– Никогда, – съязвил Теодор, но виду него был заинтересованный.
– Расскажи, что это такое – быть богатым, – попросил Леопольд.
– Когда ты богат, ты просто не понимаешь, как трудно раздобыть деньги тому, кто беден, – начала она. – Когда ты беден, почти невозможно выкарабкаться из сточной канавы нищеты и достать денег. Вы себе не представляете, насколько лучше быть богатым, чем бедным. Я даже не знаю, дети, как вам про это рассказать. Конечно, у нас с вами есть мы сами, что гораздо ценнее всех денег и всех материальных благ.
– Ой, только перестань нести ерунду, – сказал Теодор.
Мамочка задумалась.
– Пожалуй, действительно не стоит.
– Люди больше любят богатых, чем бедных, – сказала я. – Богатые всем нравятся, хоть и не за то, за что следует.
– Хорошо, согласна, я была идиоткой, – сказала мамочка. – Но я всем богатствам мира предпочла вас пятерых.
– Как мило! – сказала я с горечью.
– Вы что, такие уж несчастные? Разве я была вам плохой матерью? Я старалась, как могла.
– Ты хорошая, – сказал Теодор. – Но вот деньги… Как нам их раздобыть? Как выбраться из этой сточной канавы?
– Мамуля, расскажи нам про деньги, – попросил Леопольд, с гордостью наблюдавший за тем, как мы едим.
– Ну что ж! Я выросла в огромном особняке, таком, как Уолвергэмптонское поместье.
– Только еще больше, да? – сказал Леопольд.
– Не знаю, был ли он больше. В лучшем состоянии – точно. Мой дедушка был коммерсантом, и он привозил домой редкости со всего мира. А еще он много охотился в Африке. У нас были львиные головы, на полах лежали шкуры зебр, а подлокотники дивана были из слоновых бивней футов по шесть длиной.
– А куда вы ставили зонтики? – спросил Леопольд.
– Ты же знаешь, – сказала мамочка.
– Все равно расскажи!
– В стойку, сделанную из ноги гиппопотама! Сейчас бы это, конечно, сочли неполиткорректным. А какие у меня были платья! Жаль, что они не сохранились, я бы отдала их вам, девочки. У меня была своя портниха, и раза два в год я ездила в Нью-Йорк и заказывала у нее все, что нужно. И вот тем летом, когда мне только-только исполнилось девятнадцать…
– Как мне сейчас! – воскликнула я.
– …я гостила у своих друзей в Таиланде. У них была вилла на озере Пхукет, еще до того, как в Таиланд толпами повалили туристы. Там-то я и повстречала Нельдо, отца Пирса. После чего мой отец, ваш дед, от меня отказался. Наверное, мне надо было умолять его о прощении, но на дворе стояли шестидесятые, в воздухе витал дух свободы. Я послала к черту и его, и его деньги. Мы с Нельдо прожили несколько лет, так и не вступив в брак, и мой отец был в ужасе, поскольку среди людей нашего круга это было не принято.
– А потом ты встретила отца Мариэтты, – сказала я.
– Правильно. Когда родился Пирс, я познакомилась с Гунтаром. Он был датчанин, балетный танцовщик. Потом он вернулся в Данию, организовал свою труппу. Это был самый красивый мужчина из всех, кого я встречала, но, простите за банальность, холодный как лед. Когда-нибудь вы, детки, отлично развлечетесь – будете ездить по всему миру и навещать своих отцов.
– А кто отвез тебя домой, мам? – спросил полусонный Теодор.
– Я воспользовалась машиной нашего соседа-англичанина. Он себя плохо чувствовал и не мог сесть за руль. Я его подвезла, а потом прошлась пешком.
– Я думал, он в больнице, – сказал Теодор.
– Мам! – Я разозлилась не на шутку. – Между… между вами что-нибудь было?
– Все расскажу утром, – сказала мамочка. – А теперь – спать. Завтра мы открываем новую страницу нашей жизни.
– По-моему, это бессмыслица, – сказал Леопольд. – Когда открываешь новую страницу, видишь всего-навсего обратную сторону предыдущей.
9
– У Роджерса и Хаммерстайна есть песня про жареных омаров, – рассказывал Теодор Пирсу. Времени было около часу пополудни.
– Идиотизм, – сказал Пирс. – Чистый идиотизм – писать песни про жареных омаров.
– Это была песня про моллюсков, – сказал Теодор. – Ребята могли себе позволить… Ладно, не бери в голову.
– Песня про моллюсков? – повторил Пирс недоверчиво. – Не догоняю.
– Где все? – спросила я.
– Взяли собак и пошли ухаживать за англичанином, – сказал Пирс.
– И Мариэтта с ними? – спросила я.
– Ага.
– Черт! Как так получилось – она напилась, а проснулась раньше меня!
– Генетика, – ответил Теодор. – Датская кровь. Алкоголь хорошо усваивается.
– Ты выяснил, что именно произошло вчера в библиотеке? – спросила я.
– Приблизительно. Кофе хочешь?
– Да, спасибо. Я сама сделаю, а ты расскажи, что там было.
– Я слышал несколько довольно противоречивых версий. Чтобы узнать правду, придется подождать пятничной газеты. Как я понял, Эдвард отсыпался после припадка. Леопольд забыл с ним рядом игрушечный пулемет. Англичанин то ли обкурился, то ли чересчур чувствителен к угарному газу. Он пошел к библиотекарше в кабинет узнать, нельзя ли ему, хоть это и справочная литература, взять на дом «Энциклопедию птицеводства». Библиотекарша как раз ходила и запирала двери, а когда вернулась к себе, тоже потеряла сознание из-за этого газа. Телефоны, как тебе известно, не работали. В ФБР знали, что Эдвард грабитель. Не получив никакого ответа, они просверлили в стене дырку и увидели лежащего Эдварда, а рядом с ним пулемет и нечто, показавшееся им самодельной бомбой. Там же валялась библиотекарша с задранной юбкой. Они позаимствовали на Алгонкинском полигоне танк и напрочь разворотили стену.
– Танк? – переспросила я.
– Или что-то в этом роде, – сказал Теодор. – Ну, знаешь, вроде тех, которые применили тогда в Уэйко, в Техасе.
– А бомба?
– Понятия не имею, – пожал плечами он. – Даже не знаю, была ли она настоящая. С год назад все паниковали насчет самодельных бомб. Некоторые действительно оказались бомбами, а большинство – так, игрушки.
– Пожалуй, это похоже на правду, – сказала я. – А с англичанином-то что?
– Фэбээровцы решили, что он тоже преступник, и здорово его отдубасили. Кажется, даже повредили ему гениталии, – сказал Теодор.
– Какой кошмар! Пойду, пожалуй, тоже его навещу. У нас найдется что-нибудь ему в подарок?
– А чем он интересуется? – спросил Пирс.
– Знаю! – обрадовалась я. – Пирс, поделись косячком-другим.
– Ты чего? – сказал Пирс. – У меня самого травы кот наплакал, ее сейчас вообще не достать. Да ты же его даже толком не знаешь.
– Послушай, Пирс, отдай мне все, что у тебя осталось, а я за это расскажу, что я для тебя придумала.
– Сначала расскажи, потом посмотрим, – сказал Пирс.
– Знаешь, по-моему, ты должен поехать в Лос-Анджелес и стать кинозвездой.
– Один? – спросил Пирс.
Лицо его приобрело странное выражение, в его примитивном мозгу, похоже, наконец забрезжила Мысль. То, что мы наблюдали, сравнимо разве что с поведением неандертальца, впервые разводящего огонь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80