– Чего это вы записываете? – Стеша через его плечо – она была выше его ростом – заглянула в книжечку.
– Узелки завязываю, – пошутил Богданов. – Когда я говорю с тобой, Стешка, у меня хорошие мысли рождаются.
– А вы их мне скажите… ведь я виновница?
– Не всякую мысль надо выбалтывать сразу.
«Живет с ней, тихоня, – Кирилл вспыхнул от неожиданного открытия и весь передернулся. – Ну да… они держат себя так, как люди, знающие друг друга до конца», – и он, боясь, что у него сейчас может с языка сорваться какая-нибудь резкость, отвернулся, хотел сбалагурить, но грубо прохрипел:
– Раскалякались… время подходящее.
Стеша выпрямилась, окинула его взглядом с ног до головы и, убегая к машине, проговорила:
– Хозяин!
– Ты чего ее? – Богданов насупился.
– Ничего.
– Ничего?
– Аб-со-лютно ничего, – засмеялся Кирилл. – А ты что взъерошился?
– Ах ты, «дилектор»! – в тон ему ответил Богданов, рассматривая перед собой овражек, откуда таращились рогульки хвороста, поломанные оси, оглобли. – Легче, товарищ «дилектор», на автомобиле Волгу переплыть, чем этот овражек, – он засмеялся, напоминая Кириллу о дне, когда тот, получив назначение принять тракторную станцию и не имея еще канцелярии, от руки написал приказ, подмахнув его: «Дилектор К. Ждаркин». Директор, а не дилектор, – поправил его тогда Богданов.
– Ну, директор… пускай будет так, – согласился Кирилл.
С тех пор Богданов и зовет его «дилектором».
…Стеша, зная, что Кирилл не терпит издевки, – заслыша смех Богданова, в упор посмотрела на Кирилла, ожидая, что он нахмурится. А тот улыбался так же, как улыбался, когда судили его, и в тот день, когда получил назначение на должность директора тракторной станции, как улыбался он, валясь ото сна там – на горе, у лесной сторожки, как улыбался и потом, когда Яшку Чухлява нашли с отрезанной головой на полотне железной дороги. Все лицо его было сковано улыбкой – застывшей, приторной, расчетливой, как улыбка осеннего солнца.
– Светит, а не греет. Ненавижу, – еле слышно прошептала она, чувствуя все свое бессилие перед Кириллом, перед его улыбкой. – Ненавижу, – и мир глянул на нее другой стороной.
2
Ночь была темная, с отблеском, как начисто вымытое гудронированное шоссе. В такую ночь, по уверению знатоков чертячьих историй, по лесу бродят антютики. На заре они застывают пнями на далеких топких болотах, строят свои хитрые планы, а ночью шатаются по лесам, кричат филином, по-ребячьи плачут, прикидываются кошкой, волком, подкарауливают запоздалого путника и проделывают над ним разные каверзы.
В такую ночь, недалеко от дороги, у машины возились Богданов, Кирилл Ждаркин и Стеша. Машина, увязшая в болотном иле, заляпанная, стояла на старом месте, и они кружились около нее с самого утра, подкладывая вывернутые с корнем сосенки, изо всех сил тянули ее на дорогу, а машина только поскрипывала, крякала, глубже погружалась в болотный ил.
– Да-а, – протянул Богданов. – Вот денек попусту и вычеркнули.
– Запыхтел. – Кирилл хотел было круто выругаться, но смолчал, злясь на себя за то, что согласился ехать с Богдановым. – У него, видишь ли ты, прорыв… А у меня, черт возьми, все-де по маслу идет. По маслу. Так намаслят, что потом покатишься без задержки. И черт – этот овраг!.. – Кирилл злился, зная, что он теперь не поспеет к началу весенней посевной кампании, что вместо него кто-то другой даст распоряжение о выходе тракторов в поле.
– Но ведь если бы я поехала прямо, я утопила бы машину, – не то спрашивая совета, не то оправдываясь проговорила Стеша, глотая слезы от усталости и досады.
