— Полетим через недельку. Неделю я проведу здесь. Позаботимся о необходимом ремонте в доме, встречусь с Эвой Борковской. А потом вернёмся в Париж, и там Роман сделает все для того, чтобы можно было слетать в Лондон. Была я в Лондоне однажды, ещё совсем маленькой девочкой, и хочу теперь увидеть его, когда стала совсем взрослой.
С трудом рассталась я с пляжем — с этим столиком, со своим зонтиком — и отправилась домой. Помогая мне переодеться к ужину, Флорентина озабоченно заметила, что на моем лице и теле явственно видны следы загара. «Чуток обгорела графинюшка», — так выразилась Флорентина, хотя я никаких неприятных ощущений не испытывала. И правда, лицо немного порозовело, но ведь это не страшно? Как и Роман, Флорентина настоятельно советовала мне, будучи на пляже, все время сидеть в тени, не высовываясь на солнце, иначе вместо желаемого загара я просто так обгорю, что вся шкура слезет. И не забывать смазывать все тело косметическим маслом от загара.
Полагаю, впечатлений для одного дня было даже слишком много. Неужели я только сегодня утром выехала из Парижа? А кажется, прошёл целый месяц. И опять я ощутила настоятельную необходимость остаться одной и спокойно все обдумать.
* * *
Утром я проснулась рано, не терпелось снова на пляж. Роман рискнул оставить меня под зонтиком одну, ещё раз повторив свои наставления, главное из которых — не дай бог, обгореть. Близился прилив, меня неудержимо тянуло в море.
Сидя под своим зонтиком и ожидая, когда прилив будет в полной силе, я вспоминала только что просмотренный по телевизору фильм по роману Жюля Верна. Роман научил меня ставить и включать видеокассету (теперь я знала эти премудрые слова), и я в тишине и спокойствии, ещё до завтрака, опять просмотрела полюбившийся фильм. И разрывалась между двумя желаниями — смотреть фильм или мчаться на пляж!
Впрочем, там передо мной тоже разворачивались удивительные картины, да и искупаться хотелось.
Сидя под зонтиком и любуясь морем, я пыталась отгадать, какую это даму Роман так полюбил в девятнадцатом веке, что из-за неё и столетия поменял, и на безбрачную жизнь решился. Наверняка это не была я, ведь ему уже стукнуло пятнадцать, когда я только родилась, а трудно предположить, что он воспылал страстью к младенцу… Да и впоследствии сомнительно, чтобы полюбил меня пятилетней или десятилетней девочкой, хотя любовь его и заботу я всегда чувствовала, но это было совсем другое. А дама его сердца наверняка бывала в нашем доме, раз всю свою жизнь Роман посвятил мне, я же родительского дома до замужества не покидала. Да, всю жизнь свою посвятил Роман нашей семье и в первую очередь мне, причём заботился как о родной дочери, но делал это так деликатно, так незаметно, что вот только теперь я смогла в полной мере оценить его заботу и понять, скольким ему обязана. И какой он слуга? Нет, не холоп он, не слуга, а просто лучший друг, защитник и опекун, который никогда, даже вот и в этом, двадцатом веке не позволял себе панибратства и хоть малейшей бесцеремонности по отношению ко мне.
И пока я мысленно перебирала в памяти всех знакомых дам, кузин и даже не родственниц, гадая, которая из них могла завладеть сердцем Романа, вдруг какой-то мужчина бесцеремонно сел на песок рядом с моим лежаком и как ни в чем не бывало спросил:
— Шведка или немка?
Меня так удивил его вопрос относительно моей национальности, что я от неожиданности ответила:
— Полька.
— И что, мадемуазель только что вышла из больницы или из тюрьмы?
Какой глупый и бестактный вопрос! А спрашивает так, словно уверен — не ответить я просто не могу.
И я действительно ответила, хотя доброе воспитание во мне взбунтовалось:
— Ни то ни другое. Почему вы спрашиваете? И что это вообще за допрос?
— Да потому что мадемуазель белоснежна как первый снег. Меня просто интересует, где можно сохранить такую белизну. За Полярным кругом? В Гренландии? А мадемуазель — полька, говорят, у вас были какие-то неприятности в Сибири? Так это там?
Ой, были, были неприятности, сколько поляков ссылали в Сибирь в разные времена, но ведь когда это было! И лично мою семью такие неприятности не задели. И вообще, никто мне этого незнакомца не представил, а он так непосредственно меня расспрашивает, словно мы уже годы знакомы. Впрочем, нет у современных мужчин привычки представляться, это я заметила ещё на встрече в конторе нашей акционерной компании, тогда месье Ренодена мне тоже никто не представил.
