И пошутить надо уметь.
Шутить он действительно умел. Если ему не дано было потрясать сердца гневными обличениями, то рассмешить он мог.
А я был постником, я сам это понимал. В Доме Высшей народной школы, ради которого я, собственно, и вернулся в город, я до сих пор даже не показывался. Мы ходили вместе с хозяином на собрания сектантов, но веселей мне от этого не становилось. Со мной происходило что-то неладное, началась тоска, настроение, непонятно почему, было прескверное. И жизнь казалась мне слишком тяжелой, и мир ничтожным, а сам я и вовсе никудышным.
Однажды, когда я окончательно раскис, в мастерской появился мой брат. Он работал в Хасле, но его выгнали, а может, он и сам ушел, не знаю. Как бы то ни было, он проста сиял от радости, что опять стал свободным человеком. Вот кто умел находить в жизни светлые стороны!
— Поедем со мной, — предложил он. — Я сейчас при деньгах, и погода хорошая.
— Полагается за две недели предупреждать об уходе, да и работа у меня недоделана, — отказывался я.
— Наплевать, пошли. Ты только посмотри, какое солнце.
Я никогда не мог устоять перед его уговорами, и бес бродяжничества мгновенно овладел мной.
— Дайте мне расчет, — сказал я хозяину, когда он заглянул в мастерскую, чтобы посмотреть, как у меня подвигается работа: я должен был к вечеру закончить белые туфли для подвенечного наряда.
— Да ты что, спятил? — рассвирепел хозяин. — Ты ведь только что взялся за туфли! И потом, ты обязан предупредить меня за две недели. Я пожалуюсь, и ты пойдешь под суд.
Он был вне себя.
— Дайте мне расчет, — упрямо повторил я.
Наконец хозяин, после того как я пообещал вернуться через некоторое время, сдался и пошел в город раздобывать деньги. Мое жалование, накопившееся за несколько месяцев, достигло огромной суммы: я получил на руки около тридцати крон. Хозяин огорченно посмотрел мне вслед, когда я вышел из мастерской; не знаю, что более удручало его — необходимость выплатить мне такую сумму или мысль о том, что нашей совместной работе во славу божью, по-видимому, пришел конец.
Но Георг радовался от души.
— У меня денег столько же. Ну и кутнем мы с тобой,— говорил он, ласково глядя на меня.— Ведь ты уже подмастерье, а мы до сих пор ни разу вместе не выпили. Я знаю тут одного человека... ты подожди меня здесь!
Он исчез, оставив меня посреди улицы, и вскоре подъехал в коляске, запряженной лошадью.
— Ну, теперь мы исколесим весь остров, побываем у моих дружков, а напоследок завернем в Окиркебю, это в глубине острова. Там живет одна девушка, я бы не прочь ее повидать, очень уж она мне по душе.
Мы поехали на север, в Хасле, там у Георга были приятели, — пусть они увидят нас в «собственном» экипаже. Знакомые оказались веселыми, беззаботными парнями, под стать самому Георгу, и больше мы в этот день никуда не поехали. На следующее утро двое из парней, уступая настойчивым просьбам Георга, отправились вместе с нами.
— Вы только взгляните на мою новую коляску,— говорил он.
По дороге мы не раз останавливались.
— Не мешало бы напоить лошадку, — заявляли они возле каждого кабака.
Со всеми людьми, которые попадались в кабачке, Георг с первого слова становился другом-приятелем и начинал говорить им «ты». И всех мы забирали с собой. Когда мы вечером подъехали к Алинге, в нашей маленькой коляске сидело семь человек. Я от души радовался. Хорошо было хоть раз в жизни послать все к чертям и повеселиться всласть. Когда мы поздно вечером укладывались спать в каком-то трактире, я был в превосходном настроении и — кажется, первый раз в жизни — немножко под хмельком.
Но Георг был мрачен. Таким мрачным я его еще никогда не видел. Он, не раздеваясь, сидел на краю постели и смотрел в одну точку.
— Ну как нам отделаться от них? — вслух размышлял он. — Ведь они теперь будут таскаться за нами по всему острову. Слушай, ты бы не мог сказать им, чтобы они убирались отсюда? Все равно ты их терпеть не можешь, это же сразу видно.
Но я отказался.
— Нет уж, выпутывайся сам; ты ведь их пригласил,— смеясь, ответил я.
— Да, тебе хорошо зубы скалить, а какого черта они к нам привязались? Стой, я придумал, что делать: мы смоемся ночью, ты только помалкивай!
— А платить кто будет?
— Я заплачу слуге, за двоих конечно.
Среди ночи Георг разбудил меня, и мы поехали дальше. Как он там расплатился, я не знаю, во всяком случае эта история не имела для меня никаких неприятных последствий.
Восточную часть острова Георг знал хуже, и мы добрались до Нексе только под вечер.
