Я чувствовала себя взрослой. И тосковала по трудностям. День и ночь я внедряла в школе коммунизм, совершала революцию, покрывая лозунгами заборы и стены. Под моим руководством одноклассники собирали деньги для голодающих детей Америки. И гордились этим. Мы верили, что способствуем распространению красного цвета по географической карте. Мы боролись за окончательный мир на планете. Меня буквально пронизывали героические чувства. И душа моя пела.
Меня пригласили на собрание школьного ревкома. На дворе 70-й, мне тринадцать лет. Мы обсуждаем, как двинуть в нашей школе Культурную революцию, обсуждаем вместе с комитетчиками, настоящими революционерами. Когда я поднимаю руку и прошу слова, меня уже не бросает в краску. Мне известно, о чем нужно говорить. Цитаты из "Женьминь жибао" и журнала "Хунци" так и сыплются из меня. Мои речи проникнуты сознанием важности момента. Я горжусь собой. Тогда, в начале 70-х, моя высокая должность в отряде детей-хунвэйбинов создавала особый ореол вокруг всей нашей семьи. Мои почетные грамоты были предметом материнской гордости, но ни одну почему-то она на стену не повесила. Мое имя было постоянно на устах у школьного начальства, звания так и сыпались на меня: "Активист маоистской учебы", "Образцовая внучка Мао", "Отличник учебы". Когда я выступала по школьному радио, одноклассники моих сестер и брата поглядывали на них с завистью и восторгом.
Новый секретарь школьного парткомитета по имени Чэнь был из рабочих Шанхайского судостроительного. Тощий, что бамбуковый прут, лет пятидесяти. Все учил меня политические митинги организовывать. Любил порассуждать: мы, мол, должны доверять нашим юным вождям ответственные роли в Культурной революции, должны разбудить инициативу детей-хунвэйбинов. Требовал не бояться всего малопонятного. Заставлял усвоить простую мысль: "Пусть Земля перестанет вращаться - ты продолжай движение!"
Кажется, в начале ноября секретарь Чэнь вызвал меня к себе. Сообщил по секрету, что комитету удалось разоблачить скрытого классового врага, он же - американский шпион. Должен состояться митинг протеста, тысячи эдак на две участников. С разоблачительной речью от имени школьников предложил выступить мне. Я поинтересовалась, кто же оказался врагом. Нахмурившись, секретарь назвал имя, потрясшее меня. Цю Е, Осенняя Листва, наша учительница. Может быть, я ослышалась? Нет, смотрю, секретарь решительным кивком подтверждает свои слова.
Я так и села. У меня просто ноги подкосились. Тоненькая, средних лет, сильно близорукая. Всегда в темных очках. Сдержанная, с тихим голосом. Она самозабвенно преподавала китайский, математику и музыку. Впервые появившись в классе, спросила нас, что означает ее имя, Цю Е. Никто не знал. Она объяснила. В знаменитых стихах Танской эпохи воспета красота осеннего листопада. Листья, опадающие в свой срок, символизируют полноту жизни. Перегнивая, они дают земле свежие соки. Всю зиму семена напитываются этими соками, а весной прорастают. И еще она сказала, что мы - ее весна.
Как преподаватель она была неутомима, по видимости и не уставала вовсе. Ее методика казалась ни на что не похожей. Она могла поднять руки на уровень плеч и широко развести их в стороны, сделавшись похожей на крест, - так нам, детям, давалось представление о бесконечности. Или вдруг заговорить с сильным хунаньским акцентом - оказывается, поэт, о котором шел рассказ, родом из провинции Хунань. Однажды она совсем потеряла голос, стараясь объяснить мне премудрость геометрической прогрессии. А когда я наконец поняла, рассмеялась беззвучно, жестикулируя, будто немая. Я поблагодарила и в ответ услыхала, что она рада моему упорству в учебе. Она ставила меня в пример нашему классу, а потом и всей школе. Узнав, что я хочу совершенствовать свой китайский, принесла из дому книги. Как-то, сразу после уроков, хлынул ливень, и она отдала детям дождевик, зонт, резиновые боты, а сама вымокла до нитки. Назавтра у нее подскочила температура, но она все равно провела все уроки. Правда, к концу дня совсем потеряла голос. И такая учительница - американский шпион?!
Словно прочитав мои мысли, секретарь Чэнь с улыбкой поинтересовался, известна ли мне поговорка "Только в жарком пламени выплавишь чистое золото"? Я покачала головой. Он сказал, что для меня наступил важный момент самопроверки - настоящий я революционер или липовый. Он процитировал Мао: "Делать революцию - это не то же самое, что сытно есть, рисовать картинки или вышивать. Это не удовольствие и не отдых. Революция - это жестокое подавление одного класса другим".
