Когда летчик бомбардировщика получает задание уничтожить город, для него нет преграды - гроза или туман. Есть приказ, а приказ нужно выполнить.
Занятно: неужели изнуряющая подготовка к войне служит миру?
Я "схватил себя за руку", вспомнив беседу с одним профессором из ФРГ, который говорил мне: "Ну и что - атомная война? В этом смысле я согласен с теорией Мао Цзэ-дуна. Да, погибнет большая часть человечества. Да, я убежден, что потом жизнь будет лучше. Ведь и в Германии и в Советском Союзе после второй мировой войны
жизненный уровень значительно вырос". Старичок профессор был из нацистов.
...Я смотрел на голубые электрические точечки, которые ползли по крылу, и вспоминал Антуана де Сент-Экзюпери и, признаюсь, испытывал постоянное ощущение беззащитности в этом громадном, комфортабельном, алюминиевом доме, поднятом мощью турбин, геометрической пропорцией крыльев и людской устремленностью к знанию (не к войне) на десять километров в небо...
Я зашторил свой иллюминатор, чтобы не видеть эти голубые точечки. Соседи мои, испанки и алжирцы, сидели в хвосте самолета, смотрели фильм, и я прилег на сиденье. Не спалось. Впереди, на восемнадцатом ряду, лежал мальчишечка. Отец и мать смотрели кино в первом салоне. Мальчик, закрыв лицо руками, тихонько плакал, скулил, как собачонка. Я положил ему руку на голову, мальчишечка обернулся ко мне, шмыгнул носом, я вытер у него слезы со щек, он взял мою руку, по-хозяйски положил ее себе под щеку, и мы с ним сразу же уснули.
(Я потом записывал в дневнике: "Ограниченные роком ответственности и знанием возможной беды, мы должны знать, что тело ребенка - чужого, вихрастого, сопливого, в очках, красных брюках и белых ботиночках - укрепляет веру и дает силу каждому, кто прикоснется к нему, потому что ребенок - это всегда истина".)
В Дакаре, на ночном, пустынном, душном, освещенном прожекторами аэродроме, пахло океаном, водорослями и йодом. Небо было звездным, трещали цикады странно, пронзительно, по-африкански.
А когда наш "боинг" взял курс на Буэнос-Айрес (лететь предстояло девять часов), минут через сорок мы снова вошли в грозовой фронт и шли через этот плотный грозовой фронт еще шесть часов. Самолет кидало вверх и вниз, высверкивали голубые сполохи то справа, то слева, и сидевший рядом крепкоплечий человек беседовал со мною о том, чем я последнее время так интересуюсь: о судьбе тех гитлеровских преступников, которые эмигрировали в Латинскую Америку - "в заокеанскую крепость", как говорил Борман в своей последней шифрованной телеграмме.
По профессии мой спутник врач; он переселился в Аргентину в июле 1945-го; до этого он жил и работал в Мюнхене.
Пощупав мой пульс, он сказал:
- Вам бы в кроватку, под две перины. И много аспироля. А вы все о прошлом. Надо забыть прошлое, надо забыть...
Сообщения, которые появляются в газетах вот уже двадцать восемь лет то о Бормане, то о кровавом палаче Освенцима докторе Менгеле, то о шефе гестапо Генрихе Мюллере, то об оберштурмбаннфюрере СС Рауффе, который до сих пор живет в Чили, грешат сенсационностью и определенного рода неточностями. Я не лротив сенсаций, я лишь за ту сенсацию, которая в подоплеке своей имеет истину, а истина - это поиск. Подчас, играя на горьком человеческом интересе к судьбе изуверов, определявших варварство государственной и партийной машины Германии, наживают моральный капитал те люди, которыми движет либо честолюбие, либо желание как следует заработать. Все те материалы, которые связаны с гитлеровскими военными преступниками, скрывшимися от возмездия, должны быть просеяны, с моей точки зрения, сквозь двойное и тройное сито фактов.
Мой спутник говорил:
- По-моему, шумиха о том, что в Латинской Америке скрывается огромное количество военных преступников, - дань обывательскому интересу. Уверяю вас, даже те люди, которые действительно были связаны в какой-то мере с Гитлером, по существу, лишь выполняли свой долг перед нацией. Сейчас они, как говорится, вышли в тираж. Они не представляют ни опасности для будущего, ни интереса для настоящего.
Я возражал. Я говорил, что зло (а Борман, Рауфф, Менгеле - это коричневое зло, самое страшное зло XX века) обязано быть публично наказанным, в назидание тем, кто когда-либо захотел бы повторить националистический эксперимент Гитлера.