Когда наша коляска подъехала к дому, все кинулись к окнам; мать высоко подняла младшую сестренку, нашего «поскребышка», — пусть и она посмотрит.
Сестренке шел всего второй год. Это была крепенькая толстушка, никто бы не сказал, что она появилась на свет в то время, когда, собственно говоря, трудно было ожидать, что у матери родятся еще дети.
— Нас, верно, накормят ужином, — говорил Георг по пути. — А потом мы пригласим отца в трактир.
Но отец расхохотался нам в лицо: он не собирается принимать приглашения от таких сопляков, которые вдобавок ко всему — это же курам насмех! — приехали в чужой коляске, словно важные господа. Он сказал, что не дело выкидывать такие штучки, да еще в будний день, и повернулся к нам спиной. Мать огорчилась, а мы скоро распрощались и поехали дальше. В гостинице нас тоже приняли как-то странно и потребовали, чтобы мы заплатили вперед.
— Завтра утром вы меня, вероятно, не застанете,— елейным голосом сказала хозяйка. — Если господа не возражают, я попросила бы заплатить сейчас.
— Слышал? Она назвала нас господами! — гордо заметил Георг.
— Она просто издевалась над нами, вот что я слышал.
— Ну, ты во всем видишь только плохое, — нахмурился он.
Сначала мы собирались объехать весь остров, но прогулку по южной части пришлось отложить до следующего раза. Проснувшись утром, я увидел, что Георг сидит на постели и встряхивает пустой кошелек.
— У тебя сколько осталось? — быстро спросил он. Я подсчитал. Оказалось около двадцати эре.
— Ну, и у меня столько же. Самое время поворачивать оглобли.
Мы поехали по дороге, пересекавшей остров. Остановились только в Окиркебю: Георгу вздумалось навестить «тестя с тещей».
— Если я минут через пятнадцать не вернусь, значит все в порядке, можешь смело заходить.
Но вернулся он довольно скоро и сказал, что никого нет дома. При этом он почему-то глядел в сторону.
Мы здорово проголодались и поспешили обратно в Рэнне.
— Там мы всегда найдем какой-нибудь выход,— решил Георг.
Не знаю, что он имел в виду, ведь в Рэнне у нас не было теперь ни квартиры, ни работы. Я так и сказал ему.
— Что верно, то верно, и не будь с тобой меня, тогда... Но у того, кто умеет устраиваться в жизни, всегда найдется выход.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Шутить он действительно умел. Если ему не дано было потрясать сердца гневными обличениями, то рассмешить он мог.
А я был постником, я сам это понимал. В Доме Высшей народной школы, ради которого я, собственно, и вернулся в город, я до сих пор даже не показывался. Мы ходили вместе с хозяином на собрания сектантов, но веселей мне от этого не становилось. Со мной происходило что-то неладное, началась тоска, настроение, непонятно почему, было прескверное. И жизнь казалась мне слишком тяжелой, и мир ничтожным, а сам я и вовсе никудышным.
Однажды, когда я окончательно раскис, в мастерской появился мой брат. Он работал в Хасле, но его выгнали, а может, он и сам ушел, не знаю. Как бы то ни было, он проста сиял от радости, что опять стал свободным человеком. Вот кто умел находить в жизни светлые стороны!
— Поедем со мной, — предложил он. — Я сейчас при деньгах, и погода хорошая.
— Полагается за две недели предупреждать об уходе, да и работа у меня недоделана, — отказывался я.
— Наплевать, пошли. Ты только посмотри, какое солнце.
Я никогда не мог устоять перед его уговорами, и бес бродяжничества мгновенно овладел мной.
— Дайте мне расчет, — сказал я хозяину, когда он заглянул в мастерскую, чтобы посмотреть, как у меня подвигается работа: я должен был к вечеру закончить белые туфли для подвенечного наряда.
— Да ты что, спятил? — рассвирепел хозяин. — Ты ведь только что взялся за туфли! И потом, ты обязан предупредить меня за две недели. Я пожалуюсь, и ты пойдешь под суд.
Он был вне себя.
— Дайте мне расчет, — упрямо повторил я.
Наконец хозяин, после того как я пообещал вернуться через некоторое время, сдался и пошел в город раздобывать деньги. Мое жалование, накопившееся за несколько месяцев, достигло огромной суммы: я получил на руки около тридцати крон. Хозяин огорченно посмотрел мне вслед, когда я вышел из мастерской; не знаю, что более удручало его — необходимость выплатить мне такую сумму или мысль о том, что нашей совместной работе во славу божью, по-видимому, пришел конец.
Но Георг радовался от души.
— У меня денег столько же. Ну и кутнем мы с тобой,— говорил он, ласково глядя на меня.— Ведь ты уже подмастерье, а мы до сих пор ни разу вместе не выпили. Я знаю тут одного человека... ты подожди меня здесь!
