Он чувствовал себя неловко оттого, что не разделял чувства своих близких – но ведь он ужасно далек и от чувства, и от них самих, и от всего на свете.
– Ты где был? – спросила Глория. Будто вынесла приговор.
Что Теду оставалось? Пересказывать фантастическую историю про религиозных маньяков и правительственных ученых, и про то, как его кромсали, вскрывали и собирали заново? С чего ему прикажете начать? «Меня похитил один тип, который держал в заложниках двадцать семь детей. А в середине пути я повстречал двадцать семь Иисусов». Ну, что тут скажешь?
Пока Стриты переодевались в спальне, по телевизору передавали новости: Теда величали спасителем, причем с большой буквы: Спасителем маленьких детей. По Си-эн-эн показали родителей толстого мальчугана в полосатой рубашке: они, плача, рассказывали, как уже примирились с мыслью о том, что никогда больше не увидят своего малыша. Вот они посмотрели прямо в камеру – и поблагодарили Теодора Стрита.
– Спасибо вам, – говорила мать, – спасибо, что спасли моего сына. Да благословит вас Бог, вы в самом деле ангел.
Тед попытался обнять Глорию, но почувствовал, как та отдернулась – пусть и едва заметно. Он даже почувствовал ледяной холод, исходящий от него самого, – тот самый холод, что, по всей видимости, ощутила Эмили, когда убежала прочь. Для Глории Тед становился все более и более мертв.
– Мне ужасно жаль, – сказала Глория.
– Ты тут не виновата, – отозвался Тед, сам искренне в это веря. – Тут никто не виноват.
– Никто не виноват, – повторила Глория, словно пытаясь найти в словах хоть какой-то смысл. – Никто не виноват. – Она запрокинула голову и попыталась сдержать слезы. – Ну почему все так?
– Не знаю, – откликнулся Тед.
– А что ты вообще знаешь? – огрызнулась она.
– Ничего не знаю, – признался Тед.
– Просто класс. – Глория утерла глаза и уставилась на мужа. – Так что случилось?
– Я – неудачник, – внезапно выпалил Тед. – Я – урод и чудовище, а все это просто-напросто со мной случилось – нечаянно, бог весть по какой причине.
– Я хочу видеть Перри, – сказал Тед. – Как думаешь, а он захочет меня видеть?
– Не знаю.
В новостях Теодора Стрита провозгласили героем. Его фотография вновь транслировалась по всему миру. «ПОКОЙНИК СПАСАЕТ ДЕТЕЙ», гласили заголовки. Родители найденных малышей – кое-кто числился в розыске уже три-четыре года – называли мистера Стрита ангелом. Какая-то группа в Нью-Мексико постилась в знак уважения к ангелу-спасителю.
Тед слушал эти ставшие бессмысленными речи, смотрел на нелепые образы в телевизоре. Вокруг его дома опять парковались съемочные группы, хотя сборище журналистов сейчас уже не так походило на осаду. Когда он и Глория вышли, направившись к машине, репортеры почтительно расступались перед Тедом. Возможно, потому, что он – герой. А возможно – из новообретенного страха.
– Вам нельзя здесь находиться, – сообщила дежурная по этажу.
Тед вгляделся в перепуганное лицо медсестры и подумал: а понимает ли она сама, насколько права?
– Мне нужно увидеть сына.
– Нет. – Медсестра покачала головой. – Мне велено передать вам, чтобы вы покинули больницу.
– Я все равно увижу сына.
– Говорят, ваше присутствие вредно для пациентов, вы их пугаете.
– Никаких пациентов я не видел, – заверил Тед. – И что еще важнее, – он заговорщицки наклонился вперед, точно собираясь сообщить дежурной некую тайну, – пациенты не видели меня.
– Вы их деморализуете, – вновь принялась убеждать медсестра.
– Тогда вызывайте охрану, – пожал плечами Тед и прошел мимо дежурной.
Тед вошел в палату сына один. По счастью, в горле у Перри никаких трубок не торчало, но мальчик со всей очевидностью был еще слаб. Теду померещилось, что в лице сына он различает некий намек на улыбку.
– Ну, привет, храбрец, – проговорил Тед, чувствуя себя полным идиотом, поскольку никогда прежде так к сыну не обращался. – Что, знатно стукнулся? – Он коснулся Перриного лица, а потом – гипсовой повязки на руке. – Дашь подписать?
Перри промолчал, но по крайней мере не отвернулся.
– Ладно, отдыхай, – сказал Тед. И вышел из палаты.
Тед с Глорией стояли в коридоре, не говоря ни слова. Какой-то пациент вышел из-за угла, заметил их – и рванул обратно.
Явились охранники – и сказали Теду то же самое, что и медсестра. Оба – в сине-зеленых рубашках; обоих явно била дрожь. Тед поглядел в их глаза, на их нашлепки, на их внушительные пояса, обремененные железками, но не оружием.