У меня онемел язык и слова не шли на ум. Я только твердила, что она - моя учительница. "Давай разберемся, - предложил Чэнь, закуривая. Знаешь басню "Волк в овчарне"? Вот твоя учительница - волк и есть. Ее отец из американских китайцев, до сих пор в Штатах живет. Она и сама там родилась и училась. Значит, капиталист послал свою дочь в Китай учить наших детей - тебе это не кажется подозрительным?" Битых два часа втолковывал мне секретарь Чэнь, что учительница - секретный агент империализма и разлагает наши души своими уроками. "Разве это допустимо?" - "Конечно нет, - соглашалась я. - Никто не отбросит пролетариат назад, к прежней жизни". - "Отлично, - он похлопал меня по плечу. Будешь разящим мечом партии". Я вскинула голову. "Объясните, что мне следует сделать!" - "Напиши речь". - "О чем?" - "Расскажи массам, как в тебя вливали духовный яд". -"Но мне не вполне понятно, что такое "духовный яд". - "Да-а, видать, мала ты еще. Ладно, просто расскажи, что за личность эта твоя училка". Я рассказала, все по правде.
Он долго смеялся надо мной. Сказал, что я жертва шпионки, едва жизни не лишилась: убийца и следов бы не оставила, как волк, задравший овцу. Потом грозно стукнул кулаком по столу и выкрикнул: "Вот материал для дискуссии!" Мне стало неловко. Тогда он утешил меня, мол, молодости не стоит стыдиться. Но я была недовольна собой. Он предложил свою помощь. Попросил назвать книги, которые она мне приносила. "Белоснежка", "Русалочка". Спросил, кто написал. Я сказала: "Кажется, Андерсен".
Он поднял указательный палец и наморщил лоб. "Постой, постой, вот оно! Кто такой этот Андерсен?" - "Да какой-то старик, иностранец". "А о чем эти его сказки?" - "Все о принцах, принцессах да гномах". "Ну а чем он сейчас занимается?" Я не знала. "Смотри-ка, ты совсем потеряла бдительность! - Он почти орал на меня. - Да может быть, он вражеский шпион". Вынув пузырек с лекарством, Чэнь проглотил несколько пилюль. Сказал, что у него больная печень. Но докторам он в этом не признается, иначе сразу в больницу упекут. Болит все сильнее, но на лечение нельзя тратить ни секунды. Разве можно подвести председателя Мао? Он ведь доверился нам, представителям рабочего класса, тем, кто до Освобождения жили хуже собак и свиней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9
Меня пригласили на собрание школьного ревкома. На дворе 70-й, мне тринадцать лет. Мы обсуждаем, как двинуть в нашей школе Культурную революцию, обсуждаем вместе с комитетчиками, настоящими революционерами. Когда я поднимаю руку и прошу слова, меня уже не бросает в краску. Мне известно, о чем нужно говорить. Цитаты из "Женьминь жибао" и журнала "Хунци" так и сыплются из меня. Мои речи проникнуты сознанием важности момента. Я горжусь собой. Тогда, в начале 70-х, моя высокая должность в отряде детей-хунвэйбинов создавала особый ореол вокруг всей нашей семьи. Мои почетные грамоты были предметом материнской гордости, но ни одну почему-то она на стену не повесила. Мое имя было постоянно на устах у школьного начальства, звания так и сыпались на меня: "Активист маоистской учебы", "Образцовая внучка Мао", "Отличник учебы". Когда я выступала по школьному радио, одноклассники моих сестер и брата поглядывали на них с завистью и восторгом.
Новый секретарь школьного парткомитета по имени Чэнь был из рабочих Шанхайского судостроительного. Тощий, что бамбуковый прут, лет пятидесяти. Все учил меня политические митинги организовывать. Любил порассуждать: мы, мол, должны доверять нашим юным вождям ответственные роли в Культурной революции, должны разбудить инициативу детей-хунвэйбинов. Требовал не бояться всего малопонятного. Заставлял усвоить простую мысль: "Пусть Земля перестанет вращаться - ты продолжай движение!"
Кажется, в начале ноября секретарь Чэнь вызвал меня к себе. Сообщил по секрету, что комитету удалось разоблачить скрытого классового врага, он же - американский шпион. Должен состояться митинг протеста, тысячи эдак на две участников. С разоблачительной речью от имени школьников предложил выступить мне. Я поинтересовалась, кто же оказался врагом. Нахмурившись, секретарь назвал имя, потрясшее меня. Цю Е, Осенняя Листва, наша учительница. Может быть, я ослышалась? Нет, смотрю, секретарь решительным кивком подтверждает свои слова.
