В клочья разнесли!
— Так ему и надо, — бормочу я. — Обнаглел, за собаками гонялся, меня ловил.
Георгий подходит, хлопает меня по плечу. У, какая тяжелая, добрая, страшная рука.
— Радуйся, — говорит он. — Им завтракает желтый слизень с дом величиной.
— Он светится?
— Там и без него светло.
По-видимому, это Большой Солнечник — он живет в роще коралловидных деревьев. Погрузились. Я сел за пульт управления. Аргус угнездился рядом. Он сидел понурясь, словно из него вынули все кости.
Я увидел, как худы и остры его плечи, и у меня сжалось сердце.
Ники влез к собакам.
Я поднял машину над деревьями, в мир особенных, верхушечных, лесных жителей. Нас тотчас окружили летающие пузыри, на крылья село несколько желтых двухголовок. Они подбежали к кабине и глядели, тараща глаза. Я повернул на юг и дал умеренную скорость. Газовые струи потянулись за нами. Теперь, если у Штарка и есть дальний радар, он ошибется, не заметит нас, так низко летящих.
Пролетев километров двести, я повернул на запад. (Здесь джунгли цвели верхушками.)
— Тим, — спросил вдруг Аргус, — Тим, ты все там убрал?
— Что? Где?
— Ну, дома?.. Коллекции, фото, записки?
— Основные в сейфах, последние на стеллажах.
— Тим, мне жалко, что так все получилось, — сказал Аргус.
— Что случилось?
— Он накрыл нас. Он влепил в дом три ракеты. Ты погляди — дым.
Я откинул солнцезащитный козырек и увидел этот дым. Он поднимался из джунглей, тонкий и высокий, как шест.
Меня ударило в грудь, и закружилась голова. Я ощутил холодные пальцы Аргуса — он снял мои руки с клавишей управления.
— Мне жаль, — повторил он. — Мне очень-очень жаль.
Я зажмурился и подержал свое лицо в ладонях — они пахли машинной смазкой. Я стал предельно несчастлив.
Я родился в подземелье, на холодном Виргусе. Я рос на скупой планете, без животных и деревьев. На Люцифере я нашел для себя все, что мне было нужно, даже в избытке. Мне было хорошо здесь.
— Звездный, — сказал я. — Ты ввязал меня в эту историю. Чертов Штарк бы меня не тронул. Зачем я ему? Ну, сижу на станции, ну, собираю образцы.
— Верно.
— Я тебя должен ненавидеть — коллекции погибли.
— Основные в сейфах.
— Гони к дому! — заорал я, вскакивая.
— Вот этого я не сделаю.
— Там горят труды наши. И твои тоже, имей в виду.
— А мне что за дело? — сказал он и заговорил вдумчиво: — Я как-то отвердел, мне чужды твои тревоги. Я — стрела правосудия, направленная в Зло, мой путь прям. (Он вздохнул.) Ты не злись, сейчас тебе станет хорошо. Тебе хорошо, хорошо… Ты забыл, тебе хорошо.
Он погладил меня холодной ладонью, и мне стало хорошо. Я расслабился, даже глаза прикрыл.
— А коллекции мы соберем новые. Пустим в джунгли роботов-наблюдателей, и будет тебе урожай, — ласково говорил он.
— Да где же их взять-то, роботов, где?
— У Штарка.
А вечером следующего дня Штарк сбил нас.
До плато оставался час полета. Близился вечер. Мы пролетели озеро Лаврака. Там, помню, мы с Ланжевеном стреляли по отражениям береговых камней и рикошетом попадали в камни.
Такое озеро здесь одно, прочее — болотистые джунгли. Если повторить это слово тысячу раз подряд, бормотать его не день, а месяц, год, то станет понятна их обширность.
Что там творилось, в этих болотах, никто толком не знал, даже я.
О доме и коллекциях я больше не думал, на Аргуса не сердился. Меня охватило состояние подчиненности, я отдыхал впервые на Люцифере. Сумеречное, дремотнее состояние.
