Ячеистость гарантирует прочность улья. Но люди не пчелы, даже если пытаться оценивать их поступки в ракурсе "жизни пчел трудовых". Люди сильны общностью задач и целей...
Назавтра с утра пытался встретиться с оберштурмбаннфюрером СС Юлиусом Вальтером Рауффом. Он был ближайшим сотрудником шефа гестапо Мюллера, руководил газовыми зондеркомандами. После войны он скрылся в крохотном Порвенире - последнем городке на юге Огненной Земли. В 1961 году Рауфф переселился в Пунта-Аренас: чилийские законы имеют "пятнадцатилетний срок давности". Последнюю партию польских профессоров, русских солдат, американских летчиков и еврейских детей Рауфф задушил в передвижных душегубках осенью 1944 года. Рауфф человек предусмотрительный - он скрывался не пятнадцать, а семнадцать с половиной лет. Потом он устроился на консервную фабрику, управляющим. Я позвонил к нему домой.
- Кто хочет говорить с сеньором Рауффом?
- Писатель из Советского Союза.
Мне даже не ответили, просто положили трубку.
Днем - встреча с Франсиско Алеконом. Ему тридцать пять лет; в прошлом году он был избран рехидором - советником муниципалитета Пунта-Аренас. Он также "посол" провинции Магальянес в профсоюзном центре Чили. До 1970 года Франсиско был шахтером в "Мина Пекер". Помимо работы в профсоюзах и муниципалитете, он еще и пропагандист, ходит по вновь создаваемым кооперативам, в самые далекие уголки провинции, проводит беседы, пытаясь повлиять на крестьян, чтобы те, создав кооператив, не принимали немедленного решения о двухсотпроцентном повышении заработной платы. Он объясняет им: "Государство теперь наше, а вы эгоистически требуете от своих товарищей в городе невозможного".
Работа в муниципалитете сложная, ибо рехидоры представляют разные партии: два коммуниста, два социалиста, один представитель МАПУ, три христианских демократа, один радикал. (Пять левых, четыре правых - таково неустойчивое большинство.)
Франсиско закончил шесть классов, работать начал с двенадцати лет. О нищете он знает не из книг Диккенса и Глеба Успенского.
- Какие у нас сложности? Во-первых, слишком много дискутируем, во-вторых, далеко не во всех национализированных хозяйствах виден рывок вперед опять-таки много дискутируем. Только там, где сильны коммунистические и социалистические ячейки, заметен прогресс. Наши крестьяне по традиции ориентируются на христианских демократов, меньшая часть - на левых; левым сейчас приходится завоевывать крестьянскую массу. Еще одна серьезная проблема: взаимоотношения крестьян со специалистами, особенно с теми администраторами, которые при латифундистах организовывали весь сельскохозяйственный цикл. Иногда эти администраторы, обидевшись, уходят с работы (кое-где в кооперативах горячие головы относятся к ним так же, как и к латифундистам). Например, в Рио-Верде, где вы были, администратор ушел и теперь разводит овец рядом, на своем маленьком поле. А в "центре продукции Оаси Харбур" крестьяне после национализации попросили администратора остаться и руководить сельскохозяйственным производством. На своей ассамблее они приняли решение платить администратору столько же, сколько он получал и при латифундисте, семь тысяч эскудо. Если сельскохозяйственный рабочий получает две тысячи эскудо, я, ре-хидор, - две с половиной тысячи, то, очевидно, заработок администратора очень высок. И это справедливо - за знания надо платить, щедро платить. Впрочем, администраторы потеряли часть прежних привилегий: раньше у каждого была в личном пользовании машина, было два дома - один в городе, другой в степи. Раньше латифундист ежегодно платил администратору большую премию. Мы на это пойти не можем - финансовый голод. Но те администраторы, которые не замкнулись в скорлупе эгоистических интересов, думают о судьбе родины и ее будущем, те работают рука об руку с крестьянами. Нужно уметь заглядывать в завтра: крестьянин, получивший землю, будет работать в десять раз продуктивнее, чем он работал на чужой земле. Значит, повысится благосостояние народа. Значит, семь тысяч эскудо со временем станут пятнадцатью тысячами - по покупательной способности, и, таким образом, компенсируются и личная машина и ежегодные премии. Я не экономист, может, я в чем-то и неправ, но я верю в то, что говорю...
