Все
пространство между аркой и Тучей забито людьми, толпящимися вокруг дюжины
огромных автобусов: идет спешная эвакуация будущего сектора обстрела.
Загруженные автобусы один за другим с ревом уходят под арку и дальше вверх
по проспекту.
Чуть в стороне от арки стоят зачехленные ракетно-пушечные установки
"корсар", возле них, собравшись кучками, курят в кулак нахохленные экипажи
в плащах-накидках.
Рядом с аркой группа начальства: Нурланн, его ассистент, двое
офицеров в пятнистых комбинезонах. Нурланн держит над собой зонт,
остальные мокнут.
Нурланн говорит ассистенту, указывая на верхушку арки:
- Вот удобная площадка, потрудитесь расставить там все приборы.
Полагаю, что места хватит.
- Там будет мой наблюдательный пункт, - произносит один из офицеров,
командир дивизиона, человек с недовольным лицом, выражающим откровенную
неприязнь к штатскому.
Нурланн бросает на него взгляд и продолжает, обращаясь к ассистенту:
- Позаботьтесь о генераторе. Городская сеть ненадежна.
- К сожалению, ничего не выйдет, профессор, - отзывается ассистент,
злорадно поглядывая на недовольного офицера. - Нам предлагается
пользоваться генератором дивизиона.
- Не возражаю, - благосклонно кивает Нурланн. - Извольте
распорядиться, - говорит он офицеру.
- У меня нет приказа, - говорит тот, едва разжимая губы.
- Вот я вам и приказываю, - отчеканивает Нурланн.
- А вы мне не начальник. И если вы попытаетесь что-нибудь поставить у
меня на командном пункте, велю все сбросить вниз.
Нурланн, словно не слыша его, говорит ассистенту:
- Я буду здесь в семнадцать тридцать. Все должно быть готово и
отрегулировано.
Тут вступает второй офицер. С виноватым видом он говорит - и
непонятно, то ли правду говорит, то ли издевается над высокомерным шпаком:
- Я имею приказ к семнадцати ноль-ноль установить вокруг дивизиона
оцепление и никого не пропускать.
Тогда Нурланн поворачивается к офицерам, и такого Нурланна они видеть
не ожидали.
- Вы, государи мои, - негромко говорит он, - плохо понимаете свое
положение. Здесь командую я, и вы будете выполнять любое мое приказание. А
пока меня нет, вы будете выполнять приказания вот этого господина. - Он
показывает на ассистента.
В вестибюле гимназии Нурланна поджидает сутулый старик в вицмундире.
Это нынешний директор гимназии, но Нурланн помнит его еще своим классным
наставником. Четверть века назад это был тиран, одним взглядом своим
внушавший гимназистам непереносимый ужас.
- Какая честь, какая честь, профессор! - блеет директор, надвигаясь
на Нурланна с простертыми дланями. - Какая честь для доброй старой
альма-матер! Орел навестил свое родовое гнездо! Знаю, знаю, вас лезут, и
не задержу вас даже на одну лишнюю минуту. Позвольте представить вам: мой
поверенный в делах...
- Мы уже знакомы, - говорит Нурланн, с изумлением обнаруживая за
спиной директора клетчатую фигуру адвоката-проповедника.
- Совершенно верно, - мягко произносит адвокат, берет Нурланна под
руку и увлекает его к барьеру пустующей раздевалки. - Аналогичное дело,
профессор, если вам будет благоугодно...
На барьере лежит знакомый бювар и знакомая авторучка. Нурланн берет
из бювара листок с текстом, пробегает его глазами и смотрит на адвоката.
Тот легонько пожимает плечами.
- Я только заверяю подпись, и больше ничего. Я целыми днями хожу по
городу и заверяю подписи.
Тогда Нурланн поворачивается к директору.
- Господин классный наставник, - говорит он. - Поймите, я не хочу
вмешиваться в ваши дела. Ведь вы не религиозный маньяк, вы просвещенный
человек. Во-первых, вот это, - он трясет листком, - сплошное вранье. Вы
никогда не были добрым наставником юношества, вы были аспид сущий, вы были
дракон, вы были семь казней египетских для нас, несчастных и нечестивых. И
правильно! Только так с нами и можно было! Либо вы нас, либо мы вас.
Почему вы этого теперь стыдитесь! И потом. Ну пусть Страшный Суд. Неужели
вы всерьез верите, будто на Страшном Суде эта бумажка, эта закорючка,
которую вы у меня просите, может что-нибудь изменить?
Адвокат торопливо вмешивается:
- Этот вопрос на самом деле очень и очень сложен...
Но директор перебивает его. Голова его трясется, и усы обвисают, как
мокрые, и старческие глаза слезятся.
