.. Довольствуется тем, что аккуратно высылает алименты, а что значат эти рубли сейчас, когда килограммовая буханка хлеба стоит сто рублей!.. Капитолина Сергеевна умоляла спасти Юленьку, увезти ее как можно скорее с голодного Урала...
Ехать надо немедленно, тут и раздумывать нечего. Прежде всего позвонил в аэропорт. Да, самолеты летают. В Иркутск через день, по нечетным числам. В Свердловск? Это надо на московском, он вылетает из Приленска по третьим числам. Ну, третьего, шестого, девятого и так далее. Да, завтра вылетает. Следующий? Следующий будет третьего числа...
На завтрашний никак не успеть. Да и на следующий тоже не так просто: столько всего надо переделать.
Прежде всего успокоить — сообщить, что помощь придет. Вызвал секретаршу, сказал, чтобы сама поехала на почту и подала телеграмму. Тут же набросал ее: «Срочная. Вылетаю первым самолетом. Петр».
Потом вызвал Зинаиду Тихоновну. Попросил прочесть письмо. Она, не задумываясь, произнесла:
— Конечно, надо ехать.
— Спасибо, Зинаида Тихоновна. Уверен, что дней за десять — двенадцать обернусь. Ничего за эти дни, надеюсь, не стрясется. Хотя, понимаю, начинается зима, она в Приленске всегда нелегкая, так что тяжелую ношу на ваши плечи...
— Не тратьте времени на лишние слова,— остановила его Зинаида Тихоновна.— Приберегите доводы для наркома. И поторопитесь к нему. Я слышала, он собирается куда-то в район. А с ним договориться будет труднее.
Тут же позвонил Никанорову, попросился на прием по крайне срочному делу.
— Приезжайте сразу,— ответил Никаноров.— Через три часа вылетаю в Алдан.
Разрешит или не разрешит?.. Это вовсе не значит ехать или не ехать. Можно допустить такое, что не разрешит... Но никак нельзя даже представить, чтобы не ехать... Не ехать нельзя, и он поедет. Но если Никаноров не поймет, придется идти к Инчутину. Тот, конечно, поймет, но он может лишь сказать Никанорову, что надо разрешить, но Никанорова не будет, и, пока он приедет из Алдана, пройдет время, и, возможно, этих дней, даже одного дня, не хватит, чтобы помощь не опоздала...
Должен разрешить, должен... Нет таких железных причин, чтобы отказать. На заводе все в порядке. План идет с опережением, и годовой план будет перевыполнен обязательно... И вообще жить и дышать стало легче. После разгрома фашистов под Сталинградом, а особенно после Орловско-Курской битвы страшное позади. Если бы самое страшное не ушло еще в прошлое, и сам не мог бы себе позволить...
Никаноров насупился было после первых слов Петра, но, прочитав письмо, как-то сразу обмяк. А узнав, что ребенку девять лет, а старухе уже за шестьдесят, сочувственно покачал головой.
— Как туда добираться?
— Самолетом до Свердловска, дальше поездом. Никаноров задумался. Неужели сомневается, правильно ли решил?.. Как решил, Петр уже почувствовал. Почувствовал верно, а вот дальше ошибся.
Никаноров вызвал секретаря. Распорядился выписать директору кожкомбината командировочное удостоверение в город Свердловск сроком на двенадцать дней и попросил прислать начальника отдела снабжения. Когда тот появился в кабинете, сказал ему:
— Проверь все, что у тебя недополучено по Уральской конторе Главснаба, и передай все документы Петру Николаевичу. Он едет в Свердловск. Займется попутно и твоими делами.
— Еду за Юленькой,— сообщил Петр матери. Мать сперва обрадовалась, затем испугалась:
— Что случилось?
Петр осторожно рассказал о том, что стало ему известно из письма Капитолины Сергеевны.
— Господи боже...— завздыхала мать.— Мы тут как сыр в масле, а ребенок голодный... Да и они тоже. Увезти бы как-нибудь им побольше...
— Собирай, увезу.
— Собрать-то недолго, как увезти?..
— Багажа разрешается двадцать килограммов на билет. Еще ручная кладь. Пуда полтора сумею взять.
— Одежду не забудь для Юленьки.
— Этим уже здесь займемся, когда привезу.
— Так еще привезти надо,— возразила мать.— Обратно-то зимой поедете. Что у девочки было, из того она выросла. А что ей там справить могли?..
Что бы стал он делать без матери? Он же совершенно беспомощен во всех этих бытовых делах... На кого бы привез сейчас Юленьку?.. А теперь, спасибо матери, никакой тревоги.
Вот когда в первый раз по-настоящему оценил Петр все труды матери, положенные ею, чтобы завести какое-то хозяйство. Только теперь оценил, а сперва даже осуждал ее: время, дескать, сейчас не такое, чтобы о личном благополучии и достатке заботиться.