Теперь о городе. Одна из главных проблем Пунта-Аренас - вам это, видимо, трудно понять - проблема публичных домов. Почему не закрываем? Да потому, что в городе масса холостяков. Сюда по традиции люди приезжали на заработки. Приезжают одиночки... Эта проблема еще ждет своего решения. Недавно к нам пришли хозяева публичных домов: просили дать санкцию на строительство пяти филиалов. Так и назвали, сукины дети, "филиалы"... Мы им отказали. Зато мы нашли деньги и профинансировали строительство четырех новых школ. Сейчас у нас пятнадцать школ, откроем еще четыре. Мы всемерно помогаем и частным колледжам. Помогаем хозяевам колледжей, никак не распространяя на них наше отношение к крупным монополистам, банкирам и латифундистам. Отношение с церковью? А что ж, у нас прекрасные отношения с церковью. Церковь поддерживает Народное единство. В Пунта-Аренас десять церквей, их посещают верующие, и никто из прелатов не выступает против практики социалистического строительства.
Франсиско пригласил Хосе и меня проехаться по городу.
- Вот это, - объяснял он, - улица Перасуэс и проспект Испания. Здесь центр ночных кабаков. А здесь, на улице Порис, - главный храм. А это университет на пересечении Ангамо и Сентено.
Проехали мимо огромного, вдоль всего забора, лозунга: "Хватит дураков Алессандри".
(Алессандри несколько раз переизбирался президентом Чили. Сейчас он глубокий старик, стоит в оппозиции к правительству Народного единства. Сразу после путча фашистов он принесет свои поздравления палачу революции Пинночету, убийце президента Альенде.)
...Когда в региональном комитете коммунистической партии раздаются телефонные звонки - телефон работает беспрерывно, - секретарь снимает трубку и улыбчиво произносит одну и ту же фразу:
- Партидо коммуниста, буэнос диас! (Коммунистическая партия, добрый день!)
...Сегодня улетаю в Пуэрто-Монт - хочу съездить на легендарный остров Чилоэ. Интерес мой к Пуэрто-Монт продиктован еще и тем, что там сильная немецкая колония: много эмигрантов, осевших после крушения гитлеризма.
Заехал в ЭНАП попрощаться с Нольберто Родригесом. В ЭНАП непривычно пусто. Оказывается, только что позвонили из Аргентины, - граница в шестидесяти километрах, - там на нефтяных промыслах "Посесьон". начался пожар. Коммунисты и социалисты ЭНАП были, как и у нас в годы войны, мобилизованы на борьбу со стихией. Уехали и Нольберто с Виктором. (Что стало сейчас с этими людьми?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Назавтра с утра пытался встретиться с оберштурмбаннфюрером СС Юлиусом Вальтером Рауффом. Он был ближайшим сотрудником шефа гестапо Мюллера, руководил газовыми зондеркомандами. После войны он скрылся в крохотном Порвенире - последнем городке на юге Огненной Земли. В 1961 году Рауфф переселился в Пунта-Аренас: чилийские законы имеют "пятнадцатилетний срок давности". Последнюю партию польских профессоров, русских солдат, американских летчиков и еврейских детей Рауфф задушил в передвижных душегубках осенью 1944 года. Рауфф человек предусмотрительный - он скрывался не пятнадцать, а семнадцать с половиной лет. Потом он устроился на консервную фабрику, управляющим. Я позвонил к нему домой.
- Кто хочет говорить с сеньором Рауффом?
- Писатель из Советского Союза.
Мне даже не ответили, просто положили трубку.
Днем - встреча с Франсиско Алеконом. Ему тридцать пять лет; в прошлом году он был избран рехидором - советником муниципалитета Пунта-Аренас. Он также "посол" провинции Магальянес в профсоюзном центре Чили. До 1970 года Франсиско был шахтером в "Мина Пекер". Помимо работы в профсоюзах и муниципалитете, он еще и пропагандист, ходит по вновь создаваемым кооперативам, в самые далекие уголки провинции, проводит беседы, пытаясь повлиять на крестьян, чтобы те, создав кооператив, не принимали немедленного решения о двухсотпроцентном повышении заработной платы. Он объясняет им: "Государство теперь наше, а вы эгоистически требуете от своих товарищей в городе невозможного".
Работа в муниципалитете сложная, ибо рехидоры представляют разные партии: два коммуниста, два социалиста, один представитель МАПУ, три христианских демократа, один радикал. (Пять левых, четыре правых - таково неустойчивое большинство.)
Франсиско закончил шесть классов, работать начал с двенадцати лет. О нищете он знает не из книг Диккенса и Глеба Успенского.
