Причиной сохранения церемонии была не только и не столько ее пышность, сколько поддержание чести Квози. Как нация, они уже исчезли. Теперь осталась лишь их история и искусство.
Старость до сих пор почитали, на нее смотрели с уважением, почти также, как католики взирают на Папу, а неврастеники — на любимых астрологов.
Чад подумал, что Минди это понравилось бы. Несомненно, в былые времена она сумела бы обыграть этот ритуал так, чтобы затем из него вышел превосходный сценарий для будущих постановок. Разумеется, уже давно ушло в небытие шоу «Время Квози». Да и не стало уже и самой нужды в нем, ведь теперь повсюду можно было встретить живых Квози. И сами они были прекрасными актерами, справлявшимися равно как со своими, так и с людскими пьесами. А тот незначительный факт, что один только Господь мог бы заставить их улыбнуться, в расчет не брался.
Но Минди уже не было. Она ушла пять, нет шесть лет назад. Арло был болен и не смог почтить ее память лично, но прислал свои соболезнования. Несмотря на всю разницу между ними, он оказался прекрасным мужем. А что до Чада, то он так и не женился — занят был, что ли; но сейчас у него были и племянники, и племянницы, души не чаявшие в своем знаменитом дядюшке.
Боковая дорожка, по которой он брел, привела его в VlP-холл, где старик мог наслаждаться обрядом в окружении Людей и Квози столь же знаменитых, как и он сам. Зрелище это, как все, создаваемое Квози, было чарующим по своей красоте и неистовости. Звучали чудесные песни и дивная музыка, устраивались потешные бои и тут и там мелькали изумительной красоты одежды. Все это радовало и глаз, и сердце.
Но Чаду было трудно свыкнуться с мыслью о том, что Разговаривающий-на-Бегу стал центром всеобщего внимания. Он не мог думать о старом, седеющем Квози иначе, чем когда он впервые увидел его, лежавшего неподвижно на дне горного озерца, сосредоточенно рассматривавшего чужое небо.
Но он не утонул. Услужливая память Чада тут же напомнила ему, что он сам вытащил пришельца для того, чтобы теперь он стоял здесь.
Вот он. Уши опущены, на огромных ногах — дорогие сандалии. Бригады телевизионщиков снимали его со всех сторон, сопровождая кадры торопливыми комментариями. Весь мир увидит его. В конце концов, не каждый день случается посвящение в Семерку.
Когда церемония закончилась, Чад, прихрамывая, направился вперед, чтобы вместе с огромной толпой поздравить Квози. Он ощущал на себе взгляды, слышал шепот; люди его узнавали. Отступая назад, они быстро расчистили ему путь. Да, в известности была несомненная выгода.
Разговаривающий-на-Бегу, облаченный по столь торжественному поводу в самые пышные одежды, наклонился к старому другу и тепло похлопал его по плечу. Слабыми уже ушами он все же проделал жест приветствия. На него были направлены сотни камер.
Только после того, как спала первая волна внимания, а журналисты стали разбредаться по округе, Разговаривающий прошептал Чаду на ухо:
— Теперь, когда с этой ерундой покончено, ты должен немного посидеть со мной, — его голос был по-прежнему слабым и тонким.
— Кажется, это дело слегка затянули, не так ли? — боковым зрением Чад видел двух премьеров Президента, как-то нелепо выстроившихся в ряд в ожидании того момента, когда Глава Старейшин пожмет им руки.
— Приходи завтра, — шепнул Разговаривающий старинному другу. — Мы отправимся в путешествие, я хочу посмотреть на старую реку.
— Поехать к святыне? — удивился Чад.
— Нет. Там слишком много туристов. Мы пойдем вверх по течению, туда, где был наш лагерь.
— Ну что ж, затея как будто неплоха. Меняется мир, цивилизации рождаются и умирают, а Природа остается такой же, как и была. Она-то знает, как распорядиться своим временем. Да вот, боюсь, она и мое все прихватила.
— Как и мое.
Они расстались. Чад пообещал вернуться на следующий день.
Несколько дней они наслаждались прохладными рассветами и жаркими горными полднями. Толпы людей суетились в их отсутствие, но эти двое все же умудрялись выкраивать время, чтобы посидеть на берегу реки, предаваясь воспоминаниям.
Незаметно подкрался закат последнего дня их каникул; настало время для Чада усесться в собственный самолет и отправиться в Лос-Анджелес; а для Разговаривающего-на-Бегу — приступить к своим новым обязанностям в ля Паз. Сантименты не омрачили их расставания. Для этого они были слишком стары и слишком мудры.
— Неплохо мы провели время, правда, Чад? — вздохнул Разговаривающий.
— Как ни странно, да.
— Если бы только первые Старейшины могли увидеть, как изменился мир! Уверен, они бы пожалели о таком пустячке, как смерть.
