И если тебе интересно, знай: все это просто от­вратительно.
- Вообще-то я тебя не спрашивала, - оборва­ла его Блэр. - Но может, мне стоит послушать крутого парня, что поступил в Гарвард, не ударив при этом палец о палец, хотя все, что он делал, - сидел почти нагишом, пил пиво и прикидывался, что играет в клевой группе, которая на са­мом деле полный отстой, и еще говорит, что все знает.
Скрипнув тормозами, к остановке на углу 43-й улицы подъехало такси, и из него кто-то вылез. Блэр рванула к машине.
- Не суди, блин, о том, о чем ничего не зна­ешь! - прокричала она Аарону, прежде чем прыг­нуть в такси и захлопнуть дверцу.
Аарон дрожал от холода в своей тонкой хлоп­чатобумажной куртке и, съежившись, шел по 42-й улице по направлению к Центральному вокзалу. Было бы неплохо потусоваться с народом. Как его, блин, достали эти женщины!
Но мы-то того стоим, так ведь?
Лучше, чем голые
Дэн старался не пялиться на моде­лей, когда те появлялись на подиуме в шоу «Луч­ше, чем голые», на них были надеты лишь корич­невые вельветовые мини-юбки. Юбки были на­столько короткими, что он мог видеть даже их белые трусики с оборками, напоминавшие те ста­ромодные трусики для девочек из пятидесятых. Они так плотно облегали попки топ-моделей, что их ягодицы порой выскакивали из них. Вместо того чтобы сидеть в первом ряду, где Расти Клейн смогла найти ему место между Стивом Никсом и Ванессой Бикрофт, клевой драматической ак­трисой, Дэн стоял вдали от подиума в клубе на Харрисон-стрит и держал в руках блокнот, что­бы казаться похожим на литератора на случай, если вдруг Расти Клейн была неподалеку и втай­не за ним наблюдала.
Шоу проходило под странную немецкую на­родную музыку, а на подиуме была разбросана солома. Маленькие мальчики,, одетые в кожаные штаны, вели за собой блеющих белых коз, а рядом с ними вышагивали невообразимо высокие модели, чьи обнаженные груди покачивались.
«Скотство», - украдкой записал Дэн в своем блокноте. Козы загадили все вокруг, и он заме­тил, что в юбках моделей были сделаны разре­зы. На их щеках блестящей голубой подводкой были нарисованы слезы. «Погубленные молоч­ницы» , - написал Дэн, пытаясь не ощущать свою инородность. Какого черта он делал здесь, на показе мод?
Над ним склонилась брюнетка, которой было слегка за двадцать, и попыталась прочитать то, что он писал.
- С кем ты? - спросила она. - «Нейлон? Тайм-аут?»
У нее была самая густая челка из тех, что Дэн когда-либо видел, а на глаза были надеты очки с за­остренной оправой и инкрустированными фаль­шивыми бриллиантами на золотой цепочке.
- Почему ты не сидишь с остальными журна­листами?
Дэн закрыл свой черный блокнот, прежде чем она успела что-либо прочитать.
- Я поэт, - сказал он значительно. - Меня пригласила Расти Клейн.
Похоже, женщину это не впечатлило.
- И что же вы опубликовали в последнее вре­мя? - недоверчиво спросила она.
Дэн сунул под мышку свой блокнот и погла­дил свои баки. Одна из коз отвязалась и спрыгну­ла с подиума. Четыре охранника побежали вслед за ней.
- Одно из моих стихотворений вышло в по­следнем номере «Нью-Иоркера». Оно называет­ся «Шлюхи».
- Не может быть! - вырвалось у той. Она по­ложила себе на колени бледно-лиловую кожаную сумку с лейблом «Лучше, чем голые» и извлек­ла из нее свой номер «Нью-Иоркера». Полистав немного, она нашла сорок вторую страницу.
- Ты не поверишь. Я прочитала это стихот­ворение по телефону всем своим подругам. Не­ужели это именно ты написал его?
Дэн не знал, что и сказать. Это была его пер­вая встреча со своей почитательницей, и он был смущен и взволнован одновременно.
- Я рад, что оно вам понравилось, - скромно ответил он.
- Понравилось? - повторила за ним женщи­на. -Да оно перевернуло всю мою жизнь! Вы мне его не подпишете? - попросила она его, положив журнал ему на колени.
Дэн пожал плечами и достал ручку. «Дэниел Хамфри», - написал он рядом со своим стихот­ворением, но его подпись выглядела чересчур просто, поэтому он нарисовал под ней малень­кую завитушку. Он подписался прямо на тексте рассказа Габриеля Гарсии Родеса, это показалось ему кощунством, но, по правде говоря, кому ка­кое дело, если он ставил свой первый автограф. Теперь он знаменит, он настоящий писатель.
- Я вам так, так благодарна, - сказала жен­щина, забирая свой журнал, и благочестиво до­бавила шепотом, указывая на блокнот: - А теперь продолжайте писать и извините, что я вас побес­покоила.
Немецкая народная музыка плавно перешла в оперу, а маленькие мальчики ушли, уводя за со­бой коз. На подиуме в черных шерстяных накид­ках и переливчато-синих замшевых ботфортах появлялись модели со страусиными перьями в волосах. Они были похожи на героев «Властели­на колец».
Резким движением Дэн принялся писать. «Добрые и злые волшебницы, - начертал он. - Охотятся на голодных волков. - Он погрыз конец ручки, а затем добавил: - Как хочется курить».
Б притворяется,
как настоящая притворщица
Для того чтобы явиться на шоу «Куль­тура гуманности» от Джедидаи Эйнджела на Хай­вей, 1, в Челси, Ванесса нарушила традицию оде­ваться во все черное и позаимствовала у Руби красную блузку с глубоким вырезом и рукавом длиной в три четверти. Однажды она уже наде­вала ее и получила кучу комплиментов, возмож­но из-за того, что вырез открывал чувственную бледную ложбинку и край черного кружевного бюстгальтера. Ванесса приехала на показ уже после начала. Ее сестра настояла на том, чтобы Ванесса взяла такси, и, естественно, оно застря­ло в снегу у Юнион-сквер. Пока водитель по со­товому орал на кого-то из буксировочной компа­нии, а из колонок неслась музыка радиостанции «Лайт эф-эм», Ванесса вылезла из такси. В кон­це концов она дошла до клуба, входом которого служила огромная гаражная дверь. Уши ее окон­чательно замерзли, и она была похожа на снеж­ный ком с ногами. Шоу уже началось, и она не была уверена, что ее пропустят. Но, когда она назвала девушке свое имя, та пригласила одного из охранников с фонариком в руках, чтобы он лично проводил Ванессу до ее места. К стулу в се­редине первого ряда была прикреплена карточ­ка с именем Кристины Риччи, но имя было зачерк­нуто и вместо него черным маркером было впи­сано: «Ванесса Абраме». Ванесса еще никогда в жизни не чувствовала себя такой важной пер­соной.
В комнате царил полумрак, потому что она освещалась лишь тридцатисантиметровыми све­чами, установленными по обоим краям подиума. Модели в синих коротких платьях с белым кан­том и золотыми пуговицами у отворота держа­ли у губ трубы для подачи сигнала кораблям во время тумана, в то время как из динамиков раз­давался шум шторма. Белая стена за подиумом была залита светом единственного прожектора, и на ней демонстрировалось киноэссе Ванессы о Нью-Йорке, которое она посылала в Нью-Йорк­ский университет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52