Едва увидев ее, Коффин забыл о войне, забыл о политике, забыл о том, как он устал и измучился.
Забыл обо всем.
С первого взгляда он не мог точно сказать, маорийка ли она. Черты ее лица были слишком тонкими, почти восточными; ее тело от плеч до бедер — слишком гибким и стройным. Все остальное не вызывало никаких сомнений — как волосы, волнами струившиеся до пояса, так и обсидиановые глаза.
Прекрасно сознавая, что он уставился на нее, она опустила поднос и посмотрела прямо ему в глаза — с дерзостью, граничивший с настойчивостью его собственного взгляда. На ней была легкая, тонкая, как паутинка, кофточка — должно быть, когда-то она была частью ночной рубашки какой-нибудь богатой белой женщины. Такой наряд казался несовместимым с тростниковой юбчонкой, повязанной вокруг бедер.
Он не мог отвести глаз от нее, как не мог бы, например, остановить время, хотя он и пытался это сделать. Она разлила напитки в серебряные чашки, ибо маори приобрели привычку наслаждаться некоторой роскошью, присущей пакеа. Те Охине путешествовал с шиком, приличествующим великому вождю. И затем женщина повергла Коффина в шок во второй раз. Вместо того, чтобы удалиться туда, откуда она появилась, она скрестила ноги и уселась на циновку между двух мужчин. Это было неслыханно.
Он прождал так долго, как позволяли ему приличия, и затем с любопытством посмотрел на хозяина.
— Разве ты не прикажешь ей выйти?
Выражение Те Охине изменилось, когда он повернулся, чтобы посмотреть на молодую женщину. Должно быть, ей было не больше, чем лет девятнадцать или двадцать.
— Для некоторых отцов дети — это благословение. А эта — эта просто проклятие. Ее зовут Мерита. — Он дотронулся до своего лба. — Здесь у нее не все в порядке.
«Не все в порядке…», Коффин оглянулся на девушку. Она продолжала сидеть очень спокойно, глядя на него поразительно напряженно. Что же, она тоже будет говорить или, по крайней мере, выкажет достаточно уважения к приличиям и будет хранить молчание? Он понял, что ему хочется, чтобы она заговорила, если для него это единственный способ услышать ее голос. Ему пришло в голову, что ее поведение было таким же удивительным, как и ее одежда. А в пронзительном взгляде этих блестящих глаз не было ни малейшего намека на идиотизм.
— Она никого не слушает, — говорил тем временем Те Охине, — но вместо этого делает, что ей вздумается. Иногда ей нравится слушаться меня. А иногда нет. — Он пожал плечами. — Я держу ее при себе, потому что мне слишком неудобно предлагать ее в жены достойному воину. Никто бы не захотел брать ее.
При этих словах девушка вызывающе посмотрела на своего отца.
— Я сама выберу себе мужа. — По-английски она говорила отлично, а голос у нее был изумительно звучный, нежный, словно флейта.
— Твоя дочь — самая прекрасная женщина из всех, что я когда-либо видел.
Если он ожидал, что она скромно отвернется или вспыхнет, так его ожидало разочарование. Вместо этого она лишь улыбнулась ему в ответ. Он напрягся так, что почувствовал боль.
Те Охине безразлично продолжал.
— О, да, я полагаю, что она недурна. Но кому нужна в жены сумасшедшая, как бы привлекательна она ни была?
— Я делаю, что мне вздумается, — сказала она, откидывая назад голову. Волосы ее заструились черным водопадом. Она осмеливалась бросить вызов своему отцу, противоречила ему. Очевидно, старый вождь хорошо знал ее характер. Она продолжала, не отрываясь, смотреть на Коффина с каким-то намеком стыдливости. Он подумал о том, может ли что-нибудь на свете испугать ее.
— Я рада познакомиться с тобой, Макаве Рино. Мой отец рассказывал о тебе раньше.
— Спасибо, — ответил Коффин. — Ты отлично говоришь по-английски для такой молоденькой девушки.
— Конечно — и я не так уж молода! — Темные глаза ее блеснули. — Я могу выучить любой язык, который только пожелаю. Я могу делать все.
— Ну вот, видишь? — сказал в отчаянии Те Охине. — В ней нет ни капли скромности или сдержанности. Не знаю, что мне с ней делать. С годами она становится для меня все большей обузой.
— Не такой уж и обузой, по сравнению с Опотики, — сказала она, переводя, взгляд на своего отца.
Опотики. Это имя всколыхнуло память Коффина, выплывая из прошлого. Давние, счастливые времена. Пухлые дети маори играют вокруг священного столба в деревне. И среди них один мальчик.
— Твой сын.
— Да, мой сын.
— Твой любимый сын, — добавила Мерита, не удовлетворенная ответом своего отца.
