Я принимала своих малийских подруг, готовила тьеп – их мужья обожали его – или биточки из проса, варенные на пару и залитые кислым молоком, – это любили женщины. Я оказывала услуги, которые мне позволяла моя «культура образованной дамы»: среди шести женщин моего окружения, малиек и сенегалок, мне единственной повезло – я ходила в школу, а значит, и единственная владела искусством чтения и письма. Даже мужья были неграмотны. Мне приходилось заполнять бумаги на выплаты социальных пособий; писать различные просьбы во всевозможные инстанции; расшифровывать рецепты; помогать женщинам покупать лекарства, объяснять, сколько необходимо для ребенка, какого цвета давать таблетки – розовую в полдень или голубую вечером; а также сопровождать женщин к врачу или еще куда-нибудь.
Помогая другим, я многому научилась сама. Время от времени по средам мы ходили вместе на рынок, где я тоже была переводчиком. К тому же рядом со мной всегда была еще мама Николь. Она заставила меня почти забыть мою грусть, душевное страдание и отсутствие родителей. Я чувствовала себя полезной, будучи маяком-ориентиром для маленького сообщества африканских иммигрантов.
Заполняя бумаги для мужей, которые обращались в службу социального обеспечения для получения семейных пособий и надбавок по беременности, я начала понимать поведение мужчин-иммигрантов. Все разборки в африканских семьях возникали на почве получения семейных пособий. Все выписывалось на имя мужчины, и только он имел доступ к деньгам. Меня возмущало, что мужчина имел наглость прикарманивать набавки по беременности и пособия на детей. У меня не было такого рода проблем, муж приносил деньги в дом, и мы решали, как будем их тратить. Часто он клал их в банк, ожидая, пока они нам понадобятся. Б других семьях жена вообще не видела денег, заработанных мужем. Некоторые не имели даже десяти франков в кармане, когда выходили на улицу. Муж хранил все у себя, делал покупки, исходя из собственных предпочтений, а жена не смела купить даже йогурты для детей без его разрешения. Многие женщины не могли позволить себе даже пары трусов! Мне казалось, что я избавлена от такого рода конфликтов, но ошибалась.
Я часто ходила в ту пору в маленький магазинчик, где уже многих знала. Там я не держала язык за зубами, поскольку была вдали от мужа. Вначале покупками занимался он, теперь я хорошо справлялась сама.
Так мало-помалу я осваивала свое место в новом мире, и однажды в этом магазине, где мы часто встречались с соотечественницами, одна женщина попросила меня заменить ее на некоторое время на работе. Речь шла о несложном занятии но упорядочиванию архивов в бюро вокзала. Но я буду иметь официальную зарплату с надеждой на избавление! Начало независимости…
Так я начала работать. Я добросовестно раскладывала досье по годам. Никакого интереса подобное занятие не подразумевало, но это была моя первая настоящая работа. И когда у меня в руках оказались деньги, мне сразу же пришла в голову одна идея. Уезжая в Европу, я имела совершенно ясные цели. Поскольку отъезд был неизбежен, я обещала себе, что, если у меня будут средства, я сделаю что-нибудь значительное для мамы и сестры.
В Сенегале я ходила за водой почти за километр от дома к коллективному крану. Мои сестры тоже. Было много колодцев, до того как эти краны появились в каждом квартале. Вода из колодцев служила для всего – мытья, стирки. Никто не жаловался. Но черпать воду из колодца очень сложно. Я делала это, когда была подростком. Веревки трут руки, ведро трудно достать. Встречи у колодцев в нашем квартале были причиной ссор, ругани между женщинами. Спорили, даже дрались. Особенно молодые девчонки. Были идиотские споры типа: «Мое ведро стояло ближе, почему ты переставила его?»
Позже мои дедушка и дядя сделали колодец во дворе нашего дома, и обязанность ходить за водой стала не такой уж тяжелой. Но к коллективному крану нужно было идти в любом случае, чтобы принести чистой воды для кухни. Я хотела избавить моих сестер от этой обязанности. Подарить кран моей маме! Кран в доме! Люкс.
Вот что я сделала со своей первой зарплатой. Я сразу же отправила деньги почтой и позвонила соседям мамы. Замечательная семья метисов: папа из Бенина, мама – француженка, а дети абсолютно светлые… Они дали мне номер телефона до моего отъезда, сказав маме: «Она может звонить нам, когда захочет».
Я делала это нечасто, поскольку звонить было дорого, но, отправляя почтовый перевод, не смогла сопротивляться желанию поговорить с мамой. После приветствий, длинных, как обычно, новостей об ее внучке, обо мне (вот почему звонки такие дорогие) я объявила ей новость:
– Мама, я отправила немного денег, займись установкой крана в доме!
– Да пошлет тебе Бог еще…
Молитва мамы всегда одна и та же, когда она получает помощь от своей дочери. Сегодня Бог дал мне только на кран, но это лишь начало…
Когда кран был установлен, я получила письмо от всей семьи, в котором каждый со мной здоровался, что заняло половину письма. Наконец интересная новость: «Кран появился, у нас есть вода».
Я разделила свою месячную зарплату на три части: одну на кран для мамы, вторую и третью – моим тетям и дедушке.
Неделей позже в письме моего дедушки было: «Здравствуй, здесь у семьи все в порядке, я надеюсь, что и у тебя все хорошо. Спасибо, Господи, я получил деньги. Спасибо большое. Пусть Бог даст тебе длинную жизнь и хорошее здоровье и даст тебе больше, чем есть сегодня».
Перевод этого благословения: если Бог не поможет тебе и в дальнейшем, ты больше не сможешь поддержать нас.
Младшие сестры рассказали мне, что, когда кран был установлен, мама, с привычной для нее добротой, пригласила соседей, чтобы полюбоваться на него, и позволила каждому наполнить таз.
Папа протестовал:
– Ты отдаешь себе отчет в том, что делаешь? Кто будет в конце месяца платить по счетам?
– Бог всемогущ.
Я продолжаю учиться шитью, Николь все еще помогает мне. И я рожаю вторую замечательную девочку Кинэ, которая весит при рождении почти четыре килограмма. На этот раз у меня было еще больше разрывов, и я очень страдала.
Мы живем в одной комнате, теперь с двумя колыбельками, большой кроватью и шкафом. Муне было только десять месяцев, когда родилась ее сестра. В это время одна кузина из моей семьи приехала в Париж из сенегальской деревни, женщина из касты кузнецов. Она жила на одной из парижских окраин и иногда приходила навестить меня. Она намного старше, но мы хорошо ладим.
В тысяча девятьсот семьдесят восьмом году мне только девятнадцать лет, а я беременна в третий раз. Моя первая дочка родилась в семьдесят шестом, вторая – в семьдесят седьмом, а третья родится в семьдесят восьмом.
В центре охраны материнства и детства женщина-врач, француженка, педиатр, которую я теперь хорошо знаю, восклицает:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44