К вечеру мы запеленговали сигналы чужого радара. Автопилот повел скарп по пеленгу. Шли мы как по ниточке. Георгий сказал мне, что слушает Голоса, и зажмурился.
Собаки повизгивали, просили есть.
Я пошел к ним. Дал охлажденную воду, сунул каждой по галете и стал глядеть в иллюминатор. Я видел лес, размазанный скоростью в ржавые и белые полосы, видел проносящиеся назад летучие существа, слышал удары их мягких тел по корпусу и свист воздуха на его обводах.
Свист и мокрые шлепки, свист и шлепки.
И вдруг мы наскочили на скалу, ударились в дерево, уперлись в стену. Так мне увиделось — скала, затем дерево и стена. Меня бросило на пол. Вспыхнул огонь, и в каюту вошел вонючий дым.
Нас спасли высокие деревья — «Алешка» упал на их вершины и провалился вниз. Падая, он заклинился в сросшихся стволах. Результат — скарп прикончен, мне в кровь разбило лицо, Бэк вывихнул лапу, а Георгий как новенький, хотя кабину буквально разворотило взрывом.
Он сбросил лестницу. Я же в оцепенении глядел вниз — чернота тропического леса, фосфор мхов.
Я дрожал в ознобе. Я стискивал зубы, сжимал кулаки и… разрыдался. Георгий же скалился. Он ощупывал себя, хлопая по плечам, по ногам, и говорил мне:
— Ты знаешь, это тело даже не напугалось. Не скажу, чтобы не успело,
— ракету я заметил, она шла встречным маршрутом.
— Отчего же не свернул?
— Инерция массы. Ракета же кинулась в нас из деревьев, как рыбка. Это было красиво.
И мечтательно, с эгоизмом вояки, сказал:
— Со Штарком любопытно цапаться…
— А здоровье экипажа тебя не интересует?.. Плевать?.. На собак? На коллекции? На меня?
— Осмотрим-ка лучше Бэка.
Мы вправили псу лапу и стали советоваться.
— «Алешка» пропал, — итожил Аргус. — Это плохо, дорога удлиняется. Ничего, доберемся. Зато плюс — Штарк перестает нас ждать. Он уверен, что мы погибли. Конечно (Георгий прищурился), сюда прилетит проверочный робот, уже взлетает. Он сфотографирует, уточнит. Итак, никакого движения в течение часа. Кстати, отчего у тебя нет роботов-зондов?
— Траты на станцию и так чрезмерны.
(Робот уже был рядом).
Мы приказали собакам лечь и замереть, да и сами не двигались. Тотчас слетелись вампиры. Они тянули трубочки губ, нам приходилось бить их по вкрадчивым гибким мордам. Такие прикончили Шургаева. Он, раненный, полз в лагерь и был перехвачен ими.
— У Штарка есть пробел, — разглагольствовал Аргус. — Он слишком систематик, он пришлет робота еще два раза — сегодня и завтра утром: три фото, можно сравнить и делать выводы. Зато на следующие дни оставит нас в покое.
— Почему же именно три? — недовольно спросил я.
— Любимое число Штарка. Три ракеты, три робота-убийцы.
И верно, робот прилетал три раза — дважды вечером и раз утром.
Вечером он просто шмыгал над деревьями, но утром прилетел на винте, и в тумане мы чуть не проморгали его. Но Бэк зарычал, мы оторвались от завтрака и увидели спускающийся в промежутке деревьев аппарат. Над ним — зонтик воздушного винта. Телекамера его вертелась, объектив то вспыхивал отраженным солнцем, то гас. Подлетая, робот выпустил длинную струю горячей смеси. Но поджечь ее не успел — Аргус отбил выстрелом здоровенный сук дерева, и тот, падая, стукнул робота.
Механизм заколыхался, включил ракетный двигатель и ушмыгнул вверх. Оттуда он и поджег лес — пламя прошумело по вершинам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
— Так ему и надо, — бормочу я. — Обнаглел, за собаками гонялся, меня ловил.
