С них уже достаточно. На клубничных полях было, должно быть, сотни две людей в маленьких палатках. Капитан Бинки заставил их плясать под свою дудку. Они все были за то, чтобы выступить этим утром на лодках. Но барон не хотел и слышать об этом. Медленно и без суеты - вот линия поведения барона.
Квимби к этому времени заснул в своем кресле, храпя, как бульдог.
- Значит, завтра мы отправляемся в Лэндсенд, - подытожил Джонатан. - Как далеко до него, как вы думаете?
- Двадцать пять миль, - ответил Гамп. - По крайней мере так сказал барон.
Джонатан указал на храпящего Квимби:
- Ему ни за что не пройти еще двадцать пять миль. Это займет у нас неделю вместе с ним, если только нас кто-нибудь не подвезет.
- Мы уже решили этот вопрос, - сказал Буфо. - Завтра утром отсюда отправляется почтовый фургон. Мы поговорили с возницей. Все с ним уладили. Он говорит, что у него есть свободные места. Мы дали ему пару монет, чтобы скрепить сделку.
- Я сделаю то же самое, - решил Джонатан. - Если он не сможет взять всех, я посажу Квимби в фургон, а сам пойду пешком.
- Что если мы оставим стихи на завтра? - внезапно спросил Гамп тоном, который давал понять, что Джонатан будет разочарован. - Я слишком устал, чтобы проникнуться соответствующим духом.
Джонатан проглотил остатки эля.
- Дух, как я понимаю, очень важен?
- Жизненно важен, - подтвердил Буфо.
- Я вымотан, - пожаловался Гамп. - За последние два дня мы не спали и четырех часов.
- Разумеется, - кивнул Джонатан. - Завтра нам предстоит долгий путь. У нас будет много времени для стихов.
И, покончив с разговорами, они разбудили Квимби и разошлись по своим комнатам.
Глава 15. Травы доктора Чена
На следующее утро у них не было никаких проблем с тем, чтобы добраться до Лэндсенда. Почтовый фургон был длинной крытой повозкой, вполне просторной для восьми или десяти человек или, в зависимости от обстоятельств, для множества больших мешков с почтой. Но на самом деле почты было не очень много. Вместе с нашими путешественниками ехали один-единственный мешок и с полдюжины коробок, так что возница был рад взять еще несколько пассажиров. Как оказалось, фургон отправлялся только около десяти утра, так что в Лэндсенде они должны были оказаться позже, чем надеялся Джонатан; но зато у всей четверки появилось время походить по магазинам в городе. Квимби купил себе новый костюм и туфли - все, как он пожаловался, сомнительного качества. Однако он признал, что эти вещи все же лучше, чем его старые, испорченные, которые он в конце концов подарил женщине - хозяйке трактира. Фургон еще не успел отъехать, как она обрядила в них свое пугало.
Остальные тоже купили себе несколько обновок - преимущественно одежду, а Джонатан приобрел куртку и рюкзак. Еще они прихватили с собой сухой паек на тот случай, если в пути проголодаются, и ровно в десять часов со стуком покатили по дороге. Хотя фургон был крытым, задней стенки у него не было, и время от времени путешественники видели небольшие участки широкой реки Твит, мелькающие за редкими, покрытыми зеленью холмами.
В полдень они распаковали свой обед и угостили несколькими кусками мяса, сыра и хлеба возницу, который, поскольку он был на диете, не взял с собой ничего, кроме салата из неочищенного риса и жестянки с пресными крекерами. Но когда Буфо предложил поделиться с ним окороком и сыром, он выбросил салат в канаву, что, как радостно заметил Буфо, и есть самый разумный способ обращаться с салатами.
- Так что вдохновило вас вновь заняться сочинением стихов? - поинтересовался Джонатан.
- О, - откликнулся Гамп, - мы и не бросали этого занятия. Мы не можем так поступить. Это у нас в крови.
- Как зараза, - пояснил Буфо.
- Вот именно, - согласился с ним Гамп. - Некоторые вещи побуждают нас делать это: смена времени года, к примеру, или погода. Поэзия - это такая вещь, которая просто врывается в твою жизнь.
- Что-то вроде летучей мыши, которая запутывается в твоих волосах, - вставил Буфо.
- Или опоссума, - заметил Гамп, почесывая голову, - который проникает в комнату по ночам и портит твои туфли.
- Именно так. Как видишь, подобные метафоры выскакивают, как воздушная кукуруза из сковородки. Поэт ничего не может с собой поделать. Он раб этой силы, - сказал Буфо.
Джонатан сказал, что он понимает. Квимби заявил, что он знал одного парня, который был поэтом: писал вдохновенные стихи для местной газеты. Очень прочувствованные. У Буфо был такой вид, словно ему было мало дела до вдохновенных стихов.