Я так и села. У меня просто ноги подкосились. Тоненькая, средних лет, сильно близорукая. Всегда в темных очках. Сдержанная, с тихим голосом. Она самозабвенно преподавала китайский, математику и музыку. Впервые появившись в классе, спросила нас, что означает ее имя, Цю Е. Никто не знал. Она объяснила. В знаменитых стихах Танской эпохи воспета красота осеннего листопада. Листья, опадающие в свой срок, символизируют полноту жизни. Перегнивая, они дают земле свежие соки. Всю зиму семена напитываются этими соками, а весной прорастают. И еще она сказала, что мы - ее весна.
Как преподаватель она была неутомима, по видимости и не уставала вовсе. Ее методика казалась ни на что не похожей. Она могла поднять руки на уровень плеч и широко развести их в стороны, сделавшись похожей на крест, - так нам, детям, давалось представление о бесконечности. Или вдруг заговорить с сильным хунаньским акцентом - оказывается, поэт, о котором шел рассказ, родом из провинции Хунань. Однажды она совсем потеряла голос, стараясь объяснить мне премудрость геометрической прогрессии. А когда я наконец поняла, рассмеялась беззвучно, жестикулируя, будто немая. Я поблагодарила и в ответ услыхала, что она рада моему упорству в учебе. Она ставила меня в пример нашему классу, а потом и всей школе. Узнав, что я хочу совершенствовать свой китайский, принесла из дому книги. Как-то, сразу после уроков, хлынул ливень, и она отдала детям дождевик, зонт, резиновые боты, а сама вымокла до нитки. Назавтра у нее подскочила температура, но она все равно провела все уроки. Правда, к концу дня совсем потеряла голос. И такая учительница - американский шпион?!
Словно прочитав мои мысли, секретарь Чэнь с улыбкой поинтересовался, известна ли мне поговорка "Только в жарком пламени выплавишь чистое золото"? Я покачала головой. Он сказал, что для меня наступил важный момент самопроверки - настоящий я революционер или липовый. Он процитировал Мао: "Делать революцию - это не то же самое, что сытно есть, рисовать картинки или вышивать. Это не удовольствие и не отдых. Революция - это жестокое подавление одного класса другим".
У меня онемел язык и слова не шли на ум. Я только твердила, что она - моя учительница. "Давай разберемся, - предложил Чэнь, закуривая. Знаешь басню "Волк в овчарне"? Вот твоя учительница - волк и есть. Ее отец из американских китайцев, до сих пор в Штатах живет. Она и сама там родилась и училась. Значит, капиталист послал свою дочь в Китай учить наших детей - тебе это не кажется подозрительным?" Битых два часа втолковывал мне секретарь Чэнь, что учительница - секретный агент империализма и разлагает наши души своими уроками. "Разве это допустимо?" - "Конечно нет, - соглашалась я. - Никто не отбросит пролетариат назад, к прежней жизни". - "Отлично, - он похлопал меня по плечу. Будешь разящим мечом партии". Я вскинула голову. "Объясните, что мне следует сделать!" - "Напиши речь". - "О чем?" - "Расскажи массам, как в тебя вливали духовный яд". -"Но мне не вполне понятно, что такое "духовный яд". - "Да-а, видать, мала ты еще. Ладно, просто расскажи, что за личность эта твоя училка". Я рассказала, все по правде.
Он долго смеялся надо мной. Сказал, что я жертва шпионки, едва жизни не лишилась: убийца и следов бы не оставила, как волк, задравший овцу. Потом грозно стукнул кулаком по столу и выкрикнул: "Вот материал для дискуссии!" Мне стало неловко. Тогда он утешил меня, мол, молодости не стоит стыдиться. Но я была недовольна собой. Он предложил свою помощь. Попросил назвать книги, которые она мне приносила. "Белоснежка", "Русалочка". Спросил, кто написал. Я сказала: "Кажется, Андерсен".
Он поднял указательный палец и наморщил лоб. "Постой, постой, вот оно! Кто такой этот Андерсен?" - "Да какой-то старик, иностранец". "А о чем эти его сказки?" - "Все о принцах, принцессах да гномах". "Ну а чем он сейчас занимается?" Я не знала. "Смотри-ка, ты совсем потеряла бдительность! - Он почти орал на меня. - Да может быть, он вражеский шпион". Вынув пузырек с лекарством, Чэнь проглотил несколько пилюль. Сказал, что у него больная печень. Но докторам он в этом не признается, иначе сразу в больницу упекут. Болит все сильнее, но на лечение нельзя тратить ни секунды. Разве можно подвести председателя Мао? Он ведь доверился нам, представителям рабочего класса, тем, кто до Освобождения жили хуже собак и свиней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9