Впрочем, независимо от теперешних нравов, по воспитанию я осталась дамой девятнадцатого века и не горела желанием продолжить разговор с незнакомым мужчиной. А когда он опять хотел о чем-то спросить, я так холодно на него взглянула, что у него всякая охота отпала. Хотя сам по себе был он мужчина интересный, молодой, и, представь мне его какая-нибудь тётушка на балу, я бы охотно записала в свой бальный карнет и мазурку, и даже вальс с ним. К тому же на балу он бы наверняка был одет. Ну и я, разумеется, тоже…
Молодой человек, вздохнув, заметил:
— Ах, мадемуазель, ну сделайте же что-нибудь для того, чтобы сдержать мою болтливость! Меня ведь на самом деле заинтересовала невиданная белизна вашей кожи, в жизни не доводилось такого видеть, а я врач, мне по роду службы положено знать причины. Что явилось причиной такой белизны, образ жизни или наследственные особенности кожного покрова? Все женщины в вашей семье были такими беленькими?
А, ну если он врач… У меня отлегло от сердца. И я ответила уже не столь сухо и сдержанно:
— Понятия не имею, какая у меня кожа. В роду у нас все были беленькими, потому что, как и я, избегали солнца. А вот теперь я решила попробовать немного загореть.
— В таком случае — соблюдайте умеренность, это я вам как врач советую. А почему вы избегали солнца? В последнее время считается, что чрезмерное воздействие солнечных лучей вызывает рак кожи. Это вас испугало? Во всяком случае, вы правильно делаете, что загорать начинаете в тени.
Я же не имела понятия ни о каких опасениях относительно рака кожи, а вот как объяснить ему, все ли в нашей семье были такими белокожими, что в моё время и в нашем кругу белая кожа считалась самым драгоценным элементом красоты светской женщины? А такая загорелая кожа, которую я тут вижу абсолютно у всех, считалась вульгарной и присущей только низшему сословию. А если светская женщина появлялась на солнце без специального кружевного зонтика, без шляпки и перчаток, все на неё оглядывались и были шокированы.
Нет, не стала я всего этого рассказывать, хватило ума. Просто шутя произнесла:
— Видите ли, я всю жизнь прожила в густом и тёмном лесу, таком густом, что ни один солнечный луч не пробивался сквозь кроны деревьев. Бродила по лесу, собирала грибы, ягоды, а вода в маленьких лесных озёрах слишком холодна для купания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
С трудом рассталась я с пляжем — с этим столиком, со своим зонтиком — и отправилась домой. Помогая мне переодеться к ужину, Флорентина озабоченно заметила, что на моем лице и теле явственно видны следы загара. «Чуток обгорела графинюшка», — так выразилась Флорентина, хотя я никаких неприятных ощущений не испытывала. И правда, лицо немного порозовело, но ведь это не страшно? Как и Роман, Флорентина настоятельно советовала мне, будучи на пляже, все время сидеть в тени, не высовываясь на солнце, иначе вместо желаемого загара я просто так обгорю, что вся шкура слезет. И не забывать смазывать все тело косметическим маслом от загара.
Полагаю, впечатлений для одного дня было даже слишком много. Неужели я только сегодня утром выехала из Парижа? А кажется, прошёл целый месяц. И опять я ощутила настоятельную необходимость остаться одной и спокойно все обдумать.
* * *
Утром я проснулась рано, не терпелось снова на пляж. Роман рискнул оставить меня под зонтиком одну, ещё раз повторив свои наставления, главное из которых — не дай бог, обгореть. Близился прилив, меня неудержимо тянуло в море.
Сидя под своим зонтиком и ожидая, когда прилив будет в полной силе, я вспоминала только что просмотренный по телевизору фильм по роману Жюля Верна. Роман научил меня ставить и включать видеокассету (теперь я знала эти премудрые слова), и я в тишине и спокойствии, ещё до завтрака, опять просмотрела полюбившийся фильм. И разрывалась между двумя желаниями — смотреть фильм или мчаться на пляж!
Впрочем, там передо мной тоже разворачивались удивительные картины, да и искупаться хотелось.