- Эксперимент Гитлера может быть повторен, если в той или иной стране создадутся условия, которые потребуют своего фюрера. Ведь Гитлер пришел в Германию как противодействие Версалю. Вильсон и Чемберлен унизили Германию, они хотели видеть нацию на коленях. Пришел фюрер и сказал: "Немцы, восстаньте!" И немцы восстали из пепла, - жестко сказал мой сосед.
Самолет продолжало трясти, моторы ревели натужно и тяжело. Сосед сделал еще один глоток виски, поежился, укрылся пледом и усмехнулся:
- Лучше падать вниз сонным, а?
- Нет, - ответил я, - лучше лететь дальше бодрствующим.
Сосед мой то ли спал, то ли старался уснуть, а я продолжал думать о том, почему фашизм смог найти себе приют в Латинской Америке. Если бы, как говорил мой собеседник, немецкий фашизм, прятавшийся в Андах и Кордильерах, действительно не представлял никакой силы, если бы действительно это была горстка людей, разобщенных и затаившихся, - тогда одно дело. Но судьба врача-убийцы Менгеле говорит о другом: за ним стоит мощная организация прикрытия, которая невозможна без организации действия.
Я прослеживаю интересную закономерность. В 1967 году из Куритибы (Бразилия) было передано, что восемь человек с автоматами арестовали в местном муниципалитете Иозефа Менгеле. Назавтра газета "Эстаду де Парана" напечатала официальное разъяснение: "военные власти не подтверждают этого сообщения". Через год одна из аргентинских газет сообщила, что Менгеле был опознан крестьянином Педро Оливейро Монтанья на фотографиях, которые хранились в досье батальона пограничной охраны. Та же газета утверждала, что человек, которого считают Иозефом Менгеле, работал в местном муниципалитете под именем Кирилла Чавеса Флореса.
Следующее сообщение принадлежит журналисту Адольфо Сисеро Чадлеру. В газете, выходящей в Рио-де-Жанейро, он писал: "Я нашел Иозефа Менгеле в Эльдорадо на реке Парана и смог заснять его на шестнадцатимиллиметровую пленку".
Чадлер сообщил, что когда он был возле водопада Икуасу на реке Парана, он узнал, что брат Менгеле содержит в Эльдорадо ферму, часть которой принадлежит некоему Кофетти. Чадлеру сказали, что сам Иозеф Менгеле часто приезжает из Парагвая к брату на моторном катере "Викинг", который так назван в честь дивизии "СС". Катер зарегистрирован на имя доктора Энгвальда.
Обосновавшись в машине неподалеку от дома Кофетти, Чадлер смог сфотографировать Менгеле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Занятно: неужели изнуряющая подготовка к войне служит миру?
Я "схватил себя за руку", вспомнив беседу с одним профессором из ФРГ, который говорил мне: "Ну и что - атомная война? В этом смысле я согласен с теорией Мао Цзэ-дуна. Да, погибнет большая часть человечества. Да, я убежден, что потом жизнь будет лучше. Ведь и в Германии и в Советском Союзе после второй мировой войны
жизненный уровень значительно вырос". Старичок профессор был из нацистов.
...Я смотрел на голубые электрические точечки, которые ползли по крылу, и вспоминал Антуана де Сент-Экзюпери и, признаюсь, испытывал постоянное ощущение беззащитности в этом громадном, комфортабельном, алюминиевом доме, поднятом мощью турбин, геометрической пропорцией крыльев и людской устремленностью к знанию (не к войне) на десять километров в небо...
Я зашторил свой иллюминатор, чтобы не видеть эти голубые точечки. Соседи мои, испанки и алжирцы, сидели в хвосте самолета, смотрели фильм, и я прилег на сиденье. Не спалось. Впереди, на восемнадцатом ряду, лежал мальчишечка. Отец и мать смотрели кино в первом салоне. Мальчик, закрыв лицо руками, тихонько плакал, скулил, как собачонка. Я положил ему руку на голову, мальчишечка обернулся ко мне, шмыгнул носом, я вытер у него слезы со щек, он взял мою руку, по-хозяйски положил ее себе под щеку, и мы с ним сразу же уснули.
(Я потом записывал в дневнике: "Ограниченные роком ответственности и знанием возможной беды, мы должны знать, что тело ребенка - чужого, вихрастого, сопливого, в очках, красных брюках и белых ботиночках - укрепляет веру и дает силу каждому, кто прикоснется к нему, потому что ребенок - это всегда истина".)
В Дакаре, на ночном, пустынном, душном, освещенном прожекторами аэродроме, пахло океаном, водорослями и йодом. Небо было звездным, трещали цикады странно, пронзительно, по-африкански.