Чад забылся на минуту и мечтательно улыбнулся, но затем быстро вернулся к реальности.
— Ну что ж, пора прощаться. Я уверен, тобой будут гордиться. — Они пожали друг другу руки и Разговаривающий качнул ушами. Рукопожатие слегка затянулось, и Чад нахмурился:
— Что-нибудь еще?
Казалось, Разговаривающий-на-Бегу на секунду задумался, а потом твердо произнес:
— Нет. Больше ничего. Прощай. Приезжай к нам на юг, если сможешь.
— Конечно, обещаю.
Разговаривающий смотрел вслед другу, уходившему вдаль по коридору. Как будто повинуясь мысленному зову, за пультом управления материализовался молодой шофер. Он помог старику забраться вовнутрь и рванул с места, увозя с собой щемящие сердце воспоминания.
Разговаривающий-на-Бегу тоже повернулся, но обнаружил, что его собственной путь прегражден креслом-каталкой. Эта маленькая аккуратная штучка была напичкана электроникой. А иначе и быть не могло, ведь ее владелец Смотрящий-на-Карты уже давно не мог ходить. В тусклом свете коридора новый Глава Старейшин прищурился. Затем он низко наклонил уши и закрыл глаза, явив тем самым древнейшую позу полной беспомощности. От внезапно нахлынувшей радости его голос задрожал:
— Для меня огромная честь видеть тебя, мой дальний родич.
— Открой свои глаза, — голос говорившего был так тонок, что даже другой Квози с трудом его воспринимал. — Я стараюсь не пропускать церемоний.
Разговаривающий-на-Бегу поднял уши, и теперь они горделиво смотрели прямо вверх.
— Какую услугу я могу оказать тебе?
— Поговори со мной немного. Раньше были дороги мои дни. Теперь бесценны мои минуты.
Хотя разговор шел о пустяках, Разговаривающий понимал, что будет помнить его до конца своих дней. Постепенно осмелев, он задал тот вопрос, который мучил его всю жизнь.
— Ты мог бы стать Главой. Ты окружен всеобщим вниманием, и все же ты неизменно отказываешься от этого поста, предпочитая его размышлениям в одиночестве. Младшее поколение, те, кто мог бы тебя боготворить, живут, в большинстве своем, ничего не подозревая о самом твоем существовании. Почему?
Кресло тихонько скрипнуло, когда его хозяин обернулся и посмотрел на голую стену.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Старость до сих пор почитали, на нее смотрели с уважением, почти также, как католики взирают на Папу, а неврастеники — на любимых астрологов.
Чад подумал, что Минди это понравилось бы. Несомненно, в былые времена она сумела бы обыграть этот ритуал так, чтобы затем из него вышел превосходный сценарий для будущих постановок. Разумеется, уже давно ушло в небытие шоу «Время Квози». Да и не стало уже и самой нужды в нем, ведь теперь повсюду можно было встретить живых Квози. И сами они были прекрасными актерами, справлявшимися равно как со своими, так и с людскими пьесами. А тот незначительный факт, что один только Господь мог бы заставить их улыбнуться, в расчет не брался.
Но Минди уже не было. Она ушла пять, нет шесть лет назад. Арло был болен и не смог почтить ее память лично, но прислал свои соболезнования. Несмотря на всю разницу между ними, он оказался прекрасным мужем. А что до Чада, то он так и не женился — занят был, что ли; но сейчас у него были и племянники, и племянницы, души не чаявшие в своем знаменитом дядюшке.
Боковая дорожка, по которой он брел, привела его в VlP-холл, где старик мог наслаждаться обрядом в окружении Людей и Квози столь же знаменитых, как и он сам. Зрелище это, как все, создаваемое Квози, было чарующим по своей красоте и неистовости. Звучали чудесные песни и дивная музыка, устраивались потешные бои и тут и там мелькали изумительной красоты одежды. Все это радовало и глаз, и сердце.
Но Чаду было трудно свыкнуться с мыслью о том, что Разговаривающий-на-Бегу стал центром всеобщего внимания. Он не мог думать о старом, седеющем Квози иначе, чем когда он впервые увидел его, лежавшего неподвижно на дне горного озерца, сосредоточенно рассматривавшего чужое небо.
Но он не утонул. Услужливая память Чада тут же напомнила ему, что он сам вытащил пришельца для того, чтобы теперь он стоял здесь.
Вот он. Уши опущены, на огромных ногах — дорогие сандалии. Бригады телевизионщиков снимали его со всех сторон, сопровождая кадры торопливыми комментариями. Весь мир увидит его. В конце концов, не каждый день случается посвящение в Семерку.
