Если мы оставим вас здесь, вы умрете от потери крови. Мы не имеем на это права.
Эйб развернул носилки и поставил их на ножки. Когда они с Ксавом начинают поднимать женщину с пола, та выгибается дугой, ни на секунду не переставая стонать от невыносимой, видимо, боли.
– А вы не пробовали тужиться ритмично? – спрашивает Ксавьер. – Вы имеете хоть какое-нибудь представление, как это делается?
– Да иди ты!.. – Женщина снова пытается его ударить. – Долбаные насильники! Да я же даже не знала – а-а-а! Я и про беременность-то свою узнала только два месяца назад.
– Великолепно. Эйб, зайди оттуда и приподними ее плечи. Тужься, женщина, тужься!
– Не-ет! – Однако она продолжает тужиться, прикладывая к этому колоссальные, – судя по вздувшимся на шее венам и жилам, – усилия. Эйб заметно перепуган; ситуация, вообще говоря, самая для санитаров заурядная, но он сталкивается с ней впервые; женщина вертится ужом, почти выскальзывает из рук, тут кому угодно станет не по себе. Он чуть ли не с тоской вспоминает обычных своих коматозных пациентов.
Они собираются уже поднять носилки, но тут следует новая схватка; Ксавьер наклоняется и смотрит.
– Мм-да, головку уже видно. Не успеем, пожалуй. Тужься, женщина, тужься.
– Н-не могу…
– Можешь, можешь. Давай, я нажму тебе на живот. Ноги вверх, руки опусти. Теперь напрягись изо всех сил… вот так… еще немного, теперь расслабься. Немного передохни. А теперь – еще раз.
– Ксав, а ты что, не первый уже раз? – интересуется Эйб.
– Ясное дело.
– Ты будешь делать разрез?
– Ты что, сдурел? Этот ребенок сам великолепно со всем справится.
– Просто восторг! – восклицает женщина, у которой как раз пауза между схватками. – Очень приятно вас послушать. Да что ты, собственно, за врач?
– Армейский. И не отвлекайтесь, пожалуйста, от главного своего занятия.
– Будто я могу… отвлечься.
И еще одно усилие; женщине не хватает воздуха, она дышит широко раскрытым ртом. Вот уж не думал, что это так трудно, проносится в голове Эйба. Он вскакивает, приносит из ванной черное от грязи полотенце, вытирает с ее лица пот. По огромному животу волной бегут судороги, женщина глухо, сквозь стиснутые зубы стонет, она зажмурилась – так крепко, что побелевшие веки ярко выделяются на фоне налившегося кровью лица.
– Вдох, а на выдохе – толчок, – негромко советует Ксавьер. – Тужься, тужься.
– Заткнись, мать твою!
Эйб обращает внимание, что в комнате стало темнее: на пороге теснится целая орава соседей. Женщина сдавленно ругается, она тоже их заметила.
– Эй, там, мотайте отсюда! – кричит Эйб. – Если среди вас есть врач или акушерка – милости просим, а остальные – марш отсюда. И закройте дверь! – Он встает и выгоняет всех из комнаты. По большей части это дети и подростки, с круглыми от любопытства глазами. Труднее всего выгнать мелюзгу, слишком уж они шустрые.
– Тужься! Да, так, правильно, тужься! Вот голова уже и вышла! Теперь,– плечи, давай, давай скорее.
Ну, вроде почти все. Эйб смотрит, как черные ладони Ксавьера принимают красное, измазанное кровью и слизью тельце. Невероятное зрелище. Теперь Ксавьер занялся пуповиной. Он переворачивает ребенка на бок, и тот заходится криком.
– Возьми его, Эйб.
Эйб наклоняется и осторожно берет нечто теплое, влажное, липкое. Ребенок почти ничего не весит, его голова легко умещается в ладони.
– А кровотечение все-таки есть, – тревожно хмурится Ксавьер.
– Эй, вы там что, забыли про меня?
– Все в порядке, леди. Поздравляю вас с новорожденным.
– Что? А чего же ты раньше молчал? – Женщина снова бессильно замахивается на Ксавьера. – Да что ты за врач такой! Слышь – мальчик или девочка?
– М-м-м… – Самому Эйбу подобный вопрос как-то не приходил в голову. – Думаю, мальчик.
– Думаешь? – негодует женщина. Они с Ксавьером смеются. – Послушай, черножопый, кто это у тебя такой, студент, что ли?
– Ладно, – отмахивается Ксавьер. – А в больницу все равно надо. Как вам кажется, вы сможете подержать ребенка, пока мы будем спускать вас во двор?
Женщина кивает и протягивает руки, они пристраивают крохотное существо у нее на груди. Мокрая от пота рубашка, перемазанный ребенок… картинка получается малоопрятная, но тем не менее умилительная.