- Какие у нас сложности? Во-первых, слишком много дискутируем, во-вторых, далеко не во всех национализированных хозяйствах виден рывок вперед опять-таки много дискутируем. Только там, где сильны коммунистические и социалистические ячейки, заметен прогресс. Наши крестьяне по традиции ориентируются на христианских демократов, меньшая часть - на левых; левым сейчас приходится завоевывать крестьянскую массу. Еще одна серьезная проблема: взаимоотношения крестьян со специалистами, особенно с теми администраторами, которые при латифундистах организовывали весь сельскохозяйственный цикл. Иногда эти администраторы, обидевшись, уходят с работы (кое-где в кооперативах горячие головы относятся к ним так же, как и к латифундистам). Например, в Рио-Верде, где вы были, администратор ушел и теперь разводит овец рядом, на своем маленьком поле. А в "центре продукции Оаси Харбур" крестьяне после национализации попросили администратора остаться и руководить сельскохозяйственным производством. На своей ассамблее они приняли решение платить администратору столько же, сколько он получал и при латифундисте, семь тысяч эскудо. Если сельскохозяйственный рабочий получает две тысячи эскудо, я, ре-хидор, - две с половиной тысячи, то, очевидно, заработок администратора очень высок. И это справедливо - за знания надо платить, щедро платить. Впрочем, администраторы потеряли часть прежних привилегий: раньше у каждого была в личном пользовании машина, было два дома - один в городе, другой в степи. Раньше латифундист ежегодно платил администратору большую премию. Мы на это пойти не можем - финансовый голод. Но те администраторы, которые не замкнулись в скорлупе эгоистических интересов, думают о судьбе родины и ее будущем, те работают рука об руку с крестьянами. Нужно уметь заглядывать в завтра: крестьянин, получивший землю, будет работать в десять раз продуктивнее, чем он работал на чужой земле. Значит, повысится благосостояние народа. Значит, семь тысяч эскудо со временем станут пятнадцатью тысячами - по покупательной способности, и, таким образом, компенсируются и личная машина и ежегодные премии. Я не экономист, может, я в чем-то и неправ, но я верю в то, что говорю...
Теперь о городе. Одна из главных проблем Пунта-Аренас - вам это, видимо, трудно понять - проблема публичных домов. Почему не закрываем? Да потому, что в городе масса холостяков. Сюда по традиции люди приезжали на заработки. Приезжают одиночки... Эта проблема еще ждет своего решения. Недавно к нам пришли хозяева публичных домов: просили дать санкцию на строительство пяти филиалов. Так и назвали, сукины дети, "филиалы"... Мы им отказали. Зато мы нашли деньги и профинансировали строительство четырех новых школ. Сейчас у нас пятнадцать школ, откроем еще четыре. Мы всемерно помогаем и частным колледжам. Помогаем хозяевам колледжей, никак не распространяя на них наше отношение к крупным монополистам, банкирам и латифундистам. Отношение с церковью? А что ж, у нас прекрасные отношения с церковью. Церковь поддерживает Народное единство. В Пунта-Аренас десять церквей, их посещают верующие, и никто из прелатов не выступает против практики социалистического строительства.
Франсиско пригласил Хосе и меня проехаться по городу.
- Вот это, - объяснял он, - улица Перасуэс и проспект Испания. Здесь центр ночных кабаков. А здесь, на улице Порис, - главный храм. А это университет на пересечении Ангамо и Сентено.
Проехали мимо огромного, вдоль всего забора, лозунга: "Хватит дураков Алессандри".
(Алессандри несколько раз переизбирался президентом Чили. Сейчас он глубокий старик, стоит в оппозиции к правительству Народного единства. Сразу после путча фашистов он принесет свои поздравления палачу революции Пинночету, убийце президента Альенде.)
...Когда в региональном комитете коммунистической партии раздаются телефонные звонки - телефон работает беспрерывно, - секретарь снимает трубку и улыбчиво произносит одну и ту же фразу:
- Партидо коммуниста, буэнос диас! (Коммунистическая партия, добрый день!)
...Сегодня улетаю в Пуэрто-Монт - хочу съездить на легендарный остров Чилоэ. Интерес мой к Пуэрто-Монт продиктован еще и тем, что там сильная немецкая колония: много эмигрантов, осевших после крушения гитлеризма.
Заехал в ЭНАП попрощаться с Нольберто Родригесом. В ЭНАП непривычно пусто. Оказывается, только что позвонили из Аргентины, - граница в шестидесяти километрах, - там на нефтяных промыслах "Посесьон". начался пожар. Коммунисты и социалисты ЭНАП были, как и у нас в годы войны, мобилизованы на борьбу со стихией. Уехали и Нольберто с Виктором. (Что стало сейчас с этими людьми?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52