Он исчез, оставив меня посреди улицы, и вскоре подъехал в коляске, запряженной лошадью.
— Ну, теперь мы исколесим весь остров, побываем у моих дружков, а напоследок завернем в Окиркебю, это в глубине острова. Там живет одна девушка, я бы не прочь ее повидать, очень уж она мне по душе.
Мы поехали на север, в Хасле, там у Георга были приятели, — пусть они увидят нас в «собственном» экипаже. Знакомые оказались веселыми, беззаботными парнями, под стать самому Георгу, и больше мы в этот день никуда не поехали. На следующее утро двое из парней, уступая настойчивым просьбам Георга, отправились вместе с нами.
— Вы только взгляните на мою новую коляску,— говорил он.
По дороге мы не раз останавливались.
— Не мешало бы напоить лошадку, — заявляли они возле каждого кабака.
Со всеми людьми, которые попадались в кабачке, Георг с первого слова становился другом-приятелем и начинал говорить им «ты». И всех мы забирали с собой. Когда мы вечером подъехали к Алинге, в нашей маленькой коляске сидело семь человек. Я от души радовался. Хорошо было хоть раз в жизни послать все к чертям и повеселиться всласть. Когда мы поздно вечером укладывались спать в каком-то трактире, я был в превосходном настроении и — кажется, первый раз в жизни — немножко под хмельком.
Но Георг был мрачен. Таким мрачным я его еще никогда не видел. Он, не раздеваясь, сидел на краю постели и смотрел в одну точку.
— Ну как нам отделаться от них? — вслух размышлял он. — Ведь они теперь будут таскаться за нами по всему острову. Слушай, ты бы не мог сказать им, чтобы они убирались отсюда? Все равно ты их терпеть не можешь, это же сразу видно.
Но я отказался.
— Нет уж, выпутывайся сам; ты ведь их пригласил,— смеясь, ответил я.
— Да, тебе хорошо зубы скалить, а какого черта они к нам привязались? Стой, я придумал, что делать: мы смоемся ночью, ты только помалкивай!
— А платить кто будет?
— Я заплачу слуге, за двоих конечно.
Среди ночи Георг разбудил меня, и мы поехали дальше. Как он там расплатился, я не знаю, во всяком случае эта история не имела для меня никаких неприятных последствий.
Восточную часть острова Георг знал хуже, и мы добрались до Нексе только под вечер.
Когда наша коляска подъехала к дому, все кинулись к окнам; мать высоко подняла младшую сестренку, нашего «поскребышка», — пусть и она посмотрит.
Сестренке шел всего второй год. Это была крепенькая толстушка, никто бы не сказал, что она появилась на свет в то время, когда, собственно говоря, трудно было ожидать, что у матери родятся еще дети.
— Нас, верно, накормят ужином, — говорил Георг по пути. — А потом мы пригласим отца в трактир.
Но отец расхохотался нам в лицо: он не собирается принимать приглашения от таких сопляков, которые вдобавок ко всему — это же курам насмех! — приехали в чужой коляске, словно важные господа. Он сказал, что не дело выкидывать такие штучки, да еще в будний день, и повернулся к нам спиной. Мать огорчилась, а мы скоро распрощались и поехали дальше. В гостинице нас тоже приняли как-то странно и потребовали, чтобы мы заплатили вперед.
— Завтра утром вы меня, вероятно, не застанете,— елейным голосом сказала хозяйка. — Если господа не возражают, я попросила бы заплатить сейчас.
— Слышал? Она назвала нас господами! — гордо заметил Георг.
— Она просто издевалась над нами, вот что я слышал.
— Ну, ты во всем видишь только плохое, — нахмурился он.
Сначала мы собирались объехать весь остров, но прогулку по южной части пришлось отложить до следующего раза. Проснувшись утром, я увидел, что Георг сидит на постели и встряхивает пустой кошелек.
— У тебя сколько осталось? — быстро спросил он. Я подсчитал. Оказалось около двадцати эре.
— Ну, и у меня столько же. Самое время поворачивать оглобли.
Мы поехали по дороге, пересекавшей остров. Остановились только в Окиркебю: Георгу вздумалось навестить «тестя с тещей».
— Если я минут через пятнадцать не вернусь, значит все в порядке, можешь смело заходить.
Но вернулся он довольно скоро и сказал, что никого нет дома. При этом он почему-то глядел в сторону.
Мы здорово проголодались и поспешили обратно в Рэнне.
— Там мы всегда найдем какой-нибудь выход,— решил Георг.
Не знаю, что он имел в виду, ведь в Рэнне у нас не было теперь ни квартиры, ни работы. Я так и сказал ему.
— Что верно, то верно, и не будь с тобой меня, тогда... Но у того, кто умеет устраиваться в жизни, всегда найдется выход.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43