А когда наш "боинг" взял курс на Буэнос-Айрес (лететь предстояло девять часов), минут через сорок мы снова вошли в грозовой фронт и шли через этот плотный грозовой фронт еще шесть часов. Самолет кидало вверх и вниз, высверкивали голубые сполохи то справа, то слева, и сидевший рядом крепкоплечий человек беседовал со мною о том, чем я последнее время так интересуюсь: о судьбе тех гитлеровских преступников, которые эмигрировали в Латинскую Америку - "в заокеанскую крепость", как говорил Борман в своей последней шифрованной телеграмме.
По профессии мой спутник врач; он переселился в Аргентину в июле 1945-го; до этого он жил и работал в Мюнхене.
Пощупав мой пульс, он сказал:
- Вам бы в кроватку, под две перины. И много аспироля. А вы все о прошлом. Надо забыть прошлое, надо забыть...
Сообщения, которые появляются в газетах вот уже двадцать восемь лет то о Бормане, то о кровавом палаче Освенцима докторе Менгеле, то о шефе гестапо Генрихе Мюллере, то об оберштурмбаннфюрере СС Рауффе, который до сих пор живет в Чили, грешат сенсационностью и определенного рода неточностями. Я не лротив сенсаций, я лишь за ту сенсацию, которая в подоплеке своей имеет истину, а истина - это поиск. Подчас, играя на горьком человеческом интересе к судьбе изуверов, определявших варварство государственной и партийной машины Германии, наживают моральный капитал те люди, которыми движет либо честолюбие, либо желание как следует заработать. Все те материалы, которые связаны с гитлеровскими военными преступниками, скрывшимися от возмездия, должны быть просеяны, с моей точки зрения, сквозь двойное и тройное сито фактов.
Мой спутник говорил:
- По-моему, шумиха о том, что в Латинской Америке скрывается огромное количество военных преступников, - дань обывательскому интересу. Уверяю вас, даже те люди, которые действительно были связаны в какой-то мере с Гитлером, по существу, лишь выполняли свой долг перед нацией. Сейчас они, как говорится, вышли в тираж. Они не представляют ни опасности для будущего, ни интереса для настоящего.
Я возражал. Я говорил, что зло (а Борман, Рауфф, Менгеле - это коричневое зло, самое страшное зло XX века) обязано быть публично наказанным, в назидание тем, кто когда-либо захотел бы повторить националистический эксперимент Гитлера.
- Эксперимент Гитлера может быть повторен, если в той или иной стране создадутся условия, которые потребуют своего фюрера. Ведь Гитлер пришел в Германию как противодействие Версалю. Вильсон и Чемберлен унизили Германию, они хотели видеть нацию на коленях. Пришел фюрер и сказал: "Немцы, восстаньте!" И немцы восстали из пепла, - жестко сказал мой сосед.
Самолет продолжало трясти, моторы ревели натужно и тяжело. Сосед сделал еще один глоток виски, поежился, укрылся пледом и усмехнулся:
- Лучше падать вниз сонным, а?
- Нет, - ответил я, - лучше лететь дальше бодрствующим.
Сосед мой то ли спал, то ли старался уснуть, а я продолжал думать о том, почему фашизм смог найти себе приют в Латинской Америке. Если бы, как говорил мой собеседник, немецкий фашизм, прятавшийся в Андах и Кордильерах, действительно не представлял никакой силы, если бы действительно это была горстка людей, разобщенных и затаившихся, - тогда одно дело. Но судьба врача-убийцы Менгеле говорит о другом: за ним стоит мощная организация прикрытия, которая невозможна без организации действия.
Я прослеживаю интересную закономерность. В 1967 году из Куритибы (Бразилия) было передано, что восемь человек с автоматами арестовали в местном муниципалитете Иозефа Менгеле. Назавтра газета "Эстаду де Парана" напечатала официальное разъяснение: "военные власти не подтверждают этого сообщения". Через год одна из аргентинских газет сообщила, что Менгеле был опознан крестьянином Педро Оливейро Монтанья на фотографиях, которые хранились в досье батальона пограничной охраны. Та же газета утверждала, что человек, которого считают Иозефом Менгеле, работал в местном муниципалитете под именем Кирилла Чавеса Флореса.
Следующее сообщение принадлежит журналисту Адольфо Сисеро Чадлеру. В газете, выходящей в Рио-де-Жанейро, он писал: "Я нашел Иозефа Менгеле в Эльдорадо на реке Парана и смог заснять его на шестнадцатимиллиметровую пленку".
Чадлер сообщил, что когда он был возле водопада Икуасу на реке Парана, он узнал, что брат Менгеле содержит в Эльдорадо ферму, часть которой принадлежит некоему Кофетти. Чадлеру сказали, что сам Иозеф Менгеле часто приезжает из Парагвая к брату на моторном катере "Викинг", который так назван в честь дивизии "СС". Катер зарегистрирован на имя доктора Энгвальда.
Обосновавшись в машине неподалеку от дома Кофетти, Чадлер смог сфотографировать Менгеле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52