Георгий подходит, хлопает меня по плечу. У, какая тяжелая, добрая, страшная рука.
— Радуйся, — говорит он. — Им завтракает желтый слизень с дом величиной.
— Он светится?
— Там и без него светло.
По-видимому, это Большой Солнечник — он живет в роще коралловидных деревьев. Погрузились. Я сел за пульт управления. Аргус угнездился рядом. Он сидел понурясь, словно из него вынули все кости.
Я увидел, как худы и остры его плечи, и у меня сжалось сердце.
Ники влез к собакам.
Я поднял машину над деревьями, в мир особенных, верхушечных, лесных жителей. Нас тотчас окружили летающие пузыри, на крылья село несколько желтых двухголовок. Они подбежали к кабине и глядели, тараща глаза. Я повернул на юг и дал умеренную скорость. Газовые струи потянулись за нами. Теперь, если у Штарка и есть дальний радар, он ошибется, не заметит нас, так низко летящих.
Пролетев километров двести, я повернул на запад. (Здесь джунгли цвели верхушками.)
— Тим, — спросил вдруг Аргус, — Тим, ты все там убрал?
— Что? Где?
— Ну, дома?.. Коллекции, фото, записки?
— Основные в сейфах, последние на стеллажах.
— Тим, мне жалко, что так все получилось, — сказал Аргус.
— Что случилось?
— Он накрыл нас. Он влепил в дом три ракеты. Ты погляди — дым.
Я откинул солнцезащитный козырек и увидел этот дым. Он поднимался из джунглей, тонкий и высокий, как шест.
Меня ударило в грудь, и закружилась голова. Я ощутил холодные пальцы Аргуса — он снял мои руки с клавишей управления.
— Мне жаль, — повторил он. — Мне очень-очень жаль.
Я зажмурился и подержал свое лицо в ладонях — они пахли машинной смазкой. Я стал предельно несчастлив.
Я родился в подземелье, на холодном Виргусе. Я рос на скупой планете, без животных и деревьев. На Люцифере я нашел для себя все, что мне было нужно, даже в избытке. Мне было хорошо здесь.
— Звездный, — сказал я. — Ты ввязал меня в эту историю. Чертов Штарк бы меня не тронул. Зачем я ему? Ну, сижу на станции, ну, собираю образцы.
— Верно.
— Я тебя должен ненавидеть — коллекции погибли.
— Основные в сейфах.
— Гони к дому! — заорал я, вскакивая.
— Вот этого я не сделаю.
— Там горят труды наши. И твои тоже, имей в виду.
— А мне что за дело? — сказал он и заговорил вдумчиво: — Я как-то отвердел, мне чужды твои тревоги. Я — стрела правосудия, направленная в Зло, мой путь прям. (Он вздохнул.) Ты не злись, сейчас тебе станет хорошо. Тебе хорошо, хорошо… Ты забыл, тебе хорошо.
Он погладил меня холодной ладонью, и мне стало хорошо. Я расслабился, даже глаза прикрыл.
— А коллекции мы соберем новые. Пустим в джунгли роботов-наблюдателей, и будет тебе урожай, — ласково говорил он.
— Да где же их взять-то, роботов, где?
— У Штарка.
А вечером следующего дня Штарк сбил нас.
До плато оставался час полета. Близился вечер. Мы пролетели озеро Лаврака. Там, помню, мы с Ланжевеном стреляли по отражениям береговых камней и рикошетом попадали в камни.
Такое озеро здесь одно, прочее — болотистые джунгли. Если повторить это слово тысячу раз подряд, бормотать его не день, а месяц, год, то станет понятна их обширность.
Что там творилось, в этих болотах, никто толком не знал, даже я.
О доме и коллекциях я больше не думал, на Аргуса не сердился. Меня охватило состояние подчиненности, я отдыхал впервые на Люцифере. Сумеречное, дремотнее состояние.