— Опотики, да, я помню его, — задумчиво сказал Коффин. — Маленький крепыш. Я был бы рад видеть его снова. Должно быть, сейчас он стал совсем взрослым.
— Он вырос, но ты был бы не рад видеть его. — Голос Те Охине был полон печали. — В эти дни все мучительнее быть мирным человеком. Опотики сейчас с Александром Руи.
Это имя Коффин вспомнил немедленно. Руи был одним из самых кровожадных военных командиров Вирему Кинги. Год назад он отделился от Кинги и сформировал собственный летучий отряд. Несмотря на свое христианское имя, он был известен как один из самых жестоких мятежников. В отличие от многих других, он, не задумываясь, убивал и женщин, и детей.
И сын Те Охине зверствовал в его рядах!
Он попытался выразить свое сочувствие, но старого вождя было не так-то легко утешить. Было ясно, как больно ему признаваться в этом.
— Никто из моих детей не желает слушаться меня, — простонал он. — Я проклят на старости лет.
— Это не так, — вступила в спор Мерита. — Только Опотики сражается с пакеа. Все остальные дети, даже я, покорны тебе в твоем решении.
Те Охине посмотрел на неё сверху вниз.
— Хотелось бы мне, чтобы ты была так же разумна и в других вещах.
Она рассмеялась, и от ее смеха мурашки пробежали по спине Коффина. Здесь была свобода, которую он не встречал с далеких дней своего пребывания в море.
— Мне жаль, что так получается, — услышал он собственный голос. — Я надеюсь, нам не придется завязывать сражение с людьми Александра Руи.
— Неважно, — сказал Те Охине. — Возможно, ты и не узнаешь Опотики. Может статься, что он убьет тебя первым. — Он показал головой, и стало видно, как рано он состарился. — Слишком много убийств. Друзья убивают друзей.
Они еще немного поговорили, а Мерита молча сидела рядом. Коффину стоило немалых усилий обращаться к старому другу. Кроме войны, они обсудили еще погоду; гадали что принесет им обоим будущее, как будут расти посадки в этом году. Мерита слушала все настолько напряженно, словно не способна была расслабляться.
Коффину пришла в голову мысль, что несмотря на то, что она сказала, она вполне могла оказаться шпионкой кингитов и передавать сведения о передвижении войск, путешествуя вместе со своим отцом под флагом перемирия. Разве она не призналась, что ее брат — мятежник? Нет, непохоже, решил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167
Забыл обо всем.
С первого взгляда он не мог точно сказать, маорийка ли она. Черты ее лица были слишком тонкими, почти восточными; ее тело от плеч до бедер — слишком гибким и стройным. Все остальное не вызывало никаких сомнений — как волосы, волнами струившиеся до пояса, так и обсидиановые глаза.
Прекрасно сознавая, что он уставился на нее, она опустила поднос и посмотрела прямо ему в глаза — с дерзостью, граничивший с настойчивостью его собственного взгляда. На ней была легкая, тонкая, как паутинка, кофточка — должно быть, когда-то она была частью ночной рубашки какой-нибудь богатой белой женщины. Такой наряд казался несовместимым с тростниковой юбчонкой, повязанной вокруг бедер.
Он не мог отвести глаз от нее, как не мог бы, например, остановить время, хотя он и пытался это сделать. Она разлила напитки в серебряные чашки, ибо маори приобрели привычку наслаждаться некоторой роскошью, присущей пакеа. Те Охине путешествовал с шиком, приличествующим великому вождю. И затем женщина повергла Коффина в шок во второй раз. Вместо того, чтобы удалиться туда, откуда она появилась, она скрестила ноги и уселась на циновку между двух мужчин. Это было неслыханно.
Он прождал так долго, как позволяли ему приличия, и затем с любопытством посмотрел на хозяина.
— Разве ты не прикажешь ей выйти?
Выражение Те Охине изменилось, когда он повернулся, чтобы посмотреть на молодую женщину. Должно быть, ей было не больше, чем лет девятнадцать или двадцать.
— Для некоторых отцов дети — это благословение. А эта — эта просто проклятие. Ее зовут Мерита. — Он дотронулся до своего лба. — Здесь у нее не все в порядке.
«Не все в порядке…», Коффин оглянулся на девушку. Она продолжала сидеть очень спокойно, глядя на него поразительно напряженно. Что же, она тоже будет говорить или, по крайней мере, выкажет достаточно уважения к приличиям и будет хранить молчание? Он понял, что ему хочется, чтобы она заговорила, если для него это единственный способ услышать ее голос. Ему пришло в голову, что ее поведение было таким же удивительным, как и ее одежда. А в пронзительном взгляде этих блестящих глаз не было ни малейшего намека на идиотизм.