Лестница узкая, разворачивать носилки трудно, вдобавок приходится разгонять липнущих со всех сторон детей, а тем временем женщина отключается. Она разжимает руки, и ребенок начинает соскальзывать на сторону; Эйбу и Ксавьеру приходится бросить носилки и ловить скользкое тельце, готовое уже перелететь через перила в направлении расставленных внизу мусорных баков. Бух-трах, носилки валятся на Ксавьера, чуть не сшибая его с лестницы; он кое-как удерживается, отделывается ушибленной о ступеньку задницей.
– Да что же это вы, леди, делаете?
– Откуда вы взялись на мою голову? Вы что, убить меня решили? Отдайте моего ребенка!
– Только постарайтесь больше его не ронять. – Ксав возмущен до крайности. – Маленький совет для начинающих мамаш, я даю его вам совершенно бесплатно. Не швыряйте своих детей в мусорные баки, если есть хоть малейшая возможность обойтись без этого.
Дальше все идет без приключений. Носилки засунуты в заднюю дверь фургона, туда же залезает и Ксавьер; Эйб везет их к больнице святого Иосифа.
– Ты бы поскорее, Эйб, – окликает его Ксав из своей амбулатории. – Тут же кровотечение из таких мест, которые не больно-то залепишь пластырем.
– И не пробуй! – Слышит Эйб резкий голос женщины. – Мало того, что подзалетела я с таким вот, вроде тебя, черножопым, так тут еще и ты на мою голову.
– У-гу. Вы бы, мэм, просто полежали спокойно, расслабились. И заткнулись – если, конечно, способны на такой подвиг. А уж я постараюсь сдержать свои низменные страсти.
Из внутреннего окошка высовывается голова Ксава.
– Вот же неблагодарная сука.
– Так ты что, действительно принимал уже роды?
– А разве не видно? Я же работал, как профессиональная повитуха.
– Ясно. А было сегодня что-нибудь из ряда вон выходящее?
– Быстро очень.
– Это тебе кажется, что быстро! – вопит за его спиной женщина.
– Тише, мэм. Поберегите силы.
– Никогда не думал, что это так трудно, – говорит Эйб. – Слышал, конечно, но сам никогда не видел.
– Не думал? Ну, ты совсем салага. Это выжимает их до предела. Вся беда в том, что мозги разрастались у человека куда быстрее, чем щель между ног. Рожать не только трудно, но еще и опасно. Вот тут вроде бы два здоровых человека, а ведь любой из них может помереть, не доехав до больницы. Ты бы, кстати, поторопился.
Они добираются до места, перегружают женщину с ребенком на каталку, волокут их к двери приемного покоя, и тут женщина впадает в чувствительное настроение.
. – Я вам очень за все благодарна… – По ее щекам катятся слезы, – … и я очень боялась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
Эйб развернул носилки и поставил их на ножки. Когда они с Ксавом начинают поднимать женщину с пола, та выгибается дугой, ни на секунду не переставая стонать от невыносимой, видимо, боли.
– А вы не пробовали тужиться ритмично? – спрашивает Ксавьер. – Вы имеете хоть какое-нибудь представление, как это делается?
– Да иди ты!.. – Женщина снова пытается его ударить. – Долбаные насильники! Да я же даже не знала – а-а-а! Я и про беременность-то свою узнала только два месяца назад.
– Великолепно. Эйб, зайди оттуда и приподними ее плечи. Тужься, женщина, тужься!
– Не-ет! – Однако она продолжает тужиться, прикладывая к этому колоссальные, – судя по вздувшимся на шее венам и жилам, – усилия. Эйб заметно перепуган; ситуация, вообще говоря, самая для санитаров заурядная, но он сталкивается с ней впервые; женщина вертится ужом, почти выскальзывает из рук, тут кому угодно станет не по себе. Он чуть ли не с тоской вспоминает обычных своих коматозных пациентов.
Они собираются уже поднять носилки, но тут следует новая схватка; Ксавьер наклоняется и смотрит.
– Мм-да, головку уже видно. Не успеем, пожалуй. Тужься, женщина, тужься.
– Н-не могу…
– Можешь, можешь. Давай, я нажму тебе на живот. Ноги вверх, руки опусти. Теперь напрягись изо всех сил… вот так… еще немного, теперь расслабься. Немного передохни. А теперь – еще раз.
– Ксав, а ты что, не первый уже раз? – интересуется Эйб.
– Ясное дело.
– Ты будешь делать разрез?
– Ты что, сдурел? Этот ребенок сам великолепно со всем справится.
– Просто восторг! – восклицает женщина, у которой как раз пауза между схватками. – Очень приятно вас послушать. Да что ты, собственно, за врач?
– Армейский. И не отвлекайтесь, пожалуйста, от главного своего занятия.
– Будто я могу… отвлечься.
И еще одно усилие; женщине не хватает воздуха, она дышит широко раскрытым ртом. Вот уж не думал, что это так трудно, проносится в голове Эйба. Он вскакивает, приносит из ванной черное от грязи полотенце, вытирает с ее лица пот. По огромному животу волной бегут судороги, женщина глухо, сквозь стиснутые зубы стонет, она зажмурилась – так крепко, что побелевшие веки ярко выделяются на фоне налившегося кровью лица.