- Какие именно вдохновенные стихи? - спросил Гамп, который, как и Буфо, испытывал естественное недоверие ко всем остальным поэтам. - Вы можете что-нибудь вспомнить?
Квимби обдумал вопрос.
- Что-то насчет того, чтобы крепиться в трудные времена. Ну, знаете, не распускать нюни, не сгибаться и все такое прочее. Терпеть. Исполнять свой долг. На самом деле очень волнующе. Затрагивало за живое.
- Да уж, нечего сказать, - отозвался Буфо. - Думаю, можно было посмеяться над этим. Но это не то, что пишем мы . Ничего подобного. Не то чтобы в этом было что-то плохое, заметьте; этот ваш поэт скорее всего был в своем роде жемчужиной. Я поищу его книгу, когда вернусь домой.
Он подмигнул Гампу, чтобы дать ему понять, насколько остроумным было его последнее замечание.
- Ну так, значит, вы написали что-нибудь неплохое? - спросил Джонатан.
- Несколько настоящих шедевров.
Буфо согласился с ним:
- Это все благодаря взрывам. Мы были уверены, что ты, Профессор и Майлз… ну ты знаешь… Что вы не выбрались. Унылость - вот что дало толчок.
- Уныние, - поправил его Гамп.
- Что, прости?
- По-моему, это называется уныние, - повторил Гамп. - А не унылость.
- То, о чем ты думаешь, - это пористость, - сказал Буфо. - Как у тебя в голове.
Гамп смерил его взглядом. Но к этому времени он уже настроился на чтение своих стихов, так что тем дело и кончилось. Квимби заметил, что Буфо, вероятно, все равно прав и что его друг-поэт один раз написал это слово как «унылость», что в тех обстоятельствах казалось вполне уместным, поскольку оно в некоторой степени рифмовалось с «размытость», а именно это происходило в том стихотворении с душой парня - героя стихотворения. Буфо и Гамп какое-то мгновение выглядели так, словно то же самое происходило с их душами, но потом Гамп вытащил свои записи и прочистил горло.
- «Бедный Сквайр пропал», - прочел он скорбным голосом, а затем пустился в длинное стихотворное описание трагических странствий Сквайра в далекой Бэламнии. Чтение стихотворения заняло около получаса и, похоже, повергло бедного Квимби в бесконечное смятение: он, разумеется, понятия не имел, что Бэламния - это далекая магическая страна. Однако он, кажется, подумал, что стихи уже по самой своей природе весьма туманны и что именно труднообъяснимые куски - самые лучшие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Квимби к этому времени заснул в своем кресле, храпя, как бульдог.
- Значит, завтра мы отправляемся в Лэндсенд, - подытожил Джонатан. - Как далеко до него, как вы думаете?
- Двадцать пять миль, - ответил Гамп. - По крайней мере так сказал барон.
Джонатан указал на храпящего Квимби:
- Ему ни за что не пройти еще двадцать пять миль. Это займет у нас неделю вместе с ним, если только нас кто-нибудь не подвезет.
- Мы уже решили этот вопрос, - сказал Буфо. - Завтра утром отсюда отправляется почтовый фургон. Мы поговорили с возницей. Все с ним уладили. Он говорит, что у него есть свободные места. Мы дали ему пару монет, чтобы скрепить сделку.
- Я сделаю то же самое, - решил Джонатан. - Если он не сможет взять всех, я посажу Квимби в фургон, а сам пойду пешком.
- Что если мы оставим стихи на завтра? - внезапно спросил Гамп тоном, который давал понять, что Джонатан будет разочарован. - Я слишком устал, чтобы проникнуться соответствующим духом.
Джонатан проглотил остатки эля.
- Дух, как я понимаю, очень важен?
- Жизненно важен, - подтвердил Буфо.
- Я вымотан, - пожаловался Гамп. - За последние два дня мы не спали и четырех часов.
- Разумеется, - кивнул Джонатан. - Завтра нам предстоит долгий путь. У нас будет много времени для стихов.
И, покончив с разговорами, они разбудили Квимби и разошлись по своим комнатам.
Глава 15. Травы доктора Чена
На следующее утро у них не было никаких проблем с тем, чтобы добраться до Лэндсенда. Почтовый фургон был длинной крытой повозкой, вполне просторной для восьми или десяти человек или, в зависимости от обстоятельств, для множества больших мешков с почтой. Но на самом деле почты было не очень много. Вместе с нашими путешественниками ехали один-единственный мешок и с полдюжины коробок, так что возница был рад взять еще несколько пассажиров. Как оказалось, фургон отправлялся только около десяти утра, так что в Лэндсенде они должны были оказаться позже, чем надеялся Джонатан; но зато у всей четверки появилось время походить по магазинам в городе. Квимби купил себе новый костюм и туфли - все, как он пожаловался, сомнительного качества. Однако он признал, что эти вещи все же лучше, чем его старые, испорченные, которые он в конце концов подарил женщине - хозяйке трактира. Фургон еще не успел отъехать, как она обрядила в них свое пугало.