– Вы меня не бойтесь, – проговорил Тед. – Я ухожу.
Тем же вечером, после того, как Глория уложила Эмили спать, Тед вошел в кухню и сказал:
– Позвони своему другу.
Глория вопросительно изогнула брови.
– Ну этому, который был в больнице. Позвони ему.
– О чем ты?
Тед откашлялся.
– Что ты такое говоришь? – Глория, постепенно распаляясь, заняла оборонительную позицию. – На что ты намекаешь?
– Да ни на что я не намекаю. – Тед сел за стол и попросил жену составить ему компанию. Она послушалась. Он наклонился и коснулся ее руки. – Глория, я мертв.
Глория нахмурилась.
– Я понимаю, это звучит бессмыслицей.
Глория отстранилась, прижала руки к груди, встала, вышла из комнаты. Спустя несколько минут по лестнице поднялся и Тед – но в спальню входить не стал. Вместо того он заглянул в комнату Эмили и присел в изножье ее кровати. Он не собирался будить дочь, пугать ее; он просто хотел посмотреть, как она спит. Спала девочка беспокойно: по лицу то и дело пробегала тень. Боль дочери удручала Теда. Где-то. снаружи, на улице, затявкал щенок. В одном из фургонов захохотали ребята с телевидения. В голове Теда мысли мешались и путались, однако он знал: у него есть что сказать и о чем подумать. Он был – туман.
И снова в доме у Стритов появилась Барби Бекер, и гостиная опять кишмя кишела кольцами и отрезками кабелей, жужжали прожектора и кинокамеры, а за ними маячили пустые, недоуменные лица. Барби Бекер, похоже, за это время успела либо позабыть о своей первой встрече с Тедом, либо осознать всю беспочвенность своих страхов.
Красная лампочка сообщила Теду, что мир смотрит на него. Глория и Эмили наблюдали за происходящим с лестницы, словно чужие. Барби Бекер представила Теда телезрителям, примерно в том же ключе, что и прежде, и Тед завладел камерой – завладел миром: он глядел в объектив, видел там свое отражение и рассуждал сам с собой:
– Я – мертв. Я умер, и я мертв, и я могу вам рассказать о смысле жизни ничуть не больше, чем прежде, когда был жив. Но я знаю все о смысле смерти. Никакого белого света я не видел – манящего там или любого другого. Никакого сладостного чувства облегчения я не испытал, равно как и понимания, и освобождения. Я ничего не почувствовал. К вящему своему удовольствию, могу сообщить, что боли тоже не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
– Ты где был? – спросила Глория. Будто вынесла приговор.
Что Теду оставалось? Пересказывать фантастическую историю про религиозных маньяков и правительственных ученых, и про то, как его кромсали, вскрывали и собирали заново? С чего ему прикажете начать? «Меня похитил один тип, который держал в заложниках двадцать семь детей. А в середине пути я повстречал двадцать семь Иисусов». Ну, что тут скажешь?
Пока Стриты переодевались в спальне, по телевизору передавали новости: Теда величали спасителем, причем с большой буквы: Спасителем маленьких детей. По Си-эн-эн показали родителей толстого мальчугана в полосатой рубашке: они, плача, рассказывали, как уже примирились с мыслью о том, что никогда больше не увидят своего малыша. Вот они посмотрели прямо в камеру – и поблагодарили Теодора Стрита.
– Спасибо вам, – говорила мать, – спасибо, что спасли моего сына. Да благословит вас Бог, вы в самом деле ангел.
Тед попытался обнять Глорию, но почувствовал, как та отдернулась – пусть и едва заметно. Он даже почувствовал ледяной холод, исходящий от него самого, – тот самый холод, что, по всей видимости, ощутила Эмили, когда убежала прочь. Для Глории Тед становился все более и более мертв.
– Мне ужасно жаль, – сказала Глория.
– Ты тут не виновата, – отозвался Тед, сам искренне в это веря. – Тут никто не виноват.
– Никто не виноват, – повторила Глория, словно пытаясь найти в словах хоть какой-то смысл. – Никто не виноват. – Она запрокинула голову и попыталась сдержать слезы. – Ну почему все так?
– Не знаю, – откликнулся Тед.
– А что ты вообще знаешь? – огрызнулась она.
– Ничего не знаю, – признался Тед.
– Просто класс. – Глория утерла глаза и уставилась на мужа. – Так что случилось?
– Я – неудачник, – внезапно выпалил Тед. – Я – урод и чудовище, а все это просто-напросто со мной случилось – нечаянно, бог весть по какой причине.
– Я хочу видеть Перри, – сказал Тед. – Как думаешь, а он захочет меня видеть?
– Не знаю.
В новостях Теодора Стрита провозгласили героем. Его фотография вновь транслировалась по всему миру. «ПОКОЙНИК СПАСАЕТ ДЕТЕЙ», гласили заголовки. Родители найденных малышей – кое-кто числился в розыске уже три-четыре года – называли мистера Стрита ангелом. Какая-то группа в Нью-Мексико постилась в знак уважения к ангелу-спасителю.
