Еще раз
окинув прощальным взглядом длинные шеренги саркофагов, трупы у
алтаря и лицо китайца, уставившегося мертвыми глазами в пляшущие
тени, Конан последовал за своим новым проводником.
Блеск пылающего Сердца освещал темный тоннель, словно роняющая
золотые капли волшебная лампа. И в этом необычном свете один раз
на границе тьмы мелькнул силуэт мраморного тела - это княжна
Акиваша отступала перед светом. Одновременно с ней в темноте
растворились и другие, еще менее похожие на людей темные фигуры.
Воскрешенный молча шел вперед, никуда не сворачивая. Конана,
обливавшегося холодным потом, вновь стали одолевать беспокойство
и подозрения. Можно ли было быть полностью уверенным, что это
странное привидение прошлого приведет его к выходу? И в то же
время он понимал, что в одиночку он никогда не разгадает
ошеломляющую путаницу коридоров и тоннелей, и продолжал двигаться
за студжийцем в круге сияния Сердца. Тьма расступалась впереди и
вновь смыкалась за его спиной.
И вдруг, совершенно неожиданно, длинный коридор кончился,
показались наружные двери, и в воздухе повеял пустынный ветер.
Над головой ярко светились низкие звезды, и далеко в пески
убегала черная тень зловещей пирамиды. Тхотмекрим молчаливым
жестом указал вперед, а потом развернулся и вновь исчез во мраке.
Конан задумчиво посмотрел ему вслед: тот ступал так уверенно, что
создавалось впечатление, словно он знал, что идет навстречу
неотвратимой судьбе или возвращается к вечному сну.
Очнувшись от оцепенения, король Акулонии пробормотал проклятие,
выскочил из портала и изо всех сил побежал прочь, словно
преследуемый сворой демонов. Не оборачиваясь и не обращая
внимание на вырисовывающиеся вдали черные башни Кемии, он свернул
к побережью и, задыхаясь, рванулся туда, гонимый каким-то
чувством, похожим на панику. И это неимоверное усилие вырвало его
разум из пасти тьмы, чистый горячий ветер пустыни выдул из его
души кошмарные картины, а страх сменился безумным триумфом и
радостью. Пустыня уступила место зарослям платанов, и через
некоторое время впереди показалась черная поверхность воды, бухта
и неподвижно стоявший на якоре "Смелый".
Пройдя по пояс в чавкающей грязной жиже берега, он добрался до
чистой воды, убедился, что поблизости нет ни крокодилов, ни акул,
нырнул и поплыл к судну. Возбужденный, со стекающей с него
ручьями водой, он взобрался по якорной цепи на палубу, где его и
заметил караульный.
- Просыпайтесь, мерзавцы! - радостно прорычал он, отбрасывая в
сторону направленное ему прямо в грудь ошеломленным часовым
копье. -Поднять якорь! Конец стоянке! Выдать пленнику полный шлем
золота и отправить его на берег! Скоро рассветет, а нам еще до
восхода солнца нужно вовсю гнать к ближайшему порту Зингара!
И он потряс над головой огромным драгоценным камнем, горевшим,
словно горсть живого огня.
...И ВОССТАНЕТ ИЗ ПРАХА АРХЕРОН...
Зима кончилась. На деревьях появились первые листья, а
молодая трава уже весело пробивалась под ласковым дыханием
теплых южных ветров. Но большинство полей Акулонии лежали в
запустении, и не одно пятно черного пепла указывало место, где
некогда поднимались просторные дворянские усадьбы или цветущие
города. Волки открыто бродили вдоль поросших травой дорог, а по
лесам рыскали банды исхудавших, бездомных людей. Лишь в Тарантии
можно было еще увидеть богатство и достаток.
Власть Валериуса походила на власть безумца. И в последнее время
против него стали поднимать голоса даже многие из тех баронов,
что первоначально были рады его приходу. Его сборщики податей
одинаково обирали и богатых и бедных, и весь этот доход стекался
из разграбливаемой страны в Тарантию, переставшую уже напоминать
столицу, превратившись, скорее, в гарнизон грабителей, в сердце
покоренной страны. Купцам, правда, жилось неплохо, но никто из
них не мог быть уверен, что не сегодня-завтра его не схватят по
ложному обвинению или доносу и не сгноят в темнице или в яме, а
то и просто отрубят голову на плахе, и имущество его будет
конфисковано.
