Гордон . Олуэн!
Роберт (вполголоса) . У нее, должно быть, истерия или что-нибудь в этом роде. Я слыхал, что в таком состоянии люди часто признаются в безумных поступках, в поступках, которые они никогда и никак не могли совершить.
Стэнтон (качая головой) . Олуэн не истеричка. Она в полном здравии.
Бетти (шепотом) . Не может же она утверждать, что… что убила его! Ведь это же невозможно!
Стэнтон (очень мягко, Олуэн) . Вы не расскажете нам теперь, что же именно произошло, Олуэн, если только чувствуете себя в силах? И кстати, могу сообщить вам — пока вы еще не начали, — что я совсем не удивлен этим. Я с самого начала подозревал вас.
Олуэн (в изумлении смотря на него) . Вы подозревали меня? Но почему?
Стэнтон . По трем причинам. Во-первых, я не мог понять, зачем было Мартину кончать с собой. Видите ли, я знал, что он не брал денег, и, хотя он находился в крайне затруднительных обстоятельствах, мне он казался не из тех, кто таким путем выходит из положения. Затем, я знал, что вы были у него поздно вечером: как я вам уже говорил, мне сообщили, что вы проехали к нему. И третья причина — ну, о ней я пока помолчу. А вам будет лучше, если вы расскажете, что же произошло. Это была случайность, не так ли?
Олуэн (тихо, с усилием) . Да, действительно, это была случайность. Я расскажу, как было, но нет сил входить в подробности. Все так запутанно и ужасно. Но я вам скажу всю правду. Больше ничего не буду скрывать, обещаю вам. Мне думается, нам всем лучше теперь говорить все, что мы знаем, выложить все начистоту.
Роберт (тоже тихим голосом) . Я согласен.
Стэнтон . Подождите минуточку, Олуэн. Хотите чем-нибудь подкрепиться, до того как начнете?
Олуэн . Немного содовой воды, если разрешите.
Стэнтон наливает стакан и передает ей.
Роберт . Садитесь сюда.
Олуэн (Стэнтону) . Благодарю вас. (Пьет. Роберту.) Нет, я сяду у огня. (Переходит к камину.) Я поехала к Мартину, как вы знаете, вечером в ту субботу, чтобы поговорить о пропавших деньгах. Мистер Уайтхауз сообщил мне об этом. Он полагал, что Мартин или Роберт — один из них — взял деньги. Я поняла так, что он, скорее, подозревал Роберта. Я поспешила к Мартину. Я не любила его, и он знал это, как знал о моих чувствах к Роберту, и, в конце концов, он все-таки был братом Роберта. Он сам тоже был убежден, что деньги — дело рук Роберта, и нисколько не был огорчен этим. Мне очень неприятно, Роберт, но так было, и поэтому он был мне особенно отвратителен. В нем даже чувствовалось какое-то тайное злорадство. Наконец-то, мол, и добродетельный братец пал.
Фреда (негромко, с тайной горечью) . Вполне допускаю это. Мне очень тяжело, но должна признать, что он иногда мог быть таким. И он был таким в тот вечер.
Олуэн (мягко) . И вы тоже это нашли в тот вечер?
Фреда . Да, он был в одном из сквернейших своих настроений. Иногда он бывал таким — и тогда мог мучить и издеваться…
Олуэн . Я никогда не видала его в столь ужасном состоянии, как в тот вечер. Он был явно ненормален.
Роберт (возмущенно) . Олуэн!
Олуэн (очень мягко) . Простите меня, Роберт! Мне не хотелось, чтобы вы это знали, но теперь уже все равно. Он, видимо, одурманил себя каким-то снадобьем…
Роберт . «Одурманил»? Вы хотите сказать, он принимал наркотики?
Олуэн . Да. У него всегда имелся запас этих средств.
Роберт . Вы в этом уверены? Не могу поверить.
Стэнтон . Это правда, Кэплен. Я знал это.
Гордон . И я тоже. Он меня однажды заставил попробовать это снадобье. Но мне не понравилось, только тошноту вызвало.
Роберт . Когда же это было?
Гордон . Вы помните, каким он был нервным, когда вернулся из Берлина?
Стэнтон . Да, помню.
Гордон . Так вот, там он встретил какого-то типа, который и научил его употреблять наркотики. Это был какой-то новый, особый сорт, которым взбадривали себя в литературной и актерской среде.
Стэнтон . Да, я помню…
Фреда . Но разве Мартин…
Гордон . Да. Он втянулся, и ему вскоре нужны были все большие и большие дозы.
Роберт . Но откуда же он добывал эти средства?
Гордон . Через какого-то немца, которого он знал в городе. Когда не удавалось добыть, он становился отвратительным. Правда, не терял полностью человеческого облика, как завзятые наркоманы, но все же — отвратительным.
Стэнтон . А вы не пробовали его останавливать?
Гордон . Конечно, пробовал, но он только смеялся. По правде сказать, я его не виню. Никто из вас не может понять, чем была жизнь для Мартина — при его впечатлительности и ранимости. Он был одним из тех людей, которые созданы для счастья.
Стэнтон (угрюмо) . Все мы созданы для счастья. Мартин в этом отношении не исключение.
Роберт . Да, это правда. Но я понимаю то, что хотел сказать Гордон.
Фреда . Если бы вы знали Мартина, вам бы многое стало ясным. Для него не было золотой середины — ему нужно было непременно все до конца, до предела… Или он бывал весел — и уж тогда веселее его не было на свете, — или крайне несчастен.
Бетти (порывисто) . Я такая же! Разве все мы не такие же? За исключением разве скучных и нудных стариков.
Роберт . Но что вы начали говорить по поводу наркотиков, Олуэн?
Олуэн . Он принял подряд несколько порошков, — собственно, это были не порошки, а маленькие белые таблетки, — пока я у него была. Они оказали на него ужасающее действие. Он стал дьявольски весел. Я как сейчас вижу его перед собой. Глаза какие-то странные. Он был совершенно ненормален. (Внезапно умолкает.)
Роберт . Что же случилось?
Олуэн (внешне спокойно, но с огромным внутренним волнением) . Ужасно говорить об этом. Я пыталась забыть все. Он знал, что он мне не нравится, но не мог поверить, что я действительно не люблю его. Он был преисполнен невероятного самомнения. Казалось, он был убежден в том, что все, и юноши и девушки, должны непременно обожать его. Он разыгрывал из себя какого-то неотразимого обольстителя, какого-то древнего Пана, понимаете.
Фреда (тихо) . С ним такое случалось. Для этого у него было достаточно оснований.
Олуэн . Он принялся дразнить меня. Он считал — а может, просто притворялся, — что я какая-то чопорная старая дева, закореневшая в предрассудках, никогда, по существу, не жившая полной жизнью. Все это чепуха, на самом деле я совсем не такая. Но он делал вид, что верит в это, и всячески убеждал меня, что мое отвращение к нему на самом деле всего лишь подавление желаний, которые он во мне возбуждает. Ну и, разумеется, что все эти мои подавленные желания причиняют мне только вред. Я, мол, никогда не жила по-настоящему, никогда не буду жить и так далее, все в том же роде. Он долго говорил на эту тему. Мне надо было бы бросить его и уйти, но я чувствовала, что не имею права, пока он в таком состоянии. Мне отчасти было его жалко, потому что он действительно был болен, совершенно ненормален, психически и физически, и я подумала, что, может быть, смогу его успокоить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18