Когда церемония закончилась, Чад, прихрамывая, направился вперед, чтобы вместе с огромной толпой поздравить Квози. Он ощущал на себе взгляды, слышал шепот; люди его узнавали. Отступая назад, они быстро расчистили ему путь. Да, в известности была несомненная выгода.
Разговаривающий-на-Бегу, облаченный по столь торжественному поводу в самые пышные одежды, наклонился к старому другу и тепло похлопал его по плечу. Слабыми уже ушами он все же проделал жест приветствия. На него были направлены сотни камер.
Только после того, как спала первая волна внимания, а журналисты стали разбредаться по округе, Разговаривающий прошептал Чаду на ухо:
— Теперь, когда с этой ерундой покончено, ты должен немного посидеть со мной, — его голос был по-прежнему слабым и тонким.
— Кажется, это дело слегка затянули, не так ли? — боковым зрением Чад видел двух премьеров Президента, как-то нелепо выстроившихся в ряд в ожидании того момента, когда Глава Старейшин пожмет им руки.
— Приходи завтра, — шепнул Разговаривающий старинному другу. — Мы отправимся в путешествие, я хочу посмотреть на старую реку.
— Поехать к святыне? — удивился Чад.
— Нет. Там слишком много туристов. Мы пойдем вверх по течению, туда, где был наш лагерь.
— Ну что ж, затея как будто неплоха. Меняется мир, цивилизации рождаются и умирают, а Природа остается такой же, как и была. Она-то знает, как распорядиться своим временем. Да вот, боюсь, она и мое все прихватила.
— Как и мое.
Они расстались. Чад пообещал вернуться на следующий день.
Несколько дней они наслаждались прохладными рассветами и жаркими горными полднями. Толпы людей суетились в их отсутствие, но эти двое все же умудрялись выкраивать время, чтобы посидеть на берегу реки, предаваясь воспоминаниям.
Незаметно подкрался закат последнего дня их каникул; настало время для Чада усесться в собственный самолет и отправиться в Лос-Анджелес; а для Разговаривающего-на-Бегу — приступить к своим новым обязанностям в ля Паз. Сантименты не омрачили их расставания. Для этого они были слишком стары и слишком мудры.
— Неплохо мы провели время, правда, Чад? — вздохнул Разговаривающий.
— Как ни странно, да.
— Если бы только первые Старейшины могли увидеть, как изменился мир! Уверен, они бы пожалели о таком пустячке, как смерть.
Чад забылся на минуту и мечтательно улыбнулся, но затем быстро вернулся к реальности.
— Ну что ж, пора прощаться. Я уверен, тобой будут гордиться. — Они пожали друг другу руки и Разговаривающий качнул ушами. Рукопожатие слегка затянулось, и Чад нахмурился:
— Что-нибудь еще?
Казалось, Разговаривающий-на-Бегу на секунду задумался, а потом твердо произнес:
— Нет. Больше ничего. Прощай. Приезжай к нам на юг, если сможешь.
— Конечно, обещаю.
Разговаривающий смотрел вслед другу, уходившему вдаль по коридору. Как будто повинуясь мысленному зову, за пультом управления материализовался молодой шофер. Он помог старику забраться вовнутрь и рванул с места, увозя с собой щемящие сердце воспоминания.
Разговаривающий-на-Бегу тоже повернулся, но обнаружил, что его собственной путь прегражден креслом-каталкой. Эта маленькая аккуратная штучка была напичкана электроникой. А иначе и быть не могло, ведь ее владелец Смотрящий-на-Карты уже давно не мог ходить. В тусклом свете коридора новый Глава Старейшин прищурился. Затем он низко наклонил уши и закрыл глаза, явив тем самым древнейшую позу полной беспомощности. От внезапно нахлынувшей радости его голос задрожал:
— Для меня огромная честь видеть тебя, мой дальний родич.
— Открой свои глаза, — голос говорившего был так тонок, что даже другой Квози с трудом его воспринимал. — Я стараюсь не пропускать церемоний.
Разговаривающий-на-Бегу поднял уши, и теперь они горделиво смотрели прямо вверх.
— Какую услугу я могу оказать тебе?
— Поговори со мной немного. Раньше были дороги мои дни. Теперь бесценны мои минуты.
Хотя разговор шел о пустяках, Разговаривающий понимал, что будет помнить его до конца своих дней. Постепенно осмелев, он задал тот вопрос, который мучил его всю жизнь.
— Ты мог бы стать Главой. Ты окружен всеобщим вниманием, и все же ты неизменно отказываешься от этого поста, предпочитая его размышлениям в одиночестве. Младшее поколение, те, кто мог бы тебя боготворить, живут, в большинстве своем, ничего не подозревая о самом твоем существовании. Почему?
Кресло тихонько скрипнуло, когда его хозяин обернулся и посмотрел на голую стену.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86