- Молодой человек, - говорит он Нурланну. - Пройдет время, и вы тоже
состаритесь. Когда вы состаритесь, вам придет пора умирать. А тогда вы
обнаружите, что на очень многие вещи вы смотрите совсем иначе, чем сейчас,
когда вы здоровы, энергичны и вас ждут великие дела. И не приведи вам бог
ждать конца своего в такую страшную годину, как наша.
- Ты победил, галилеянин, - произносит Нурланн и берется за
авторучку.
В актовом зале гимназии огромные окна распахнуты настежь, половина
зала залита водой. С окон, с потолка, с люстр свешиваются пучки
разноцветных нитей, и поэтому зал несколько напоминает подводную пещеру.
Стулья стоят в полном беспорядке, и так же как попало и где попало
расселись на этих стульях три десятка девчонок и мальчишек в возрасте от
двенадцати по пятнадцати лет. Все они голоногие и голорукие, у многих
длинные волосы схвачены белой ленточкой через лоб, у некоторых на
безрукавках с правой стороны нашит черный силуэт бабочки; не сразу
понимаешь, что это очертание Тучи, как она видится сверху.
Нурланн стоит на кафедре, все глаза устремлены на него. Одни смотрят
со спокойным ожиданием, другие - с явным интересом, третьи с неприязнью, а
некоторые с таким выражением, будто ждут, чтобы он поскорее отговорил и
ушел и можно было бы заняться более важными делами. Циприан и Ирма сидят в
сторонке у стены.
Нурланн с непринужденностью человека, привыкшего к публичным
выступлениям, говорит:
- Как вам, может быть, известно, я и сам четверть века назад учился в
этой гимназии. В этом зале и с этой кафедры я сделал свой первый в жизни
научный доклад. Он назывался "О чувствительности рогатой гадюки к
изменению среды обитания". Вторжение большой науки в мир моих
одноклассников имело единственное последствие: преподавательницу зоологии
с той поры наградили кличкой Рогатая Гадюка. Должен сказать, что это
довольно обычное преломление достижений науки в сознании широких масс.
Пауза. Две-три улыбки. Ну что ж, и это не так уж плохо. Правда, Ирма,
кажется, недовольна.
- То было хорошее время. Единственное, что нам тогда угрожало, - это
семестровая контрольная по латыни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
пространство между аркой и Тучей забито людьми, толпящимися вокруг дюжины
огромных автобусов: идет спешная эвакуация будущего сектора обстрела.
Загруженные автобусы один за другим с ревом уходят под арку и дальше вверх
по проспекту.
Чуть в стороне от арки стоят зачехленные ракетно-пушечные установки
"корсар", возле них, собравшись кучками, курят в кулак нахохленные экипажи
в плащах-накидках.
Рядом с аркой группа начальства: Нурланн, его ассистент, двое
офицеров в пятнистых комбинезонах. Нурланн держит над собой зонт,
остальные мокнут.
Нурланн говорит ассистенту, указывая на верхушку арки:
- Вот удобная площадка, потрудитесь расставить там все приборы.
Полагаю, что места хватит.
- Там будет мой наблюдательный пункт, - произносит один из офицеров,
командир дивизиона, человек с недовольным лицом, выражающим откровенную
неприязнь к штатскому.
Нурланн бросает на него взгляд и продолжает, обращаясь к ассистенту:
- Позаботьтесь о генераторе. Городская сеть ненадежна.
- К сожалению, ничего не выйдет, профессор, - отзывается ассистент,
злорадно поглядывая на недовольного офицера. - Нам предлагается
пользоваться генератором дивизиона.
- Не возражаю, - благосклонно кивает Нурланн. - Извольте
распорядиться, - говорит он офицеру.
- У меня нет приказа, - говорит тот, едва разжимая губы.
- Вот я вам и приказываю, - отчеканивает Нурланн.
- А вы мне не начальник. И если вы попытаетесь что-нибудь поставить у
меня на командном пункте, велю все сбросить вниз.
Нурланн, словно не слыша его, говорит ассистенту:
- Я буду здесь в семнадцать тридцать. Все должно быть готово и
отрегулировано.
Тут вступает второй офицер. С виноватым видом он говорит - и
непонятно, то ли правду говорит, то ли издевается над высокомерным шпаком:
- Я имею приказ к семнадцати ноль-ноль установить вокруг дивизиона
оцепление и никого не пропускать.
Тогда Нурланн поворачивается к офицерам, и такого Нурланна они видеть
не ожидали.
- Вы, государи мои, - негромко говорит он, - плохо понимаете свое
положение. Здесь командую я, и вы будете выполнять любое мое приказание. А
пока меня нет, вы будете выполнять приказания вот этого господина. - Он
показывает на ассистента.