К вечеру мы запеленговали сигналы чужого радара. Автопилот повел скарп по пеленгу. Шли мы как по ниточке. Георгий сказал мне, что слушает Голоса, и зажмурился.
Собаки повизгивали, просили есть.
Я пошел к ним. Дал охлажденную воду, сунул каждой по галете и стал глядеть в иллюминатор. Я видел лес, размазанный скоростью в ржавые и белые полосы, видел проносящиеся назад летучие существа, слышал удары их мягких тел по корпусу и свист воздуха на его обводах.
Свист и мокрые шлепки, свист и шлепки.
И вдруг мы наскочили на скалу, ударились в дерево, уперлись в стену. Так мне увиделось — скала, затем дерево и стена. Меня бросило на пол. Вспыхнул огонь, и в каюту вошел вонючий дым.
Нас спасли высокие деревья — «Алешка» упал на их вершины и провалился вниз. Падая, он заклинился в сросшихся стволах. Результат — скарп прикончен, мне в кровь разбило лицо, Бэк вывихнул лапу, а Георгий как новенький, хотя кабину буквально разворотило взрывом.
Он сбросил лестницу. Я же в оцепенении глядел вниз — чернота тропического леса, фосфор мхов.
Я дрожал в ознобе. Я стискивал зубы, сжимал кулаки и… разрыдался. Георгий же скалился. Он ощупывал себя, хлопая по плечам, по ногам, и говорил мне:
— Ты знаешь, это тело даже не напугалось. Не скажу, чтобы не успело,
— ракету я заметил, она шла встречным маршрутом.
— Отчего же не свернул?
— Инерция массы. Ракета же кинулась в нас из деревьев, как рыбка. Это было красиво.
И мечтательно, с эгоизмом вояки, сказал:
— Со Штарком любопытно цапаться…
— А здоровье экипажа тебя не интересует?.. Плевать?.. На собак? На коллекции? На меня?
— Осмотрим-ка лучше Бэка.
Мы вправили псу лапу и стали советоваться.
— «Алешка» пропал, — итожил Аргус. — Это плохо, дорога удлиняется. Ничего, доберемся. Зато плюс — Штарк перестает нас ждать. Он уверен, что мы погибли. Конечно (Георгий прищурился), сюда прилетит проверочный робот, уже взлетает. Он сфотографирует, уточнит. Итак, никакого движения в течение часа. Кстати, отчего у тебя нет роботов-зондов?
— Траты на станцию и так чрезмерны.
(Робот уже был рядом).
Мы приказали собакам лечь и замереть, да и сами не двигались. Тотчас слетелись вампиры. Они тянули трубочки губ, нам приходилось бить их по вкрадчивым гибким мордам. Такие прикончили Шургаева. Он, раненный, полз в лагерь и был перехвачен ими.
— У Штарка есть пробел, — разглагольствовал Аргус. — Он слишком систематик, он пришлет робота еще два раза — сегодня и завтра утром: три фото, можно сравнить и делать выводы. Зато на следующие дни оставит нас в покое.
— Почему же именно три? — недовольно спросил я.
— Любимое число Штарка. Три ракеты, три робота-убийцы.
И верно, робот прилетал три раза — дважды вечером и раз утром.
Вечером он просто шмыгал над деревьями, но утром прилетел на винте, и в тумане мы чуть не проморгали его. Но Бэк зарычал, мы оторвались от завтрака и увидели спускающийся в промежутке деревьев аппарат. Над ним — зонтик воздушного винта. Телекамера его вертелась, объектив то вспыхивал отраженным солнцем, то гас. Подлетая, робот выпустил длинную струю горячей смеси. Но поджечь ее не успел — Аргус отбил выстрелом здоровенный сук дерева, и тот, падая, стукнул робота.
Механизм заколыхался, включил ракетный двигатель и ушмыгнул вверх. Оттуда он и поджег лес — пламя прошумело по вершинам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23