Мать возражать не стала, но мнение имела свое. Не годится и в такое время чужой кусок заедать. Так это и всегда так, в любое время... А если своими руками, от своих трудов, то никому не зазорно. И как только пообвыкла на новом месте, огляделась и освоилась, сказала сыну:
— Корову надо завести. С базара не наносишься. И цены теперь не те. А без молока здесь и цинга пристигнет... Да и непривычна я без коровы. Сколько себя помню, все года с коровой жили...
Но тогда Петр не согласился. И поддержка нашлась у него. Глафира Федотовна тоже была против: в кухне и так не повернуться, а тут еще с коровьими ведрами.
Потом, уже после Нового года, пришло еще письмо от Али, на этот раз из Москвы, в котором она писала, что, по слухам, скоро будут пропускать в Ленинград.
А ближе к весне Аля настояла, чтобы Глафира Федотовна приехала к ней в Москву, чтобы сразу, как только можно будет, отправиться вместе в Ленинград, иначе они могут потерять все: она имела в виду прописку и квартиру.
Глафира Федотовна была в смятении и долго не могла решить, что делать. Очень заманчиво было вернуться в город, в котором прожила всю жизнь. Юридически это было вполне возможно, так как во всех гражданских правах и она и дочь были восстановлены еще до войны и, следовательно, административная высылка из Ленинграда не имела уже силы.
Но уехать сейчас из Приленска значило также, что она согласна с дочерью, решившей, по-видимому, порвать семейные узы. Глафира Федотовна была высокого мнения о Петре и уверена, что лучшего мужа у дочери и лучшего зятя у нее не будет.
В конце концов, после повторной настойчивой телеграммы, присланной Алей, Глафира Федотовна уехала.
Мать, кажется, не очень огорчилась ее отъездом. Она была убеждена, что склеивать битые черепки — занятие никчемное. Она занялась теперь без помех приведением в полный порядок, то есть по своему вкусу, домашнего хозяйства.
И снова настойчиво завела речь о корове. До тех пор не отступалась, пока сын не заверил ее, что к осени корова будет. Почему к осени? Да прежде всего потому, что надо запасти, заготовить сена. Именно заготовить, потому что покупать сено, которого много надо на длиннющую якутскую зиму, бессмысленно. Заплатить за сено придется дороже, нежели стоит полученное от коровы молоко.
Мать согласилась подождать до осени, а пока занялась огородом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Ехать надо немедленно, тут и раздумывать нечего. Прежде всего позвонил в аэропорт. Да, самолеты летают. В Иркутск через день, по нечетным числам. В Свердловск? Это надо на московском, он вылетает из Приленска по третьим числам. Ну, третьего, шестого, девятого и так далее. Да, завтра вылетает. Следующий? Следующий будет третьего числа...
На завтрашний никак не успеть. Да и на следующий тоже не так просто: столько всего надо переделать.
Прежде всего успокоить — сообщить, что помощь придет. Вызвал секретаршу, сказал, чтобы сама поехала на почту и подала телеграмму. Тут же набросал ее: «Срочная. Вылетаю первым самолетом. Петр».
Потом вызвал Зинаиду Тихоновну. Попросил прочесть письмо. Она, не задумываясь, произнесла:
— Конечно, надо ехать.
— Спасибо, Зинаида Тихоновна. Уверен, что дней за десять — двенадцать обернусь. Ничего за эти дни, надеюсь, не стрясется. Хотя, понимаю, начинается зима, она в Приленске всегда нелегкая, так что тяжелую ношу на ваши плечи...
— Не тратьте времени на лишние слова,— остановила его Зинаида Тихоновна.— Приберегите доводы для наркома. И поторопитесь к нему. Я слышала, он собирается куда-то в район. А с ним договориться будет труднее.
Тут же позвонил Никанорову, попросился на прием по крайне срочному делу.
— Приезжайте сразу,— ответил Никаноров.— Через три часа вылетаю в Алдан.
Разрешит или не разрешит?.. Это вовсе не значит ехать или не ехать. Можно допустить такое, что не разрешит... Но никак нельзя даже представить, чтобы не ехать... Не ехать нельзя, и он поедет. Но если Никаноров не поймет, придется идти к Инчутину. Тот, конечно, поймет, но он может лишь сказать Никанорову, что надо разрешить, но Никанорова не будет, и, пока он приедет из Алдана, пройдет время, и, возможно, этих дней, даже одного дня, не хватит, чтобы помощь не опоздала...