– Вдох, а на выдохе – толчок, – негромко советует Ксавьер. – Тужься, тужься.
– Заткнись, мать твою!
Эйб обращает внимание, что в комнате стало темнее: на пороге теснится целая орава соседей. Женщина сдавленно ругается, она тоже их заметила.
– Эй, там, мотайте отсюда! – кричит Эйб. – Если среди вас есть врач или акушерка – милости просим, а остальные – марш отсюда. И закройте дверь! – Он встает и выгоняет всех из комнаты. По большей части это дети и подростки, с круглыми от любопытства глазами. Труднее всего выгнать мелюзгу, слишком уж они шустрые.
– Тужься! Да, так, правильно, тужься! Вот голова уже и вышла! Теперь,– плечи, давай, давай скорее.
Ну, вроде почти все. Эйб смотрит, как черные ладони Ксавьера принимают красное, измазанное кровью и слизью тельце. Невероятное зрелище. Теперь Ксавьер занялся пуповиной. Он переворачивает ребенка на бок, и тот заходится криком.
– Возьми его, Эйб.
Эйб наклоняется и осторожно берет нечто теплое, влажное, липкое. Ребенок почти ничего не весит, его голова легко умещается в ладони.
– А кровотечение все-таки есть, – тревожно хмурится Ксавьер.
– Эй, вы там что, забыли про меня?
– Все в порядке, леди. Поздравляю вас с новорожденным.
– Что? А чего же ты раньше молчал? – Женщина снова бессильно замахивается на Ксавьера. – Да что ты за врач такой! Слышь – мальчик или девочка?
– М-м-м… – Самому Эйбу подобный вопрос как-то не приходил в голову. – Думаю, мальчик.
– Думаешь? – негодует женщина. Они с Ксавьером смеются. – Послушай, черножопый, кто это у тебя такой, студент, что ли?
– Ладно, – отмахивается Ксавьер. – А в больницу все равно надо. Как вам кажется, вы сможете подержать ребенка, пока мы будем спускать вас во двор?
Женщина кивает и протягивает руки, они пристраивают крохотное существо у нее на груди. Мокрая от пота рубашка, перемазанный ребенок… картинка получается малоопрятная, но тем не менее умилительная.
Лестница узкая, разворачивать носилки трудно, вдобавок приходится разгонять липнущих со всех сторон детей, а тем временем женщина отключается. Она разжимает руки, и ребенок начинает соскальзывать на сторону; Эйбу и Ксавьеру приходится бросить носилки и ловить скользкое тельце, готовое уже перелететь через перила в направлении расставленных внизу мусорных баков. Бух-трах, носилки валятся на Ксавьера, чуть не сшибая его с лестницы; он кое-как удерживается, отделывается ушибленной о ступеньку задницей.
– Да что же это вы, леди, делаете?
– Откуда вы взялись на мою голову? Вы что, убить меня решили? Отдайте моего ребенка!
– Только постарайтесь больше его не ронять. – Ксав возмущен до крайности. – Маленький совет для начинающих мамаш, я даю его вам совершенно бесплатно. Не швыряйте своих детей в мусорные баки, если есть хоть малейшая возможность обойтись без этого.
Дальше все идет без приключений. Носилки засунуты в заднюю дверь фургона, туда же залезает и Ксавьер; Эйб везет их к больнице святого Иосифа.
– Ты бы поскорее, Эйб, – окликает его Ксав из своей амбулатории. – Тут же кровотечение из таких мест, которые не больно-то залепишь пластырем.
– И не пробуй! – Слышит Эйб резкий голос женщины. – Мало того, что подзалетела я с таким вот, вроде тебя, черножопым, так тут еще и ты на мою голову.
– У-гу. Вы бы, мэм, просто полежали спокойно, расслабились. И заткнулись – если, конечно, способны на такой подвиг. А уж я постараюсь сдержать свои низменные страсти.
Из внутреннего окошка высовывается голова Ксава.
– Вот же неблагодарная сука.
– Так ты что, действительно принимал уже роды?
– А разве не видно? Я же работал, как профессиональная повитуха.
– Ясно. А было сегодня что-нибудь из ряда вон выходящее?
– Быстро очень.
– Это тебе кажется, что быстро! – вопит за его спиной женщина.
– Тише, мэм. Поберегите силы.
– Никогда не думал, что это так трудно, – говорит Эйб. – Слышал, конечно, но сам никогда не видел.
– Не думал? Ну, ты совсем салага. Это выжимает их до предела. Вся беда в том, что мозги разрастались у человека куда быстрее, чем щель между ног. Рожать не только трудно, но еще и опасно. Вот тут вроде бы два здоровых человека, а ведь любой из них может помереть, не доехав до больницы. Ты бы, кстати, поторопился.
Они добираются до места, перегружают женщину с ребенком на каталку, волокут их к двери приемного покоя, и тут женщина впадает в чувствительное настроение.
. – Я вам очень за все благодарна… – По ее щекам катятся слезы, – … и я очень боялась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136