Остальные тоже купили себе несколько обновок - преимущественно одежду, а Джонатан приобрел куртку и рюкзак. Еще они прихватили с собой сухой паек на тот случай, если в пути проголодаются, и ровно в десять часов со стуком покатили по дороге. Хотя фургон был крытым, задней стенки у него не было, и время от времени путешественники видели небольшие участки широкой реки Твит, мелькающие за редкими, покрытыми зеленью холмами.
В полдень они распаковали свой обед и угостили несколькими кусками мяса, сыра и хлеба возницу, который, поскольку он был на диете, не взял с собой ничего, кроме салата из неочищенного риса и жестянки с пресными крекерами. Но когда Буфо предложил поделиться с ним окороком и сыром, он выбросил салат в канаву, что, как радостно заметил Буфо, и есть самый разумный способ обращаться с салатами.
- Так что вдохновило вас вновь заняться сочинением стихов? - поинтересовался Джонатан.
- О, - откликнулся Гамп, - мы и не бросали этого занятия. Мы не можем так поступить. Это у нас в крови.
- Как зараза, - пояснил Буфо.
- Вот именно, - согласился с ним Гамп. - Некоторые вещи побуждают нас делать это: смена времени года, к примеру, или погода. Поэзия - это такая вещь, которая просто врывается в твою жизнь.
- Что-то вроде летучей мыши, которая запутывается в твоих волосах, - вставил Буфо.
- Или опоссума, - заметил Гамп, почесывая голову, - который проникает в комнату по ночам и портит твои туфли.
- Именно так. Как видишь, подобные метафоры выскакивают, как воздушная кукуруза из сковородки. Поэт ничего не может с собой поделать. Он раб этой силы, - сказал Буфо.
Джонатан сказал, что он понимает. Квимби заявил, что он знал одного парня, который был поэтом: писал вдохновенные стихи для местной газеты. Очень прочувствованные. У Буфо был такой вид, словно ему было мало дела до вдохновенных стихов.
- Какие именно вдохновенные стихи? - спросил Гамп, который, как и Буфо, испытывал естественное недоверие ко всем остальным поэтам. - Вы можете что-нибудь вспомнить?
Квимби обдумал вопрос.
- Что-то насчет того, чтобы крепиться в трудные времена. Ну, знаете, не распускать нюни, не сгибаться и все такое прочее. Терпеть. Исполнять свой долг. На самом деле очень волнующе. Затрагивало за живое.
- Да уж, нечего сказать, - отозвался Буфо. - Думаю, можно было посмеяться над этим. Но это не то, что пишем мы . Ничего подобного. Не то чтобы в этом было что-то плохое, заметьте; этот ваш поэт скорее всего был в своем роде жемчужиной. Я поищу его книгу, когда вернусь домой.
Он подмигнул Гампу, чтобы дать ему понять, насколько остроумным было его последнее замечание.
- Ну так, значит, вы написали что-нибудь неплохое? - спросил Джонатан.
- Несколько настоящих шедевров.
Буфо согласился с ним:
- Это все благодаря взрывам. Мы были уверены, что ты, Профессор и Майлз… ну ты знаешь… Что вы не выбрались. Унылость - вот что дало толчок.
- Уныние, - поправил его Гамп.
- Что, прости?
- По-моему, это называется уныние, - повторил Гамп. - А не унылость.
- То, о чем ты думаешь, - это пористость, - сказал Буфо. - Как у тебя в голове.
Гамп смерил его взглядом. Но к этому времени он уже настроился на чтение своих стихов, так что тем дело и кончилось. Квимби заметил, что Буфо, вероятно, все равно прав и что его друг-поэт один раз написал это слово как «унылость», что в тех обстоятельствах казалось вполне уместным, поскольку оно в некоторой степени рифмовалось с «размытость», а именно это происходило в том стихотворении с душой парня - героя стихотворения. Буфо и Гамп какое-то мгновение выглядели так, словно то же самое происходило с их душами, но потом Гамп вытащил свои записи и прочистил горло.
- «Бедный Сквайр пропал», - прочел он скорбным голосом, а затем пустился в длинное стихотворное описание трагических странствий Сквайра в далекой Бэламнии. Чтение стихотворения заняло около получаса и, похоже, повергло бедного Квимби в бесконечное смятение: он, разумеется, понятия не имел, что Бэламния - это далекая магическая страна. Однако он, кажется, подумал, что стихи уже по самой своей природе весьма туманны и что именно труднообъяснимые куски - самые лучшие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85