Но это слова, которые мне пришли в голову позднее. Сначала там, рядом с лачугой, я подумал: уж не из неё ли вышла эта женщина?
Или, скорее всего, вылетела на светлых своих крыльях цвета зеленоватого серебра.
Так вот, это все очень важно для меня сейчас, спустя годы. Пусть она — просто красивая женщина. Но я встретил её одну, незадолго до того моего купания! И она поэтому — крылатая валькирия. Непонятно, что мешало мне раньше, до рассказов Шумского, узнать истину. Узнать валькирию, посланную за мной. Эти вдохновенные прекрасные девы переносили умерших к Одину. Для пира, для молодецких забав и турниров с оружием в руках. Закономерно: там продолжалась та жизнь, которая считалась достойной и на земле. Вот только я был там безоружен, и могу поклясться, что там не было ни одного викинга с копьём, мечом или хотя бы кинжалом. Ничего не было, кроме удивительного пейзажа с червонными кронами и слабо прочерченных стен и кровель. Это для меня! Другие, быть может, встречали там и храбрых воинов, и оруженосцев, и даже виночерпиев. Каждый видит там своё. Даже валькирии разные. Моя была такой: тёмная волна волос, тёмные тонкие брови, прозрачные, как чёрный хрусталь, глаза, два бьющихся крыла серебристого жакета.
Я вспоминал до утра.
Что там было на берегу тогда? Лачуга. А ведь её потом не стало. Через год, два, три и позднее я наведывался в эти края, но хитрой этой хибарки не встречал. Выходит, и берег тот был для меня одного в тот день? Может, снова попади в ту осень на тот же дикий пляж, я увидел бы хижину, но только желания купаться там у меня так и не появилось до конца отпуска — я уходил совсем в другую сторону. С валькирией вместе. Но это уже другая история. Да, я и не знал тогда, кто она.
И когда я свыкся с мыслью, что женщина эта — валькирия, несмотря на вполне земное имя, когда успел привыкнуть к утреннему шуму за окном и снова прилёг с тайной надеждой уснуть, раздался телефонный звонок. Шумский Михаил Иванович изволил или рано проснуться, или совсем не почивать, как и я нынешней ночью. Уточнять я не стал. Он потребовал объяснений по поводу убийства человека в автомобиле с рулевым колесом в виде кельтского креста. А начал разговор с разоблачения. Разоблачал меня, называл дилетантом. Это относилось к моим якобы неправильным представлениям о столице Атлантиды.
— Вы хоть читали, друг мой, книгу Зайдлера в переводе с польского? — стараясь быть корректным, спрашивал меня Шумский. — И если читали, почему не обратили внимания на рисунок, выполненный по описанию Платона? Там изображена эта самая столица атлантов, которая не давала мне спать в последнюю ночь. Но это не кельтский крест, как вы изволили выразиться. И даже не простой крест. Ничего общего, вы правильно меня поняли? Ничего общего с крестами всех видов и эпох нет у столицы атлантов!
— Профессор, — обратился я к нему с подчёркнутой учтивостью, — вы разговариваете с человеком, у которого нет докторской степени, но позвольте заметить, что в отличие от докторов и магистров истории, отечественных и зарубежных, я не только прочитал все книги Страбона, но ещё и девять книг Геродота, чего не сделал ни один из тридцати опрошенных мной историков, считающих, отмечу во имя справедливости, Геродота отцом их науки. Но если я прочитал эти начальные двадцать шесть книг и даже понял их, в отличие от тех же наших коллег, то неужели вы думаете, что я не разобрался всего лишь в двух диалогах Платона, где описана Атлантида?
— Ну, я не совсем так выразился, — смягчился Шумский. — Но все же, в чем дело? Я вдруг обнаружил на своей полке книжку Зайдлера. И там — схема. Что это?..
— Отвечу вам по памяти, коллега. В популярной книге Зайдлера, польского атлантолога, действительно изображена схема столицы атлантов. И автор ссылается на Платона. На самом деле ничего общего между описанием Платона и схемой Зайдлера нет, если не считать кольцевых каналов, окружающих царский дворец атлантов и центр города. А Платон писал, между прочим, о мостах, переброшенных через эти кольца каналов. Их нет у Зайдлера. И старый грек не забыл о радиальных каналах, которые, по его словам, то ли примыкали к этим мостам, то ли шли под ними. Скорее всего, верно второе, потому что он сообщает, как земляные валы между кольцевыми каналами прорезали именно для того, чтобы провести водные радиусы. Вы понимаете меня? Ничего этого у Зайдлера нет, он даже не вспоминает о радиусах, кроме одного, который описан Платоном особо. Ну а теперь нужно разобраться, что имел в виду Платон. Уж если он пишет о нескольких радиусах, то будьте уверены: их четыре. Четыре луча у схемы этрусских городов, они образуют направления юг — север, запад — восток. Так же обстояло дело у инков по ту сторону океана. А это возможные преемники культуры атлантов. Так что «С добрым утром!» и забудем о бессонной ночи. Идёт?
— Идёт. Второе… помните? О человеке?
— Помню. Об этом человеке в автомобиле я узнал после событий, узнал случайно. Рассказал вам все. Вы же хотели магии?
— Благодарю.
ЛЮБОВЬ К ВАЛЬКИРИИ
У валькирии был довольно растерянный вид, когда я встретил её во второй раз. Это было тоже на берегу. Я спросил её имя. Она не назвала его. И улыбнулась. Улыбка была тоже растерянная какая-то и потому неожиданная. Что-то во мне озадачило её. Валькирия не могла иначе. Нами руководила внешняя сила. Все изучают знаки Зодиака и верят. Но есть ещё знак встречи с неизвестностью. Именно так. Я не знал, что она валькирия. Если бы я жил три тысячелетия назад, может быть, я стал бы первым, кто на основе древнейших преданий возродил к жизни этот мифологический образ. Я опоздал. Но у меня есть все основания завершить параллель между Лидией и валькирией. Особенно сейчас, когда калачакра — волшебное колесо древних — повернулась на некоторый угол.
Лицом к лицу лица не увидать. Поэт прав.
В этом одна из главных тайн калачакры.
Я шёл за ней следом. Догнал. Куда-то приглашал — сразу в четыре места, наверное. Это-то уж объясняется не калачакрой, а смущением. Простительно. Меня бы поняли, если бы её увидели тогда, семнадцать лет назад. Не уверен, правда, относительно литературных критиков. Нашли бы изъяны. Более уверен в критиках от искусства: у них шире диапазон восприятия. Прошло восемь дней со дня моего возвращения из Асгарда. Конечно, я ещё не знал этого. Галлюцинации
— и все, ничего другого для меня тогда не существовало.
Только теперь вот я обобщаю: уж не та ли самая воля в образе валькирии перенесла меня туда с берега, а потом раздумала и вернула?
Какая разница в уровнях восприятия сейчас и тогда!..
Когда мы оказались на пляже рядом, валькирия спросила:
— Откуда эти шрамы и ссадины? Я ответил. Купался, мол, не совсем осторожно. Сейчас остался всего один заметный шрам и два поменьше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75