— Одни умерли, а другие живут. Надо жить. Это самое главное, Алек. Надо жить.
И, стоя у стола, она окинула взглядом чайник, булки, Зюню, Олю, Алека, и глаза ее снова зажглись молодым блеском.
— Эта салфетка еще из Молинцов,— сказала Ройская, а потом добавила с улыбкой: — Я только так говогло. Ведь она в точности такая же самая, что была в Молинцах. Из Молинцов у меня уже ничего не осталось.
III
Когда Оля, выйдя под вечер от Ройской, вернулась домой, Анеля была уже у себя. Под предлогом, что приходится рано вставать, чтобы поспеть на фабрику, она всегда запиралась у себя, и не ужинала с пани Голомбек, и вообще, кажется, ничего не ела по вечерам, ибо, несмотря на тяжелую работу, начала толстеть.
Но на этот раз Оля не могла лечь, не обменявшись с Анелей хотя бы несколькими словами, и направилась в ее каморку. Хотела что-то сказать об Алеке или поведать историю этого молодого человека, которого знала больше, чем своих мальчиков.
Оля вошла в комнату без стука. Анеля сидела на кровати, держа в руке какой-то кусочек картона. Она неприязненно поглядела на Олю.
Оля пожалела, что зашла, но не хотела повернуть назад без всякой причины и не сказавши о цели своего прихода.
— Извини, Анеля,— начала она,— мне хотелось поговорить с тобой... Нет, даже не поговорить, а просто спросить, как тебе понравился Алек.
Анеля ничего не ответила, только спрятала кусочек картона в ящик ночного столика. Оля насторожилась.
— Что это у тебя? Анеля пожала плечами.
— Ведь вы же видите,— сказала она,— фотография,
— Какая фотография? — удивилась Оля.
Анеля молча выдвинула ящик и показала ей маленькую поблекшую карточку. Это была стершаяся и вдобавок плохо отпечатанная фотография молодого человека. На Олю глянули большие выразительные глаза.
Оля вздрогнула. Сотую долю секунды, какое-то мгновенье она колебалась, кто это — Антек или Анджей. Но от этой поистине мгновенной заминки даже сознание помутилось. Ей стало страшно: она уже не узнает своих детей.
Оля молчала, держа фотографию в руке. От наплыва чувств потемнело в глазах, и с минуту она не могла опомниться. Бешено колотилось сердце. Анеля приняла все это за волнение, вызванное фотографией Антека.
Наконец Оля, не проронив ни слова, протянула ей снимок и опустилась на единственный стул, стоявший в комнате.
— Видишь, Анеля, какая ты нехорошая,— произнесла она немного погодя, уже успокоившись.— Никогда мне не говорила, что у тебя есть фотография Антося. Ведь знаешь, что у меня не осталось ни единого снимка моих детей... Почему не сказала?
Произнося это — довольно бесцветным голосом и без всякого пафоса — Оля одновременно думала: «Господи, господи, господи, я уже не знаю, как выглядели мои дети, не узнала Антека. Приняла его за Анджея...»
И вдруг ощутила нечто вроде разочарования оттого, что это «только» Антек, сын, который взбунтовался против нее, и пожалела на какую-то долю секунды, что это не карточка Анджея. Ах, чего бы она не отдала за то, чтобы вновь увидеть лицо Анджея и его руки, как тогда, в кафе, когда с ним прощалась... Анеля криво усмехнулась.
— Вы столько лет пробыли со своими детьми,— сказала она,— а Антек был моим всего несколько месяцев. Вы храните их образы в сердце, а я иногда забываю, как он выглядел.
«Значит, у всех память недолговечна?» — подумала Оля и вздохнула. Дружелюбнее взглянула на Анелю.
— И, наконец,— сказала Анеля,— я имею право на что-то свое, сокровенное. Мне не хотелось показывать вам эту фотографию.
— За это я и упрекаю тебя,— Оля встала и направилась к дверям,— именно потому я и сказала, что ты нехорошая девушка.
Анеля вдруг вскочила с постели и преградила ей путь к дверям.
— Так знайте же, что я в самом деле скверная. Я никогда вам этого не говорила. А ведь все случилось из-за меня.
— Что случилось из-за тебя?
Оля остановилась и посмотрела на исказившиеся черты Анели. Такой она ее еще никогда не видела. Были в лице ее боль, и вызов, и что-то очень неприятное и оскорбительное.
— Вы тоже хороши! — крикнула Анеля.— Это из-за вас Антек не хотел вернуться в Варшаву. Из-за вас убили его, убили...— Она вдруг осеклась и переменила тон: — И из-за меня.
— Как это из-за тебя? — встревожилась Оля.— Что ты говоришь, глупая!
— Это я дала знать немцам. Я вызвала их. И они приехали. Оля схватила ее за плечо.
— Что ты городишь? Зачем? Как ты смеешь так говорить...
— Неужели я могла позволить ему путаться с этой Кристиной! Лучше могила.
Оля в исступлении трясла Анелю за плечи.
— Говори,— повторяла она бессмысленно,— говори.
— И еще позаботилась...— Лицо Анели окаменело от какого-то нечеловеческого напряжения. Она походила на безумную.
— Спятила! — крикнула Оля.— Помешалась!
— Я тогда помешалась. Я тогда помешалась. Вы ничего не знаете, а я помчалась следом за Антеком к Тарговским. Я там была до того самого дня, как немцы приехали. Я позаботилась...
— О чем позаботилась, идиотка? — сказала Оля и оттолкнула ее от дверей, желая как можно скорее уйти.
Но Анеля не пустила ее.
Подошла к ней на цыпочках, словно крадучись, и, размахивая пальцем у нее перед носом, неторопливо произнесла;
— Уж я позаботилась, позаботилась, когда их закапывали, чтобы его не зарыли вместе с этой Кристиной. Его зарыли отдельно, это для меня немцы сделали. Отдельно, отдельно.
— И ты знала, где он погребен?
— Знала.
— И все время ничего, ни словечка мне не говорила! И фотографию спрятала! Ты, ты...
Оля толкнула Анелю к кровати...
— Ложись... Успокойся, идиотка. Сама не знаешь, что говоришь, успокойся. Ну, ложись.
И с силой ударила ее по спине.
Анеля рухнула на кровать и завыла, как на деревенских похоронах.
— Ну и девка! — воскликнула Оля и пошла к себе. Успокоилась она удивительно быстро. Собственно, все это ее
уже не трогало. Все кончено, как прочитанная книга. Антека нет, его убили немцы, а по чьей вине,— это уже не имеет значения.
— Мерзкая девчонка,— шепнула про себя Оля, раздеваясь.— Фотографию не показывала. Ведь я могла заказать для себя копию ...
Она спокойно разделась и легла в постель. С минуту думала об Алеке: «Что он тут будет делать?»
Она всегда принимала снотворное, патентованное средство, и засыпала очень скоро. И на этот раз таблетка подействовала быстро.
Оля не заметила, как заснула. И вдруг очутилась в Молинцах, у крыльца с греческими колоннами. Вернее, в Молинцах она видела такие колонны, но эти были выше, внушительнее и высечены из мрамора. Оля подумала: «Никогда не замечала, что эти колонны такие большие».
А потом увидала, что на ступенях, по обеим сторонам входа, у оснований этих колонн, приникли какие-то фигуры.
— Кто вы? — спросила она нерешительно.
— Мы валим деревья,— прозвучал ответ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170