Сидя под зонтиком и любуясь морем, я пыталась отгадать, какую это даму Роман так полюбил в девятнадцатом веке, что из-за неё и столетия поменял, и на безбрачную жизнь решился. Наверняка это не была я, ведь ему уже стукнуло пятнадцать, когда я только родилась, а трудно предположить, что он воспылал страстью к младенцу… Да и впоследствии сомнительно, чтобы полюбил меня пятилетней или десятилетней девочкой, хотя любовь его и заботу я всегда чувствовала, но это было совсем другое. А дама его сердца наверняка бывала в нашем доме, раз всю свою жизнь Роман посвятил мне, я же родительского дома до замужества не покидала. Да, всю жизнь свою посвятил Роман нашей семье и в первую очередь мне, причём заботился как о родной дочери, но делал это так деликатно, так незаметно, что вот только теперь я смогла в полной мере оценить его заботу и понять, скольким ему обязана. И какой он слуга? Нет, не холоп он, не слуга, а просто лучший друг, защитник и опекун, который никогда, даже вот и в этом, двадцатом веке не позволял себе панибратства и хоть малейшей бесцеремонности по отношению ко мне.
И пока я мысленно перебирала в памяти всех знакомых дам, кузин и даже не родственниц, гадая, которая из них могла завладеть сердцем Романа, вдруг какой-то мужчина бесцеремонно сел на песок рядом с моим лежаком и как ни в чем не бывало спросил:
— Шведка или немка?
Меня так удивил его вопрос относительно моей национальности, что я от неожиданности ответила:
— Полька.
— И что, мадемуазель только что вышла из больницы или из тюрьмы?
Какой глупый и бестактный вопрос! А спрашивает так, словно уверен — не ответить я просто не могу.
И я действительно ответила, хотя доброе воспитание во мне взбунтовалось:
— Ни то ни другое. Почему вы спрашиваете? И что это вообще за допрос?
— Да потому что мадемуазель белоснежна как первый снег. Меня просто интересует, где можно сохранить такую белизну. За Полярным кругом? В Гренландии? А мадемуазель — полька, говорят, у вас были какие-то неприятности в Сибири? Так это там?
Ой, были, были неприятности, сколько поляков ссылали в Сибирь в разные времена, но ведь когда это было! И лично мою семью такие неприятности не задели. И вообще, никто мне этого незнакомца не представил, а он так непосредственно меня расспрашивает, словно мы уже годы знакомы. Впрочем, нет у современных мужчин привычки представляться, это я заметила ещё на встрече в конторе нашей акционерной компании, тогда месье Ренодена мне тоже никто не представил.
Впрочем, независимо от теперешних нравов, по воспитанию я осталась дамой девятнадцатого века и не горела желанием продолжить разговор с незнакомым мужчиной. А когда он опять хотел о чем-то спросить, я так холодно на него взглянула, что у него всякая охота отпала. Хотя сам по себе был он мужчина интересный, молодой, и, представь мне его какая-нибудь тётушка на балу, я бы охотно записала в свой бальный карнет и мазурку, и даже вальс с ним. К тому же на балу он бы наверняка был одет. Ну и я, разумеется, тоже…
Молодой человек, вздохнув, заметил:
— Ах, мадемуазель, ну сделайте же что-нибудь для того, чтобы сдержать мою болтливость! Меня ведь на самом деле заинтересовала невиданная белизна вашей кожи, в жизни не доводилось такого видеть, а я врач, мне по роду службы положено знать причины. Что явилось причиной такой белизны, образ жизни или наследственные особенности кожного покрова? Все женщины в вашей семье были такими беленькими?
А, ну если он врач… У меня отлегло от сердца. И я ответила уже не столь сухо и сдержанно:
— Понятия не имею, какая у меня кожа. В роду у нас все были беленькими, потому что, как и я, избегали солнца. А вот теперь я решила попробовать немного загореть.
— В таком случае — соблюдайте умеренность, это я вам как врач советую. А почему вы избегали солнца? В последнее время считается, что чрезмерное воздействие солнечных лучей вызывает рак кожи. Это вас испугало? Во всяком случае, вы правильно делаете, что загорать начинаете в тени.
Я же не имела понятия ни о каких опасениях относительно рака кожи, а вот как объяснить ему, все ли в нашей семье были такими белокожими, что в моё время и в нашем кругу белая кожа считалась самым драгоценным элементом красоты светской женщины? А такая загорелая кожа, которую я тут вижу абсолютно у всех, считалась вульгарной и присущей только низшему сословию. А если светская женщина появлялась на солнце без специального кружевного зонтика, без шляпки и перчаток, все на неё оглядывались и были шокированы.
Нет, не стала я всего этого рассказывать, хватило ума. Просто шутя произнесла:
— Видите ли, я всю жизнь прожила в густом и тёмном лесу, таком густом, что ни один солнечный луч не пробивался сквозь кроны деревьев. Бродила по лесу, собирала грибы, ягоды, а вода в маленьких лесных озёрах слишком холодна для купания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106