Тед слушал эти ставшие бессмысленными речи, смотрел на нелепые образы в телевизоре. Вокруг его дома опять парковались съемочные группы, хотя сборище журналистов сейчас уже не так походило на осаду. Когда он и Глория вышли, направившись к машине, репортеры почтительно расступались перед Тедом. Возможно, потому, что он – герой. А возможно – из новообретенного страха.
– Вам нельзя здесь находиться, – сообщила дежурная по этажу.
Тед вгляделся в перепуганное лицо медсестры и подумал: а понимает ли она сама, насколько права?
– Мне нужно увидеть сына.
– Нет. – Медсестра покачала головой. – Мне велено передать вам, чтобы вы покинули больницу.
– Я все равно увижу сына.
– Говорят, ваше присутствие вредно для пациентов, вы их пугаете.
– Никаких пациентов я не видел, – заверил Тед. – И что еще важнее, – он заговорщицки наклонился вперед, точно собираясь сообщить дежурной некую тайну, – пациенты не видели меня.
– Вы их деморализуете, – вновь принялась убеждать медсестра.
– Тогда вызывайте охрану, – пожал плечами Тед и прошел мимо дежурной.
Тед вошел в палату сына один. По счастью, в горле у Перри никаких трубок не торчало, но мальчик со всей очевидностью был еще слаб. Теду померещилось, что в лице сына он различает некий намек на улыбку.
– Ну, привет, храбрец, – проговорил Тед, чувствуя себя полным идиотом, поскольку никогда прежде так к сыну не обращался. – Что, знатно стукнулся? – Он коснулся Перриного лица, а потом – гипсовой повязки на руке. – Дашь подписать?
Перри промолчал, но по крайней мере не отвернулся.
– Ладно, отдыхай, – сказал Тед. И вышел из палаты.
Тед с Глорией стояли в коридоре, не говоря ни слова. Какой-то пациент вышел из-за угла, заметил их – и рванул обратно.
Явились охранники – и сказали Теду то же самое, что и медсестра. Оба – в сине-зеленых рубашках; обоих явно била дрожь. Тед поглядел в их глаза, на их нашлепки, на их внушительные пояса, обремененные железками, но не оружием.
– Вы меня не бойтесь, – проговорил Тед. – Я ухожу.
Тем же вечером, после того, как Глория уложила Эмили спать, Тед вошел в кухню и сказал:
– Позвони своему другу.
Глория вопросительно изогнула брови.
– Ну этому, который был в больнице. Позвони ему.
– О чем ты?
Тед откашлялся.
– Что ты такое говоришь? – Глория, постепенно распаляясь, заняла оборонительную позицию. – На что ты намекаешь?
– Да ни на что я не намекаю. – Тед сел за стол и попросил жену составить ему компанию. Она послушалась. Он наклонился и коснулся ее руки. – Глория, я мертв.
Глория нахмурилась.
– Я понимаю, это звучит бессмыслицей.
Глория отстранилась, прижала руки к груди, встала, вышла из комнаты. Спустя несколько минут по лестнице поднялся и Тед – но в спальню входить не стал. Вместо того он заглянул в комнату Эмили и присел в изножье ее кровати. Он не собирался будить дочь, пугать ее; он просто хотел посмотреть, как она спит. Спала девочка беспокойно: по лицу то и дело пробегала тень. Боль дочери удручала Теда. Где-то. снаружи, на улице, затявкал щенок. В одном из фургонов захохотали ребята с телевидения. В голове Теда мысли мешались и путались, однако он знал: у него есть что сказать и о чем подумать. Он был – туман.
И снова в доме у Стритов появилась Барби Бекер, и гостиная опять кишмя кишела кольцами и отрезками кабелей, жужжали прожектора и кинокамеры, а за ними маячили пустые, недоуменные лица. Барби Бекер, похоже, за это время успела либо позабыть о своей первой встрече с Тедом, либо осознать всю беспочвенность своих страхов.
Красная лампочка сообщила Теду, что мир смотрит на него. Глория и Эмили наблюдали за происходящим с лестницы, словно чужие. Барби Бекер представила Теда телезрителям, примерно в том же ключе, что и прежде, и Тед завладел камерой – завладел миром: он глядел в объектив, видел там свое отражение и рассуждал сам с собой:
– Я – мертв. Я умер, и я мертв, и я могу вам рассказать о смысле жизни ничуть не больше, чем прежде, когда был жив. Но я знаю все о смысле смерти. Никакого белого света я не видел – манящего там или любого другого. Никакого сладостного чувства облегчения я не испытал, равно как и понимания, и освобождения. Я ничего не почувствовал. К вящему своему удовольствию, могу сообщить, что боли тоже не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65