Его руки сцеплены браслетами, которые Матиа специально не снял с него. Ничто не подавляет моральный дух человека лучше, чем такие браслеты.
— Хочешь, я скажу тебе одну вещь, Альфредо? Может, ты и есть маньяк?
Шмаровоз начинает смеяться.
— Ну еще бы! Это же сама очевидность!
— Если я продолжу поиски в этом направлении, то у тебя будут большие неприятности. Хочешь поспорить? Он холодно смотрит на меня.
— Я себя спрашиваю, к чему вы ведете, господин комиссар.
Блеск его черных глаз меня немного смущает, однако я не отступаю.
— Ты отправишься в суд, красавчик. И я готов поклясться, что в один прекрасный день ты обнаружишь, что кое в чем похож на Луи Четырнадцатого.
Очевидно, он учил историю Франции, потому что бледнеет.
— Это один треп!
— У тебя есть алиби на сегодняшний вечер между без четверти десять и половиной одиннадцатого?
— Ну…
— Я тебя слушаю. Смажь язык, так он будет лучше работать.
— Я был в бистро на авеню Жюно. Вышел, чтобы ехать за моей кошкой. Машины нет! Я подумал, что кто-то подшутил, и поехал на улицу Годо на такси. Ее там не было. Сначала я решил, что она работает, и стал ждать. Через двадцать минут я зашел в отель. Мне сказали, что ее там нет. Из этого я заключил, что она пошла к клиенту, иногда такое бывало. Она была работящей девочкой, добросовестной, аккуратной. Мужиков, которые ее снимали, обслуживала по первому разряду… Потом я вернулся в свой клуб и увидел, что там ее тоже нет. А тут ваш рыжий подошел ко мне и сказал, что вы хотите со мной поговорить насчет Марите.
Я пошел за ним без возражений. Он может это подтвердить.
Я хохочу, как Мефистофель в опере:
— Поданная таким манером, твоя версия выглядит вполне съедобной, Альфредо. Но могу тебе сообщить, что есть нечто, что может ее начисто поломать.
— Да?
— Да. Когда присяжные узнают, что у тебя были дела с Буальваном, они не клюнут на твою историю, как щука на леденец!
На этот раз он раздавлен. Я мастерски поработал, а теперь надо ковать железо, пока горячо.
— Твоя мочалка умерла в твоей машине в то время, когда у тебя нет и намека на алиби. Можешь не сомневаться, я и следователь сделаем эту очевидность очевидной и для присяжных.
Он не отвечает.
— А теперь раскрываем карты, Альфредо. Я тебе скажу, что знаю я, ты — то, что знаешь ты, а потом посмотрим, что мы сможем сделать для твоего здоровья. Идет?
Он не отвечает, но я делаю вывод, что его молчание — знак согласия.
— Сегодня утром я был в Сен-Дени, когда ты навестил Бержерона.
Ну вот. Нет нужды плести кружева, он все понял. Этот скрытный человек, который не раскололся бы при других обстоятельствах, чувствует, что попал в крепкую паутину.
Он пожимает плечами.
— Слушайте, то, что произошло, слишком глупо. Согласен, я не иисусик, но в этой истории я чист.
— Опусти предисловие, Альфредо, переходи сразу к сути дела, я спешу.
— Я познакомился с Буальваном в Индокитае, когда французское правительство начало собирать манатки и готовилось сваливать домой. У меня там было дело.
— Да?
— Конечно, это было не Эльдорадо…
— Да, это был Индокитай, страна риса и пиастров, правда, чувачок?
— Ну, в общем…
— Ладно, что дальше?
— Так вот, я познакомился с Буальваном. Он тогда был унтер-офицером. Мы подружились.
— Он участвовал в твоих махинациях?
— Нет. Барное знакомство. Лучше не настаивать.
— Продолжай!
— После возвращения во Францию мы несколько лет не виделись. И вдруг однажды встретились на Елисейских Полях. Случайность.
— Ну и?
— Выпили, вспомнили прошлое.
— Возле Священного огня самое место.
— Он организовал какой-то маленький бизнес в Сен-Дени. Дела, кажется, шли хорошо, он был доволен. Мы расстались, договорившись встретиться снова. Я назвал ему бар, в котором часто сижу.
— Не произноси это слово, а то накаркаешь. Альфредо скрещивает два пальца, заклиная судьбу, и продолжает:
— Время от времени мы встречались, и вот вечером, накануне своей смерти, Буальван заявился в мою тошниловку с похоронной мордой. Он оглядывался по сторонам, как будто за ним гнались сто чертей… Я ему дал выпить и попросил объяснить, в чем дело, но он молчал, как воды в рот набрал. Из него не удалось вытянуть ни единого слова. Он только сказал, что у него большие неприятности, ему грозит страшная опасность и единственный способ спастись — это сесть на нары по достаточно серьезному обвинению.
То, что мне любезно излагает блатной, удивляет меня до крайности. Согласитесь, что это не банально! Честный бизнесмен мечтает отправиться за решетку.
— Отсюда и покушение на твою камбалу?
— Точно. Это была моя идея. С этим маньяком-убийцей не надо было долго думать. Буальван делает вид, что душит девицу, его арестовывают, так?
— Для этого надо, чтобы поблизости были полицейские.
— А вы думаете, я не заметил вашу засаду на улице Годо? Инспектора Пакретта можно узнать по одним его шарфам.
— Дальше?
— Мысль выдать его за маньяка Буальвана не вдохновила. Комбинация казалась слишком рискованной. Я ему разжевал, что он сможет оправдаться, когда захочет, представив алиби на прошлые убийства… (Знакомство с правосудием заметно обогатило словарный запас Альфредо. Как говорится, с кем поведешься, от того и наберешься.) — Согласен, дорогой сценарист, но на это?..
— Он мне сказал то же самое. И тут ему пришла идея…
— Какая?
— Он захотел, чтобы Мари-Те написала расписку, что нападение — туфта, ну и так далее.
— Она тоже была в курсе?
— Естественно. А вы думаете, она была такой дурой, чтобы поехать с типом на машине при том, что происходит в Париже?
— Она хорошо играла роль.
— Черт возьми, она струхнула, когда увидела, что вы пристрелили Буальвана. Дело сразу осложнилось, понимаете?
— Скажи, она написала ту расписку?
— Да.
— Для проститутки оскорбление полицейского при исполнении чревато большими неприятностями. Он пожимает плечами.
— В жизни надо уметь рисковать. А потом, Буальван дал немного деньжат.
— Сколько? Он колеблется.
— Пятьсот штук старыми!
— Черт, сразу видно, что твое маленькое кино было срочным. Ты уверен, что он тебе не сказал, в чем дело?
— Клянусь памятью Мари-Терез.
Нас разделяет новое молчание Каждый подводит промежуточный итог ситуации.
— Теперь глава вторая, Альфредо. Твои отношения с Бержероном?
Он прочищает горло.
— Когда я увидел, что моя комбинация закончилась хреново, я тоже струхнул.
— Из-за чего?
— Ну, из-за того письма, что моя телка написала Буальвану. Я себе сказал: “Если оно попадет к мусорам, они могут насесть на мою девочку и на меня, если у нее сдадут нервы”. Кроме того, Буальван погиб, а дело, мучившее его, осталось. Я подумал, что типы, которых он боялся до того, что готов был от них спасаться на киче, могут решить, что я его сообщник, и меня это пугало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25