Потом послышался скрип, будто стол, или комод, или еще что-то протащили по полу. Фелдман, который, оказывается, знал мое имя, вышел в коридор так, словно был в родном доме, глядя себе под ноги и ведя по стене пальцем. Он был похож на мальчика, который в наказание за провинность отправлен в свою комнату, но не боится ни наказания, ни отца. Снова заскрипела, а потом заскрежетала по полу мебель, потом раздался звон битого стекла. Я прыгнул. Когда мы оказались возле приоткрытой двери в конце коридора, я услышал мужской рев, ругань и топот. Фелдман толкнул дверь носком пижонской туфли из ящеричной кожи.
Кливленд и черный гигант сцепились и рвали друг на друге волосы и одежду. Соперник Кливленда – два с лишним метра роста, – судя по всему, желал разделаться с грязным стариком, который сжался в комок в изголовье кровати и выпучил глаза от ужаса. У ног дерущихся лежали обломки туалетного столика и осколки зеркала. На оконной раме бесполезно вращал лопастями облепленный лохмотьями пыли и грязи вентилятор. Кливленд встал между гигантом и его жертвой.
– Ларч, – позвал Фелдман. – Остынь.
У него в руках появился револьвер, и внезапно я потерял способность сглатывать слюну, двигаться и думать. Черное дуло пистолета всегда оказывало на меня завораживающее, гипнотическое действие. Гигант тут же отпустил Кливленда, точнее, стряхнул его с себя. Он выпрямился, и его лоснящиеся выпрямленные волосы почти коснулись потолка. Он подошел и встал рядом с Фелдманом, приобняв необъятные плечи своего компаньона. Они обменялись улыбками через полметра зловонного воздуха, и Фелдман опустил дуло пистолета. Старик не шевелился, подбородок его был мокр.
– Кливленд, детка, – пропел Ларч, обладатель прекрасного, глубокого, дикторского голоса. – В чем дело? – У него даже не сбилось дыхание, а Кливленд был в плачевном состоянии: он ничего не видел вокруг себя, руки его кровоточили, рубашка была порвана, рот судорожно хватал воздух. Он не ответил Ларчу, только улыбнулся. Это была странная, понимающая улыбка.
– Кстати, Ларч, вот человек, с которым ты так хотел познакомиться, – обронил Фелдман. – Это и есть Бехштейн.
– Ух ты! – прогудел Ларч. Он протянул мне руку размером с хороший словарь и продемонстрировал дорогие зубы. – Похоже, Кливленд показывает тебе зад семейной коняшки?
Стыдно признаться, но в тот момент мне отказало мое обычное кипучее остроумие. Я не мог отвести глаз от черного револьвера.
– Фелдман, Ларч, не надо, – заговорил Кливленд, опираясь ладонями о колени и оставляя на штанах кровавый след. – Он уже развалина, а я час назад сцедил со старушки денег.
Я невольно восхитился умением Кливленда ввернуть острое словцо. «Сцедил». Я тут же взял это на заметку.
– И сколько? – спросил Фелдман. Он уже успел спрятать пушку, и руки у него были свободны. – Семьдесят пять пятьдесят? Этого недостаточно.
– Нам не велено уходить, пока мистер Царник не уплатит известной особе сумму в триста пятьдесят долларов и тридцать центов наличными. Что-то вроде того. Или к его старому сморщенному заду придется применить меры силового убеждения.
– Если только… – начал Фелдман и повернулся ко мне.
– Если только что? – поинтересовался Кливленд.
– Если только… Что ты обо всем этом думаешь, о сын Джо Яйца?
– Что вы хотите сказать? Какая разница, что я думаю? – Взгляд мой перебегал с одного лица на другое, потом упал на старика, который осмелел, распрямился и попробовал спустить ноги с кровати. Он осторожно подпирал рукой похмельную голову. – Меня это не касается.
– Разве ты не папочкин сынок?
– Мой папочка не живет в Питтсбурге. Мой папочка живет в Вашигтоне, округ Колумбия, – сказал я. – Раз в неделю мы разговариваем по телефону.
– О, но, Деннис, так ведь даже лучше! – оживился Фелдман. – Ты можешь ездить к нему! А разве твой папочка сейчас не в «Дюкене»? Номер шестьсот двадцать четыре, если не ошибаюсь?
«Боже мой…»
– Ну и что? – спросил я.
– Шестьсот тридцать четыре, – поправил Ларч и подошел к комоду, на крышке которого лежала россыпь мелких монет. Еще там были галстук-бабочка, бумажник, бутылка минеральной воды и фотография старушки, на которой она была молода. Ларч взмахнул огромным кулаком и смел все это на пол. Стекло в рамке с фотографией разбилось с жалобным звоном.
Я посмотрел на Кливленда, который пытался поймать мой взгляд, хотя без очков мог только близоруко щуриться.
– Кливленд, что это? – спросил я его. – Проверка?
Ларч снял с дверной ручки шкафа старую фетровую шляпу с узкими загнутыми полями и продольной вмятиной на мягкой тулье и подошел к старику. Он низко наклонился, напялил шляпу на голову старика и продолжал нахлобучивать ее, пока растянувшийся фетр не повторил форму черепа, а глаза старика не исчезли под полями. Ларч все тянул и тянул, старик вскрикнул и вцепился в его огромные руки. Фетр начал рваться.
– Прекрати! – закричал я.
Ларч остановился. Он снял шляпу, аккуратно поправил порванную тулью и повесил головной убор на прежнее место. Старик бросился на Ларча и нанес ему чувствительный удар по бедру.
– Пойдем, – промолвил Фелдман.
– Только после вас, мистер Бехштейн, – ухмыльнулся Ларч.
Мы вышли. Я старательно избегал стариковского взгляда, ненавидящего и благодарного. Иначе говоря, уважительного.
Они подвезли нас к подножию холма. Кливленд сидел за Ларчем, а я – за обширной и благоухающей спиной Фелдмана. Как обычно, события развивались чересчур стремительно, и я, по обыкновению, был не готов делать из них выводы, поэтому кричал что-то сквозь пропахший потом ветер Фелдману, который – вопреки моей воле, вопреки злости на Кливленда и томительному страху перед оружием и жестокостью – мне очень нравился.
Фелдман рассказал, что они с Ларчем принадлежали к враждующим байкерским командам. Фелдман – к питтсбургским «Головорезам», а Ларч – к черной банде «Даун рокеров». Они столкнулись в разгар расовых беспорядков, с обломками стальной арматуры в руках и проклятьями на языке, но почему-то покатились со смеху. После этой встречи они стали неразлучны. Вышли из своих группировок, чтобы работать вдвоем, и были наняты в качестве мускульной силы Фрэнки Бризи, тем самым человеком, который подрядил Кливленда. Это он, а не Кливленд владел «франшизой» на территорию, которую мы сейчас покидали.
Мы почти доехали до подножия холма. Я уже видел припаркованный мотоцикл Кливленда и чувствовал густой сахаристый запах водорослей, подсыхающих на берегу.
– Фелдман, скажи, это все было подстроено?
– Конечно.
– Зачем он это сделал?
– Ну, он же твой друг, Деннис. И знаешь, – добавил он уже тише, отпустив дроссель, – тебе стоит получше за ним присматривать.
Наш мотоцикл замер позади другого «харлея», я слез, и мы пожали друг другу руки на прощанье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64