Валериус даже не пытался расположить к себе подданных. Он
опирался на военную силу Немедии и на отряды наемников. Ему было
совершенно ясно, что он - марионетка в руках Амальрика и служит
интересам барона, а поэтому нечего даже и мечтать об объединении
Акулонии под властной рукой и освобождении из-под ярма
захватчиков: во-первых - приграничные провинции будут
сражаться против него до последней капли крови, а во-вторых -
сами немедийцы беспощадно сбросят его с трона, поняв, что он
стремится к объединению королевства. Он попал в ловушку чужих
властных амбиций и, терзаемый мрачными размышлениями, бросился в
пропасть развратных и пьяных утех, как человек, живущий лишь
сегодняшним днем и не помышляющий о дне завтрашнем.
Но тем не менее в его с первого взгляда безумном поведении был
тайный смысл, настолько глубоко спрятанный, что его не понял даже
Амальрик. Возможно, долгие годы, проведенные в изгнании, отучили
его от сострадания и дружеских чувств, а быть может, и обретенная
власть превратила его старые обиды в своего рода помешательство.
В любом случае: его преследовало лишь одно желание - разорить
всех своих старых союзников.
Ибо он прекрасно понимал, что его власть моментально кончится,
как только Амальрик решит, что Валериус уже сыграл отведенную ему
роль. Знал он и то, что, пока он разоряет свою отчизну, немедиец
его терпит, поскольку раздавить независимость Акулонии входило в
его собственные планы. Барону было нужно утопить страну в рабской
зависимости и в конце концов полностью подчинить себе, а тогда,
если повезет, завладеть всеми ее богатствами и ресурсами и с
помощью ее народа вырвать из рук Тараскуза корону Немедии.
Императорский трон был давней мечтой Амальрика, и Валериус
прекрасно отдавал себе в этом отчет. А вот Тараскуз, похоже, еще
не осознал этого, но Валериус ориентировался на то, что король
Немедии проводит против Акулонии беспощадную политику, явно
испытывая к ней ту ненависть, которую порождают застарелые войны.
Не оставалось сомнений, что он преследовал цель полностью
уничтожить своего западного соседа.
А Валериус хотел объединить страну в единое целое и сбросить с
нее власть Амальрика. Он ненавидел барона Тора, впрочем, как и
своих соотечественников, и тешил себя мыслью, что дождется дня,
когда Акулония ляжет в руинах, а Тараскуз и Амальрик сожрут друг
друга в безнадежной гражданской войне, что точно так же уничтожит
и Немедию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
окинув прощальным взглядом длинные шеренги саркофагов, трупы у
алтаря и лицо китайца, уставившегося мертвыми глазами в пляшущие
тени, Конан последовал за своим новым проводником.
Блеск пылающего Сердца освещал темный тоннель, словно роняющая
золотые капли волшебная лампа. И в этом необычном свете один раз
на границе тьмы мелькнул силуэт мраморного тела - это княжна
Акиваша отступала перед светом. Одновременно с ней в темноте
растворились и другие, еще менее похожие на людей темные фигуры.
Воскрешенный молча шел вперед, никуда не сворачивая. Конана,
обливавшегося холодным потом, вновь стали одолевать беспокойство
и подозрения. Можно ли было быть полностью уверенным, что это
странное привидение прошлого приведет его к выходу? И в то же
время он понимал, что в одиночку он никогда не разгадает
ошеломляющую путаницу коридоров и тоннелей, и продолжал двигаться
за студжийцем в круге сияния Сердца. Тьма расступалась впереди и
вновь смыкалась за его спиной.
И вдруг, совершенно неожиданно, длинный коридор кончился,
показались наружные двери, и в воздухе повеял пустынный ветер.
Над головой ярко светились низкие звезды, и далеко в пески
убегала черная тень зловещей пирамиды. Тхотмекрим молчаливым
жестом указал вперед, а потом развернулся и вновь исчез во мраке.
Конан задумчиво посмотрел ему вслед: тот ступал так уверенно, что
создавалось впечатление, словно он знал, что идет навстречу
неотвратимой судьбе или возвращается к вечному сну.
Очнувшись от оцепенения, король Акулонии пробормотал проклятие,
выскочил из портала и изо всех сил побежал прочь, словно
преследуемый сворой демонов. Не оборачиваясь и не обращая
внимание на вырисовывающиеся вдали черные башни Кемии, он свернул
к побережью и, задыхаясь, рванулся туда, гонимый каким-то
чувством, похожим на панику. И это неимоверное усилие вырвало его
разум из пасти тьмы, чистый горячий ветер пустыни выдул из его
души кошмарные картины, а страх сменился безумным триумфом и
радостью. Пустыня уступила место зарослям платанов, и через
некоторое время впереди показалась черная поверхность воды, бухта
и неподвижно стоявший на якоре "Смелый".