– Я тебя, Стешенька, не виню, – мягко ответил Кирилл.
Стеша быстро вскинула на него глаза. Он стоял рядом с ней, касаясь ее плеча. Но в темноте лица его не было видно, и оно представилось ей таким же, как и всегда, – улыбчивым.
– Еще бы! «Не виню». На меня надо все свалить. Тут черт ногу сломит! – грубо выкрикнула она и спохватилась: – Ох, простите, пожалуйста. Я скоро не знай, что сделаю… я заплачу.
– Вот еще… вот еще, – растерянно начал успокаивать ее Богданов. – Конечно, ты тут ни при чем. На строительстве нас ждут, неладное там, сама знаешь. А Кириллу на поле надо выезжать, это верно. А мы вот тут болтаемся, – с досадой закончил он.
– Вот, вот и… валите все на меня.
– Успокоил! – Кирилл качнулся в сторону. – Кто-то едет.
Они уже в сотый раз останавливались, всматривались в сторону урочища, ожидая, что оттуда кто-нибудь подъедет им на помощь, прицепят машину к лошадям, выволокут ее из тины. Пустяковое дело. На это потребуется полчаса. Но из урочища никто не появлялся, и это раздражало, томило их.
Нелепость положения Богданов сознавал яснее всех и знал: стоит только ему сделать какой-нибудь неверный шаг, проговориться, выболтать неосторожное слово, как взметнется Кирилл, взорвется Стеша, – и тогда вряд ли удержится их крепкая дружба.
– А где теперь Плакущев? – задал он вопрос, желая отвлечь внимание Кирилла и Стеши от того нелепого положения, в которое они попали.
С упоминанием о Плакущеве всплыла лесная сторожка далеко от долины Паника и ночь, почти такая же темная – лакированная. За столом в сторожке сидят Богданов, Кирилл Ждаркин, Захар Катаев, Шлёнка, Гришка Звенкин, а чуть поодаль – Стеша, ожидающая над собой суда за Яшку.
Первым в сторожку ввели Илью Гурьянова. Он вышел на свет, как из подвала, протер глаза, осмотрелся, стараясь не глядеть на людей, и на вопрос: «Сколько вам лет?» – ответил:
– Лета тут ни при чем.
– С какой целью вы организовали восстание?
Илья чуть-чуть улыбнулся.
– Глупый вопрос. Глупее в жизни не слыхал.
– Вы, может быть, закурите? – Богданов подвинул ему папиросы.
– Не балываюсь. Спасибо, товарищ Богданов.
– Почему же вы не хотите отвечать по-деловому?
– По-деловому задавайте вопросы.
– Этот вопрос деловой – с какой целью вы подняли кулачье?
Илья снова смолк, затем, подумав, сказал:
– Не обольщайте себя… Кулачье!.. За нами шли массы… Хлеборобы.
– Но они же вам и вложили, – вмешался Кирилл. – Ты что ж думаешь, мы вот впятером тебя поколотили?
Илья посмотрел на Кирилла и дрогнул.
«Убьет», – подумал он и свернулся, не отвечая ни на один вопрос.
– Та-ак, – проговорил Кирилл. – Приведите-ка Маркела Быкова.
Маркел не вошел, а вполз, словно у него были перебиты колени, и, поднимаясь, часто закрестился, зашепелявил. Увидав за столом Кирилла Ждаркина, кинулся ему в ноги:
– Кирилл Сенафонтыч. Да что ж это, а? Умертвить меня хотите? А? Людей в воду, захлебнулись. А меня?… Седину мою?
– Факт, – пошутил Кирилл.
– Смутили, смутили меня, – затараторил Маркел.
– Петра Кулькова, – отдал распоряжение Кирилл.
Петр Кульков вошел, как на гулянку. Заложив руку за борт пиджака, он, раскланявшись со всеми, взял папиросу, закурил, брезгливо осматривая валяющегося на полу Маркела, и, усмехаясь, сквозь зубы процедил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75