Должен разрешить, должен... Нет таких железных причин, чтобы отказать. На заводе все в порядке. План идет с опережением, и годовой план будет перевыполнен обязательно... И вообще жить и дышать стало легче. После разгрома фашистов под Сталинградом, а особенно после Орловско-Курской битвы страшное позади. Если бы самое страшное не ушло еще в прошлое, и сам не мог бы себе позволить...
Никаноров насупился было после первых слов Петра, но, прочитав письмо, как-то сразу обмяк. А узнав, что ребенку девять лет, а старухе уже за шестьдесят, сочувственно покачал головой.
— Как туда добираться?
— Самолетом до Свердловска, дальше поездом. Никаноров задумался. Неужели сомневается, правильно ли решил?.. Как решил, Петр уже почувствовал. Почувствовал верно, а вот дальше ошибся.
Никаноров вызвал секретаря. Распорядился выписать директору кожкомбината командировочное удостоверение в город Свердловск сроком на двенадцать дней и попросил прислать начальника отдела снабжения. Когда тот появился в кабинете, сказал ему:
— Проверь все, что у тебя недополучено по Уральской конторе Главснаба, и передай все документы Петру Николаевичу. Он едет в Свердловск. Займется попутно и твоими делами.
— Еду за Юленькой,— сообщил Петр матери. Мать сперва обрадовалась, затем испугалась:
— Что случилось?
Петр осторожно рассказал о том, что стало ему известно из письма Капитолины Сергеевны.
— Господи боже...— завздыхала мать.— Мы тут как сыр в масле, а ребенок голодный... Да и они тоже. Увезти бы как-нибудь им побольше...
— Собирай, увезу.
— Собрать-то недолго, как увезти?..
— Багажа разрешается двадцать килограммов на билет. Еще ручная кладь. Пуда полтора сумею взять.
— Одежду не забудь для Юленьки.
— Этим уже здесь займемся, когда привезу.
— Так еще привезти надо,— возразила мать.— Обратно-то зимой поедете. Что у девочки было, из того она выросла. А что ей там справить могли?..
Что бы стал он делать без матери? Он же совершенно беспомощен во всех этих бытовых делах... На кого бы привез сейчас Юленьку?.. А теперь, спасибо матери, никакой тревоги.
Вот когда в первый раз по-настоящему оценил Петр все труды матери, положенные ею, чтобы завести какое-то хозяйство. Только теперь оценил, а сперва даже осуждал ее: время, дескать, сейчас не такое, чтобы о личном благополучии и достатке заботиться.
Мать возражать не стала, но мнение имела свое. Не годится и в такое время чужой кусок заедать. Так это и всегда так, в любое время... А если своими руками, от своих трудов, то никому не зазорно. И как только пообвыкла на новом месте, огляделась и освоилась, сказала сыну:
— Корову надо завести. С базара не наносишься. И цены теперь не те. А без молока здесь и цинга пристигнет... Да и непривычна я без коровы. Сколько себя помню, все года с коровой жили...
Но тогда Петр не согласился. И поддержка нашлась у него. Глафира Федотовна тоже была против: в кухне и так не повернуться, а тут еще с коровьими ведрами.
Потом, уже после Нового года, пришло еще письмо от Али, на этот раз из Москвы, в котором она писала, что, по слухам, скоро будут пропускать в Ленинград.
А ближе к весне Аля настояла, чтобы Глафира Федотовна приехала к ней в Москву, чтобы сразу, как только можно будет, отправиться вместе в Ленинград, иначе они могут потерять все: она имела в виду прописку и квартиру.
Глафира Федотовна была в смятении и долго не могла решить, что делать. Очень заманчиво было вернуться в город, в котором прожила всю жизнь. Юридически это было вполне возможно, так как во всех гражданских правах и она и дочь были восстановлены еще до войны и, следовательно, административная высылка из Ленинграда не имела уже силы.
Но уехать сейчас из Приленска значило также, что она согласна с дочерью, решившей, по-видимому, порвать семейные узы. Глафира Федотовна была высокого мнения о Петре и уверена, что лучшего мужа у дочери и лучшего зятя у нее не будет.
В конце концов, после повторной настойчивой телеграммы, присланной Алей, Глафира Федотовна уехала.
Мать, кажется, не очень огорчилась ее отъездом. Она была убеждена, что склеивать битые черепки — занятие никчемное. Она занялась теперь без помех приведением в полный порядок, то есть по своему вкусу, домашнего хозяйства.
И снова настойчиво завела речь о корове. До тех пор не отступалась, пока сын не заверил ее, что к осени корова будет. Почему к осени? Да прежде всего потому, что надо запасти, заготовить сена. Именно заготовить, потому что покупать сено, которого много надо на длиннющую якутскую зиму, бессмысленно. Заплатить за сено придется дороже, нежели стоит полученное от коровы молоко.
Мать согласилась подождать до осени, а пока занялась огородом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108