужно какому-то серому скучному и пыльному ЦК, состоящему из инвалидов, ненавидящих жизнь.
I have a dream, как банды диких девочек громят города, и волосы их раздувает ветер…
Чётки
В правой руке у меня чётки, и я их в настоящее время перебираю. Со мной в тюрьму заехали эти чётки, подаренные мне пыльным летом 95 года афганцем по имени Восток, по фамилии Кармаль, ну да, он имеет прямое отношение к афганскому лидеру 80-х годов, Восток — сын Бабрака Кармаля. Познакомились мы в месте, скорее неожиданном для двух таких типов как Восток и я — человек с французским паспортом и русско-американско-французской биографией. Познакомились мы в пыльной подмосковной деревне Лыткарино. Мы оба были гостями съезда «Трудовой России». С Кармалем был его младший брат и еще телохранитель-интеллектуал Омар с густыми усами. Мы покинули съезд вместе и вместе прошагали через раскаленную неказистую деревню к автобусной остановке. Почва деревни болела, кожа её была содрана и сухой паршой носилась в воздухе. Лысые холмы, плешивые луга, деревья-инвалиды… мы шли по безрадостному, хотя и обыкновенному для Подмосковья, пейзажу. Центральная Россия безнадёжно изуродована русским человеком. Её бы оставить, огородить и оставить, не жить в ней лет сто, она бы выправилась. А на сто лет уйти в Сибирь…
Компактные, с кожею цвета листьев сигарного табака, братья говорили по-русски как какие-нибудь курские крестьяне, но вот интонации были не наши. Повиснув на брезентовых ремнях в продуваемом ветром автобусе, мы стали оживлённо беседовать. О «Трудовой России», о перспективах русской оппозиции, они нас не радовали, об Афганистане. Скорее мы беседовали даже страстно. В 1992-93 у афганцев, понял я, появилась, было, надежда на победу коммунистической оппозиции в России, а там, может быть, и на продолжение борьбы в Афгане. Ну конечно, как всякие эмигранты, они надеялись на продолжение борьбы. Восток уверял, что далеко там на Востоке за Пянджем в горах у них есть, по меньшей мере, 50 тысяч сторонников. Я вздохнул, так как численность только что созданной мной Национал-Большевистской Партии едва ли превышала тысячу человек по всей России, скорее много меньше… Сказать по правде, в 1995 было меньше… Я знал, что афганцы — люди серьёзные. Восточные люди вообще серьёзные (торговцы с русских базаров — особое и презираемое своими же племя), а афганцы особенно. «У нас, Эдуард, не как у вас, у нас в партию идут не привлечённые идеологией, а привлечённые сильным вождём. И за этим вождём люди идут на смерть», — говорил Восток. «Если знаешь, у нас во время гражданской войны даже фракции компартии друг друга жестоко уничтожали. Амин людей моего отца с вертолётов сбрасывал сотнями. У нас не прыгают из партии в партию. Партбилет положить, как ваши сделали, у нас немыслимо». «Даже если ты положил, тебе не дадут выйти из партии враги, — сказал младший брат, — Всё равно убьют. Тебе никто не поверит».
Подмосковные, ленивые летние обыватели тупо глядели на странных типов, подпрыгивающих на ремнях, нас всё время дёргало и бросало. Почему не сядут… думали обыватели, свободные места есть, три чурки и один русский — отмечали обыватели. А мы стояли, потому что стоя было удобнее разговаривать.
— Предали русские Вашего отца? — сказал я тоном вопроса, хотя утверждал сказанное.
Они переглянулись. Эмигранты, они не хотели обижать хозяев.
— Нехорошо предавать, погано, — сказал я. — Как проститутки, то с одним клиентом работают, то к другому переметнутся.
Я неплохо знал их новейшую историю, поскольку «Лимонка» публиковала статьи об Афгане. Тараки, Амин, Кармаль, Наджибулла… Четыре коммунистических вождя сменились в Афганистане. Если профессор Тараки пришел к власти пусть и с помощью русских, то хотя бы только с помощью, то, чтобы убрать Амина, русский спецназ штурмовал его дворец. Вот тогда-то и приземлили на аэропорт Баграм Бабрака Кармаля. А потом отстранили и Кармаля, поставили Наджибуллу. И бросили его.
Афганцы, перебивая друг друга, стали высказывать свое недовольство непостоянностью русских.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48