Пройдя по пояс в чавкающей грязной жиже берега, он добрался до
чистой воды, убедился, что поблизости нет ни крокодилов, ни акул,
нырнул и поплыл к судну. Возбужденный, со стекающей с него
ручьями водой, он взобрался по якорной цепи на палубу, где его и
заметил караульный.
- Просыпайтесь, мерзавцы! - радостно прорычал он, отбрасывая в
сторону направленное ему прямо в грудь ошеломленным часовым
копье. -Поднять якорь! Конец стоянке! Выдать пленнику полный шлем
золота и отправить его на берег! Скоро рассветет, а нам еще до
восхода солнца нужно вовсю гнать к ближайшему порту Зингара!
И он потряс над головой огромным драгоценным камнем, горевшим,
словно горсть живого огня.
...И ВОССТАНЕТ ИЗ ПРАХА АРХЕРОН...
Зима кончилась. На деревьях появились первые листья, а
молодая трава уже весело пробивалась под ласковым дыханием
теплых южных ветров. Но большинство полей Акулонии лежали в
запустении, и не одно пятно черного пепла указывало место, где
некогда поднимались просторные дворянские усадьбы или цветущие
города. Волки открыто бродили вдоль поросших травой дорог, а по
лесам рыскали банды исхудавших, бездомных людей. Лишь в Тарантии
можно было еще увидеть богатство и достаток.
Власть Валериуса походила на власть безумца. И в последнее время
против него стали поднимать голоса даже многие из тех баронов,
что первоначально были рады его приходу. Его сборщики податей
одинаково обирали и богатых и бедных, и весь этот доход стекался
из разграбливаемой страны в Тарантию, переставшую уже напоминать
столицу, превратившись, скорее, в гарнизон грабителей, в сердце
покоренной страны. Купцам, правда, жилось неплохо, но никто из
них не мог быть уверен, что не сегодня-завтра его не схватят по
ложному обвинению или доносу и не сгноят в темнице или в яме, а
то и просто отрубят голову на плахе, и имущество его будет
конфисковано.
Валериус даже не пытался расположить к себе подданных. Он
опирался на военную силу Немедии и на отряды наемников. Ему было
совершенно ясно, что он - марионетка в руках Амальрика и служит
интересам барона, а поэтому нечего даже и мечтать об объединении
Акулонии под властной рукой и освобождении из-под ярма
захватчиков: во-первых - приграничные провинции будут
сражаться против него до последней капли крови, а во-вторых -
сами немедийцы беспощадно сбросят его с трона, поняв, что он
стремится к объединению королевства. Он попал в ловушку чужих
властных амбиций и, терзаемый мрачными размышлениями, бросился в
пропасть развратных и пьяных утех, как человек, живущий лишь
сегодняшним днем и не помышляющий о дне завтрашнем.
Но тем не менее в его с первого взгляда безумном поведении был
тайный смысл, настолько глубоко спрятанный, что его не понял даже
Амальрик. Возможно, долгие годы, проведенные в изгнании, отучили
его от сострадания и дружеских чувств, а быть может, и обретенная
власть превратила его старые обиды в своего рода помешательство.
В любом случае: его преследовало лишь одно желание - разорить
всех своих старых союзников.
Ибо он прекрасно понимал, что его власть моментально кончится,
как только Амальрик решит, что Валериус уже сыграл отведенную ему
роль. Знал он и то, что, пока он разоряет свою отчизну, немедиец
его терпит, поскольку раздавить независимость Акулонии входило в
его собственные планы. Барону было нужно утопить страну в рабской
зависимости и в конце концов полностью подчинить себе, а тогда,
если повезет, завладеть всеми ее богатствами и ресурсами и с
помощью ее народа вырвать из рук Тараскуза корону Немедии.
Императорский трон был давней мечтой Амальрика, и Валериус
прекрасно отдавал себе в этом отчет. А вот Тараскуз, похоже, еще
не осознал этого, но Валериус ориентировался на то, что король
Немедии проводит против Акулонии беспощадную политику, явно
испытывая к ней ту ненависть, которую порождают застарелые войны.
Не оставалось сомнений, что он преследовал цель полностью
уничтожить своего западного соседа.
А Валериус хотел объединить страну в единое целое и сбросить с
нее власть Амальрика. Он ненавидел барона Тора, впрочем, как и
своих соотечественников, и тешил себя мыслью, что дождется дня,
когда Акулония ляжет в руинах, а Тараскуз и Амальрик сожрут друг
друга в безнадежной гражданской войне, что точно так же уничтожит
и Немедию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64