Теперь он винил только себя в том, что мало внимания уделял любимой и неоправданно много – своей работе. Гибель Сандры представлялась ему финалом отчуждения, которое началось задолго до трагической развязки, и казалась теперь не несчастным случаем, а закономерным исходом – следствием его ошибок, неправильно расставленных жизненных приоритетов.
Томас не упивался самобичеванием, не смаковал свои переживания. Эти субъективные представления сложились в его сознании сами собой по прошествии времени.
Когда Том и Сандра были вместе, он с удовлетворением отмечал, что жена и чувства к ней не повергают его в смятение. Он отдавал себе полный отчет обо всем, что происходит в их отношениях, его не рвали на части сомнения, подозрения и тем более ревность. Все виделось ему контролируемым. И это тоже было идеальным.
И только узнав о ее смерти на полуночной дороге, Том осознал чудовищную правду, способную перевернуть чуть не все его прежние представления. Он на долю мгновения ощутил яростную вспышку желания прикончить ее собственными руками за то, что она могла быть столь неосмотрительна, он даже прочувствовал глубинную способность совершить такое. И это желание, много сильнее, чем скорбь, стало шоком для такого цивилизованного человека, каким всегда считал себя Том. Смерть Сандры уподобилась для него предательству…
Со временем померкло все, кроме назойливой тоски. Но Сандра так и осталась мерилом для прочих женщин. Ему недоставало ее абсолютного спокойствия и тихого благородства. В сравнении с ней другие женщины казались ему жеманными пустышками, суетными деятельницами или вздорными кумушками. Сандра носила в себе свой собственный мир, в который допускала избирательно, она была подобна скале, убежденной, сильной, неколебимой. Рядом с ней он сам себе казался цельнее, основательнее, стойче. Позволяя жене жить в согласии с ее представлениями, он совершал маленький подвиг, гордился своей широтой и при этом полностью доверял ей, мог не маяться сомнениями, а полностью отдаться своей работе. Их отношения были уважительными и строились с дальним прицелом, без сумбурности и спешки.
А теперь он убедительно изображал увлечение этой столь непохожей на его возлюбленную девушкой. Ему даже льстил шепоток, который разнесся среди гостей по их прибытии. И на миг даже захотелось, чтобы их смутные домыслы стали явью, чтобы отсюда они вместе отправились в его номер в отеле, где бы он смог расстегнуть наконец ее тесный жакет и изучить в подробностях, как она устроена.
Тома окружили влиятельные бизнесмены с их неуместной деловитостью, но он исподтишка наблюдал за Кэт, постоянно говоря себе, что было ошибкой довериться этой девушке, которую каждый может сбить с пути даже помимо ее желания.
Он не был настроен обсуждать дела с людьми, которые хотели использовать вечер, посвященный памяти его отца, с пользой для себя. И поэтому намеренно отвлекался от их неустанной болтовни, держа в поле зрения блондинку.
Она была славненькая. Все в ней ему нравилось, даже ее внешняя безыскусность, которую Оливия прозвала провинциальностью, равно как и искренность поведения. Это и забавляло его, и соблазняло пуститься дальше, не ограничиваясь формальным лишь партнерством.
Внезапно Кэт исчезла из поля его зрения, а когда Том вновь нашел ее взглядом, то увидел, что не кто иной, как Малколм Девлин, держит ее за локоть, а вокруг собралась небольшая группка людей, которым она что-то взволнованно объясняет.
Насторожившись, Том прислушался, опасаясь худшего, но напрасно, потому что услышал банальную девичью воркотню, вызывавшую живую и непосредственную реакцию в слушателях, вплоть до хохота. И это почему-то его возмутило. В особенности дружелюбное поведение журналистки с Малколмом Девлином, который успел сделаться костью в горле Тома.
Тем более он требовал от нее сдержанности, не будучи уверенным, что болтовня этой девчушки не обернется для него проблемами.
Том подошел к ним в тот момент, когда Малколм, слащавым голосом обратившись к Кэт, невзначай поинтересовался:
– Не припомню, назвали ли вы свою фамилию?
– Саммерфилд, – не чуя подвоха, тотчас выпалила она.
– Так-так… Значит, Кэт Саммерфилд. И где же я мог слышать это имя? – озадаченно проговорил Малколм и пристально уставился на девушку. – Мы не встречались в свете прежде?
Кэт вздрогнула, когда перед ней появился Том, и моментально осознала свою оплошность.
– Вообще-то… – принялась оправдываться она.
– Дорогая, вот ты где, – призывно перебил ее Томас. – Малколм? – словно с удивлением обратился он к Девлину. – Как славно, что ты нашел возможность появиться сегодня здесь.
Томас протянул мужчине руку и отчаянно потряс ее, сдавив с усилием.
Малколм Девлин изобразил улыбку и едва удержался от того, чтобы не потереть кисть, когда высвободился из тисков рукопожатия Томаса Рассела.
– Всегда рад встретиться с друзьями, – нашелся он. – Да, кстати, Кэт Саммерфилд, не работаете ли вы в «Клэрион»? Кажется, это вашего пера некролог появился на днях по всем известному прискорбному поводу.
Это было вполне в натуре Малколма Девлина: ничего не упускать, ничего не забывать и все трактовать, как ему заблагорассудится. Так что Том даже не удивился.
Мнимая дружественность вмиг испарилась, и Кэт во всей полноте уразумела, как оплошала. Она растерянно посмотрела на Тома, а тот выжидал, желая, вероятно, понаблюдать, как она выйдет из ситуации, в которую сама себя загнала, не послушавшись его безоговорочно и не сохранив таинственное инкогнито, как он настаивал.
– Да, это я… – словно повинившись в этом, удрученно проговорила Кэт и понурилась, избегая смотреть на Рассела. – Я пишу для «Клэрион», – зачем-то добавила она миг спустя и, заставив себя гордо улыбнуться, вздернула подбородок.
– Кэт в моем бизнесе. Тебя это удивляет? – адресовал вопрос Малколму Том. – Просто мы с разных его концов. Я в самом верху, а сочинительница некрологов, как понимаешь, в стороне противоположной. И вот надо же было отцу умереть, чтобы мы встретились, – едко пошутил он.
После собственной ошибки слова Томаса даже не показались Кэт оскорбительными, хоть и были таковыми. Она продолжала улыбаться, радуясь тому, что не в одиночку противостоит недоверчивому взгляду Малколма Девлина.
– Приятно видеть, Том, что ты наконец счел возможным отбросить амплуа анахорета, – сказала подошедшая мачеха, поддев пасынка под локоть. – Человек не должен обрекать себя на одиночество.
Кэт отметила, сколь стремительно переменилось лицо Рассела, сделавшись резким и непроницаемым. Следовало догадаться, до какой степени ему претит вторжение в его личные дела, тем более в глубокие переживания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27