— Но мы все-таки поймали Бастелику?
— Он стреляный воробей! И, во всяком случае, имейте в виду: владельцу магазина и его страховой компании плевать на Бастелику, для них главное — вернуть награбленное!
— Коли так, господин дивизионный комиссар, может, мне лучше заблаговременно подать в отставку?
— Ах так? И вы — на дыбы? Значит, я даже не могу разрядить нервы и немного поворчать? Стоит сказать слово — и вы уже лезете в бутылку? Да, я вижу, на старости лет ваш характер стал еще хуже! И это говорит вам друг, Пишранд! Вы знаете, как безгранично я вам доверяю, и злоупотребляете моим доверием!
— Я?
— Вот именно! Вы не терпите никаких замечаний, пусть самых безобидных! Кто вас просил уйти, а? Или вы сами задумали дезертировать? Ну, признавайтесь честно!
— Да я никогда…
— Ладно! Я это запомню! Слушайте, Пишранд, прошу вас во имя нашей пятнадцатилетней дружбы: найдите мне убийцу Ланчано, а?
— Но я и так делаю все возможное, шеф…
— Так сделайте невозможное, Пишранд! Само правосудие взывает к вам моим голосом! И встряхните-ка тех двух шутов, которых злая судьба подкинула вам в помощники!

Инспектора Пишранда вовсе не требовалось подстегивать. Он и так буквально рыл носом землю. И все же, куда бы он ни повернулся, наталкивался на стену молчания. Против обыкновения, все как воды в рот набрали и даже лучшие осведомители, невзирая на угрозы и обещания, не могли добыть никаких стоящих сведений. Мало-помалу инспектор начинал думать, что Бастелика, пожалуй, не ошибся: Ланчано убили дуриком, и сделал это отнюдь не профессионал. Но тогда, если опять-таки не поможет случай, полиция никогда не докопается до правды. Драгоценности, украденные в Генуе, а потом, вторично, в Марселе, как в воду канули, хотя всех специалистов поставили на ноги, за всеми скупщиками вели наблюдение, а описание украшений получили все ювелиры. Казалось, добыча Ланчано покинула этот мир вместе с ним.
В довершение неприятностей ограбление магазина на улице Паради, хоть и менее крупное, тоже никак не удавалось прояснить. Пишранд не питал никаких иллюзий. Арест Бастелики ни в коей мере не разрешил проблему. Разве что полиции удалось довольно надолго обезвредить опасного преступника. Но, увы, от нее ждали совсем других результатов.
Погруженный в мрачные размышления Пишранд встретил Бруно Маспи. Парень брел по улице с похоронным видом.
— Мне только что крепко намылили шею, малыш. И мне это совсем не нравится.
— А за что?
— Да за то, что мы не двигаемся с места и по-прежнему ничего не знаем ни об итальянце, ни об ограблении магазина.
Бруно пожал плечами в знак того, что честно исполняет свой долг, а результат его решительно не волнует. Пишранд рассердился. Человек вспыльчивый, он с радостью ухватился за возможность отыграться за вынужденное молчание у дивизионного комиссара:
— Мальчик мой, так больше продолжаться не может! Тебе надо раз и навсегда решить, чего ты хочешь! Полицейский ты или певец любви, певец печали? Ты все перепробовал, пытаясь вытащить свою Пэмпренетту из ямы, но она слишком испорчена… Конечно, не ее, бедняжки, вина… в таком-то окружении! Это вообще чудо, что ты сумел из него выскочить! Погляди на старшую сестру и младшего брата… обоим — прямая дорога на каторгу… К счастью, есть еще Фелиси, и благодаря вам обоим Маспи, возможно, станут вполне приличными людьми… Ну а пока доставь мне такое удовольствие — прекрати думать о Пэмпренетте и займись как следует работой! Ясно? Мы должны изловить сообщников Бастелики, поскольку иначе невозможно вернуть их добычу, если, конечно, ее еще не сплавили… Заметь, что, если бы не убийство итальянца, все бы уже тысячу раз продали, но сейчас скупщики слишком напуганы. И наша задача — не дать им опомниться. Усек?
— Да, инспектор.
— Ну и отлично! Глянь-ка, а вон и второй обалдуй топает сюда!
Означенным обалдуем был не кто иной, как Жером Ратьер. Он подошел к коллегам, блаженно улыбаясь.
— Ну что, жизнь по-прежнему прекрасна? — не особенно ласково спросил Пишранд.
— Да!
— Она тебя любит?
Жером смущенно покосился на Бруно.
— Я… я думаю, да… Во всяком случае, я ее люблю, и это, честное слово, серьезно!
— Тем лучше. И когда свадьба?
— Как можно раньше… разумеется, при условии, что она согласится.
— Вот-вот, конечно… Но скажи-ка мне, чертов ты остолоп, как, по-твоему, для чего я торчу в полиции? Может, чтобы изучать твои любовные трели? Или ты забыл, что нам надо найти убийцу, а заодно вернуть хозяевам на несколько миллионов драгоценностей? Но, вероятно, ты полагаешь, что счастье месье Жерома Ратьера куда важнее, чем все остальное?
— Помилуйте, инспектор…
— Молчи! Меня с души воротит… Как погляжу на вас обоих, чертовски рад, что остался холостяком!
И, оставив на тротуаре двух слегка обалдевших приятелей, Пишранд торопливо умчался прочь, словно его ждало что-то очень важное. На самом же деле он спешил в небольшое кафе, где всегда пил пастис, а сегодня, после головомойки у дивизионного комиссара, ему больше, чем когда бы то ни было, хотелось немного поднять настроение.
— Старик, похоже, недоволен, — вслед ему пробормотал Ратьер.
— Да его только что опять взгрел патрон.
— И по тому же поводу?
— Угу… надо признать, мы и в самом деле мало чего добились…
— Между нами говоря, старина, мне сейчас совсем не до того.
— Фелиси?
— Да… ты на меня не сердишься?
— С чего бы это? Если тебе удастся вытащить ее с улицы Лонг-дэ-Капюсэн, я только порадуюсь.
— Правда? Значит, ты согласен?
— Но гляди, Жером! Надеюсь, у тебя серьезные намерения?
— А ты как думал? И вообще, за кого ты меня держишь?

Если в кабинете дивизионного комиссара Мурато царила отнюдь не праздничная атмосфера, то в задней комнате бистро, где Тони Салисето и Луи Боканьяно толковали об угодившем в лапы полиции Бастилике, тоже не ощущалось особого оптимизма. Время от времени Луи даже переставал жевать и с тревогой спрашивал:
— Как, по-твоему, сколько схлопочет Антуан?
— А я почем знаю? С его-то послужным списком наверняка немало…
Боканьяно вздохнул.
— Вот и еще одного настоящего парня как не бывало… Здорово же ты придумал грабить эту чертову лавку!
Тони Салисето, отличавшийся бешеным нравом, мгновенно вышел из себя:
— Ну, валяй! Скажи еще, что это я во всем виноват!
— А кто готовил план, разве не ты?
— И что дальше?
— А то, что ты плохо его продумал!
— Как же я мог догадаться, что этот сукин сын сторож ни с того ни с сего вдруг изменит время обхода?
— Конечно… конечно…
— Ты говоришь «конечно», а сам думаешь по-другому!
— Верно, никак я не могу примириться…
Тони обогнул стол и угрожающе навис над приятелем.
— Послушай, Боканьяно, мне не нравятся твои фортели!
Луи снова оторвался от тарелки и поглядел на Салисето.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43