Таким добром на Друри-Лейн
Недолго разживиться,
А он искал – кошель-то пуст –
Не шлюху, а девицу.
Наш Джек любил ходить в театр,
Но больше – за кулисы.
Там он и встретил как-то раз
Ирландочку-актрису.
Поп, нимало не сердясь, что его перебили, подхватил куплеты и превратил их в торжественный церковный напев, пусть на совершенно другой мотив:
Ему бы в церковь путь найти,
Припасть к Отцу и Сыну,
А он хористку соблазнил
И в тягости покинул.
Бог с Неба девке не желал
Такой несчастной доли.
Джек, безусловно, доказал.
Сам факт Свободной Воли.
Quod erat demonstrandum. Quod erat demonstrandum…
Неугомонные галерники опять влезли со своим:
Хотел ли он,
Не хотел ли он,
Всё предопределено.
Катится по-заведённому
Чреда отпущенных дён ему –
Решать ничто не дано.
Снова поп:
Кто Создателя клянёт,
Молвил Папа в своё время –
Безнадёжный идиот
Или дьяволово семя.
Первым следует послушно
И прилежно слушать всех,
Тем же в Церковь возвратиться
И очистить всякий грех.
Quod erat demonstrandum. Quod erat demonstrandum…
Галерники, очевидно, хотели бы остаться и продолжить диспут, однако надсмотрщики гнали их всё на юг и на юг:
Бредём обречённо
От солнечной Роны,
Как Бог повелел изначала;
Джек, нечего охать:
Твоя же ведь похоть
В колодки тебя заковала.
Их утащили «за кулисы» следующим комическим образом: надсмотрщик выехал в начало колонны, накинул цепь на луку седла и пришпорил лошадь. Цепь заскользила через ошейники каторжников, дёрнула последнего, так что тот налетел на идущего перед ним, а тот – на следующего, так что в результате цепной реакции вся колонна сложилась гармошкой, и её утащили в сторону Средиземного моря.
Тем временем процессия ворвалась через ворота в милый Париж. Скелеты, которые до сей поры вели себя крайне мрачно, вдруг принялись разбираться на части и лупить себя и соседей бедренными костями, создавая мелодичную ксилофонию. Поп вскочил на телегу с мертвецами и сильным контртенором затянул новый мотивчик.
Джек, ты дура-а-ак –
Чему удивляться, что стало паскудно
Вот та-а-ак –
Какой ещё вляпался бы безрассудно
Проста-а-ак –
Что толку пытать, как пытают
Бродя-а-аг –
Тебе это шутки, тебе это просто
Пустя-а-ак –
Хоть бы драли тебя, как дерут
Соба-а-ак –
Не просто вор,
Совсем обормот,
Не обаяшка,
А мордоворот,
Бог дал тебе ум.
Его ты с тех пор отправил в нужник,
А сам хоть бы хны, и вот
Смердишь!
Поспорил бы тут, но
Учуять не трудно,
Смердишь!
И так далее. Тут вперёд выступила прехорошенькая девочка в белом платье, какие надевают паписточкам на первое причастие. Светящаяся – но грустная. Поп остановил мулов, спрыгнул с похоронных дрог и присел на корточки рядом с девочкой.
– Простите меня, отче, ибо я согрешила! – сказала та.
– Ух! – взвыли разом скелеты, мертвецы, могильщики, рыботорговки и проч., собираясь в круг, словно поглазеть на ирландскую драку.
– Поверь мне, детка, не ты одна! – завопила одна из торговок, сложив руки рупором; остальные заулыбались и закивали.
Поп подобрал грязную сутану, придвинулся к девочке и приложил ухо к ее губам; та что-то зашептала, поп затряс головой в искреннем, хоть и недолгом ужасе, затем выпрямился во весь рост и что-то сказал. Девочка молитвенно сложила руки и закрыла глаза. Весь Париж, замерев, слушал, как тоненький голосок произносит краткую папистскую молитву. Девочка открыла голубенькие глазёнки и с трепетом взглянула на священника. Его каменное лицо внезапно расплылось в улыбке, и он осенил девочку крестом. С радостным визгом та подпрыгнула и пошла по улице колесом в вихре кружевных юбок. Немедленно вся процессия ожила. Поп шёл за кувыркающейся девочкой и танцорами; мертвецы в телеге виляли бёдрами и гортанно ухали в такт музыке. Могильщики и рыботорговки, к которым по пути присоединились цветочницы и крысоловы, отплясывали под пение священника попурри из всевозможных танцев: канкана, ирландского степа и средиземноморской тарантеллы.
Если был ты воришка
Иль была ты малышка,
Что смущалась не слишком
По поводу брачных обетов,
Если лихо кутил,
И без просыху пил,
И сироток давил
На дороге богатой каретой…
И так достаточно долго, ибо им надо было протанцевать через всю Вселенную и мимо римских бань в Клюни. Когда они вступили на Малый мост, целая толпа несчастных высыпала из Hotel-Dieu – исполинской богадельни у самого собора Парижской Богоматери, откуда изначально взялись поп, могильщики и мертвецы. В сопровождении органа Нотр-Дам они исполнили величественный хорал под занавес представления:
Смотри, все такие – все грешат,
Смотри, на скольких шапки горят,
В уголке потискаться каждый рад
И пару стаканов хлопнуть подряд.
Так покайся в грехах и не скрой своих зол,
Это вам не причуда и не прикол,
Каждый, Папа сказал, до того дошёл,
Что вполне заслужил, чтоб ему испол-
Осовали весь зад (коль не в кайф кой-кому).
Дайте ж бой беспощадный греху своему,
Что бедняк, что Людовик, от массовых у-
Бийств до мелких проступков; и вот, потому,
Чуть вы сбились с прямого пути, всякий раз
Исповедайтесь Богу, хоть с глазу на глаз,
Хоть в соборе, хоть в церкви, услышит Он вас,
И получите ВЕЛИКУЮ МИЛОСТЬ тотчас!
Песня пошла по кругу, символизируя (как предполагал Джек) циклический характер процесса: одни оборванцы, торговки и проч. совокуплялись прямо на улице, другие строем бежали к попу исповедоваться, после чего преклоняли колени перед собором и тут же снова толпой бежали совокупляться. Так или иначе, теперь у каждого скелета, оборванца, могильщика, торговки, разносчика и попа была своя роль и своя партия в спектакле, только Джек оставался ни при чём. Спутники один за другим откалывались от него или растворялись в воздухе, так что он в одиночестве (правда, под приветственные возгласы тысячных толп) въехал на площадь за собором Парижской Богоматери, ещё более величественную, чем Джек её помнил. Ибо некий жутко важный папист – на ступеньку или две ниже самого Папы – благословлял здесь знамёна всех полков короля Луя. Он был в митре и стоял под балдахином из ткани, расшитой королевскими лилиями. Самих полков не было – места бы не хватило, – зато присутствовали благородные военачальники в сопровождении герольдов и знаменосцев. Над ними реяли атласные, шёлковые и парчовые штандарты, рассчитанные на то, чтобы за милю различаться в клубах порохового дыма, а когда их после победы водрузят на стены захваченного города – убеждать покорённых голландцев, немцев или англичан в могуществе и, главное, утончённости короля Луя. Каждый обладал определённой магической властью над своим полком; увидеть их разом было всё равно что узреть всех двенадцать апостолов за одним столом или что-то в таком роде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81