В вестибюле гимназии Нурланна поджидает сутулый старик в вицмундире.
Это нынешний директор гимназии, но Нурланн помнит его еще своим классным
наставником. Четверть века назад это был тиран, одним взглядом своим
внушавший гимназистам непереносимый ужас.
- Какая честь, какая честь, профессор! - блеет директор, надвигаясь
на Нурланна с простертыми дланями. - Какая честь для доброй старой
альма-матер! Орел навестил свое родовое гнездо! Знаю, знаю, вас лезут, и
не задержу вас даже на одну лишнюю минуту. Позвольте представить вам: мой
поверенный в делах...
- Мы уже знакомы, - говорит Нурланн, с изумлением обнаруживая за
спиной директора клетчатую фигуру адвоката-проповедника.
- Совершенно верно, - мягко произносит адвокат, берет Нурланна под
руку и увлекает его к барьеру пустующей раздевалки. - Аналогичное дело,
профессор, если вам будет благоугодно...
На барьере лежит знакомый бювар и знакомая авторучка. Нурланн берет
из бювара листок с текстом, пробегает его глазами и смотрит на адвоката.
Тот легонько пожимает плечами.
- Я только заверяю подпись, и больше ничего. Я целыми днями хожу по
городу и заверяю подписи.
Тогда Нурланн поворачивается к директору.
- Господин классный наставник, - говорит он. - Поймите, я не хочу
вмешиваться в ваши дела. Ведь вы не религиозный маньяк, вы просвещенный
человек. Во-первых, вот это, - он трясет листком, - сплошное вранье. Вы
никогда не были добрым наставником юношества, вы были аспид сущий, вы были
дракон, вы были семь казней египетских для нас, несчастных и нечестивых. И
правильно! Только так с нами и можно было! Либо вы нас, либо мы вас.
Почему вы этого теперь стыдитесь! И потом. Ну пусть Страшный Суд. Неужели
вы всерьез верите, будто на Страшном Суде эта бумажка, эта закорючка,
которую вы у меня просите, может что-нибудь изменить?
Адвокат торопливо вмешивается:
- Этот вопрос на самом деле очень и очень сложен...
Но директор перебивает его. Голова его трясется, и усы обвисают, как
мокрые, и старческие глаза слезятся.
- Молодой человек, - говорит он Нурланну. - Пройдет время, и вы тоже
состаритесь. Когда вы состаритесь, вам придет пора умирать. А тогда вы
обнаружите, что на очень многие вещи вы смотрите совсем иначе, чем сейчас,
когда вы здоровы, энергичны и вас ждут великие дела. И не приведи вам бог
ждать конца своего в такую страшную годину, как наша.
- Ты победил, галилеянин, - произносит Нурланн и берется за
авторучку.
В актовом зале гимназии огромные окна распахнуты настежь, половина
зала залита водой. С окон, с потолка, с люстр свешиваются пучки
разноцветных нитей, и поэтому зал несколько напоминает подводную пещеру.
Стулья стоят в полном беспорядке, и так же как попало и где попало
расселись на этих стульях три десятка девчонок и мальчишек в возрасте от
двенадцати по пятнадцати лет. Все они голоногие и голорукие, у многих
длинные волосы схвачены белой ленточкой через лоб, у некоторых на
безрукавках с правой стороны нашит черный силуэт бабочки; не сразу
понимаешь, что это очертание Тучи, как она видится сверху.
Нурланн стоит на кафедре, все глаза устремлены на него. Одни смотрят
со спокойным ожиданием, другие - с явным интересом, третьи с неприязнью, а
некоторые с таким выражением, будто ждут, чтобы он поскорее отговорил и
ушел и можно было бы заняться более важными делами. Циприан и Ирма сидят в
сторонке у стены.
Нурланн с непринужденностью человека, привыкшего к публичным
выступлениям, говорит:
- Как вам, может быть, известно, я и сам четверть века назад учился в
этой гимназии. В этом зале и с этой кафедры я сделал свой первый в жизни
научный доклад. Он назывался "О чувствительности рогатой гадюки к
изменению среды обитания". Вторжение большой науки в мир моих
одноклассников имело единственное последствие: преподавательницу зоологии
с той поры наградили кличкой Рогатая Гадюка. Должен сказать, что это
довольно обычное преломление достижений науки в сознании широких масс.
Пауза. Две-три улыбки. Ну что ж, и это не так уж плохо. Правда, Ирма,
кажется, недовольна.
- То было хорошее время. Единственное, что нам тогда угрожало, - это
семестровая контрольная по латыни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15