— Она никого не слушает, — говорил тем временем Те Охине, — но вместо этого делает, что ей вздумается. Иногда ей нравится слушаться меня. А иногда нет. — Он пожал плечами. — Я держу ее при себе, потому что мне слишком неудобно предлагать ее в жены достойному воину. Никто бы не захотел брать ее.
При этих словах девушка вызывающе посмотрела на своего отца.
— Я сама выберу себе мужа. — По-английски она говорила отлично, а голос у нее был изумительно звучный, нежный, словно флейта.
— Твоя дочь — самая прекрасная женщина из всех, что я когда-либо видел.
Если он ожидал, что она скромно отвернется или вспыхнет, так его ожидало разочарование. Вместо этого она лишь улыбнулась ему в ответ. Он напрягся так, что почувствовал боль.
Те Охине безразлично продолжал.
— О, да, я полагаю, что она недурна. Но кому нужна в жены сумасшедшая, как бы привлекательна она ни была?
— Я делаю, что мне вздумается, — сказала она, откидывая назад голову. Волосы ее заструились черным водопадом. Она осмеливалась бросить вызов своему отцу, противоречила ему. Очевидно, старый вождь хорошо знал ее характер. Она продолжала, не отрываясь, смотреть на Коффина с каким-то намеком стыдливости. Он подумал о том, может ли что-нибудь на свете испугать ее.
— Я рада познакомиться с тобой, Макаве Рино. Мой отец рассказывал о тебе раньше.
— Спасибо, — ответил Коффин. — Ты отлично говоришь по-английски для такой молоденькой девушки.
— Конечно — и я не так уж молода! — Темные глаза ее блеснули. — Я могу выучить любой язык, который только пожелаю. Я могу делать все.
— Ну вот, видишь? — сказал в отчаянии Те Охине. — В ней нет ни капли скромности или сдержанности. Не знаю, что мне с ней делать. С годами она становится для меня все большей обузой.
— Не такой уж и обузой, по сравнению с Опотики, — сказала она, переводя, взгляд на своего отца.
Опотики. Это имя всколыхнуло память Коффина, выплывая из прошлого. Давние, счастливые времена. Пухлые дети маори играют вокруг священного столба в деревне. И среди них один мальчик.
— Твой сын.
— Да, мой сын.
— Твой любимый сын, — добавила Мерита, не удовлетворенная ответом своего отца.
— Опотики, да, я помню его, — задумчиво сказал Коффин. — Маленький крепыш. Я был бы рад видеть его снова. Должно быть, сейчас он стал совсем взрослым.
— Он вырос, но ты был бы не рад видеть его. — Голос Те Охине был полон печали. — В эти дни все мучительнее быть мирным человеком. Опотики сейчас с Александром Руи.
Это имя Коффин вспомнил немедленно. Руи был одним из самых кровожадных военных командиров Вирему Кинги. Год назад он отделился от Кинги и сформировал собственный летучий отряд. Несмотря на свое христианское имя, он был известен как один из самых жестоких мятежников. В отличие от многих других, он, не задумываясь, убивал и женщин, и детей.
И сын Те Охине зверствовал в его рядах!
Он попытался выразить свое сочувствие, но старого вождя было не так-то легко утешить. Было ясно, как больно ему признаваться в этом.
— Никто из моих детей не желает слушаться меня, — простонал он. — Я проклят на старости лет.
— Это не так, — вступила в спор Мерита. — Только Опотики сражается с пакеа. Все остальные дети, даже я, покорны тебе в твоем решении.
Те Охине посмотрел на неё сверху вниз.
— Хотелось бы мне, чтобы ты была так же разумна и в других вещах.
Она рассмеялась, и от ее смеха мурашки пробежали по спине Коффина. Здесь была свобода, которую он не встречал с далеких дней своего пребывания в море.
— Мне жаль, что так получается, — услышал он собственный голос. — Я надеюсь, нам не придется завязывать сражение с людьми Александра Руи.
— Неважно, — сказал Те Охине. — Возможно, ты и не узнаешь Опотики. Может статься, что он убьет тебя первым. — Он показал головой, и стало видно, как рано он состарился. — Слишком много убийств. Друзья убивают друзей.
Они еще немного поговорили, а Мерита молча сидела рядом. Коффину стоило немалых усилий обращаться к старому другу. Кроме войны, они обсудили еще погоду; гадали что принесет им обоим будущее, как будут расти посадки в этом году. Мерита слушала все настолько напряженно, словно не способна была расслабляться.
Коффину пришла в голову мысль, что несмотря на то, что она сказала, она вполне могла оказаться шпионкой кингитов и передавать сведения о передвижении войск, путешествуя вместе со своим отцом под флагом перемирия. Разве она не призналась, что ее брат — мятежник? Нет, непохоже, решил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167