Особенно противно масло сушеных томатов на шее и волосках на груди.
Кладу остатки бутерброда на стол.
Хватка моя ослабла, это заметно по маленьким ошибкам вроде тех, что совершает наша хоккейная сборная. Как только начинают играть небрежно, в наших воротах сразу загорается красный свет. Если не хватает терпения бороться по углам и упорно защищаться, нечего и медалей ждать.
Мобильник звонит, снова Мерья.
Отвечаю «алло» и больше ни слова: труба изливает много всего громким голосом.
Ясно одно: почту почему-то принесли и в воскресенье.
12.10
«My my, hey hey, rock'n roll is here to stay. It's better to burn out than to fade away».
Сижу метрах в трехстах от моего дома, пытаясь понять старика в клетчатой рубашке. Он верен своему слову или хотел втюхать мне дерьмо под помпезную музыку. В такой важный день не хотел бы я разочароваться в человеке, который без всякой политики оказал огромное влияние на бойцов домашнего фронта.
Что толку в этой ситуации от предложения сгореть дотла? Я гашу Нила Янга вместе с Джонни Роттеном и Миком Джаггером о компост и шагаю в направлении дома.
Он идет мне навстречу, не отступает, хотя я разговариваю с ним ровным приятным голосом.
Что я потеряю, если сохранять терпение? Много.
Хватаю его за горло.
Поворачиваю сильно, как только могу. Он хрипит. Я выкручиваю, не обращая внимания, что громкие хрипы разлетаются по двору. Его тело дергается, шея кажется непомерно толстым канатом. Он обмякает, я смотрю на запястье: пульс сто тридцать четыре. При хорошей физической форме лучший пульс между ста двадцатью и ста пятидесятью ударами. Я кручу сильней, и последние сипения затихают.
Дух вон.
Подтаскиваю его к сараю. Открываю дверь и опускаю тело рядом с газонокосилкой. На ножах остатки срезанной травы. Когда все закончится, я очищу косилку и смажу ее.
Проверяю бездыханного.
Чисто и аккуратно, ни крови, ни шрамов на шее, несколько кусочков кожи неопрятно болтаются, я отрываю их. Бездыханный выглядит успокоенным, он завершил свой путь, прибыл по назначению в прохладу сарая. Я рассматриваю его карие глаза и начинающий синеть рот, застывший в гримасе. Привожу рот в более приятное положение.
Присаживаюсь и жду, когда пульс станет ровным. Наиболее редкий пульс достигается полным расслаблением, если прилечь. Но сейчас это невозможно.
Шестьдесят шесть. С учетом обстоятельств неплохо. Сарай конструктивно красив. Агенты по продаже недвижимости уделяют мало внимания дворовым постройкам, разве что упомянут о них мимоходом или даже пренебрежительно. В старом, ухоженном сарае обитает своя душа, поэтому я и приволок сюда бездыханного.
Состояние спокойное, славное. Хочу уточнить еще одну деталь. Здесь колют дрова? Дрова, чурбан для колки, топоры? Запах исходящий при колке свежих дров, чрезвычайно важен с точки зрения целостности. Ну да, здесь они все, в полном порядке. И другие второстепенные вещи, без которых не состоится ни один сарай. Грабли, мотыги, лопаты, мотки веревок,
12.13
рукавицы, лыжи, молоток, лом, лопата для снега. Все аккуратно, в полном порядке.
Я закрываю глаза бездыханного.
Из-под век ты вознесешься на небо.
12.16
Чего это Вики там ворчит и шумит?
Выхожу на крыльцо, но пса что-то не видать. Зову его. Но он не бежит навстречу.
Из сарая кто-то выходит.
Что делать? Кто это?
Он приближается. Это тот бегун.
Где Вики?
Что все это значит?
12. 17
Оксанен выглядит испуганным, хотя никаких причин для волнения.
Я направляюсь к нему как можно более спокойно.
– Добрый день. Это я, Матти Виртанен. Ты наверняка помнишь.
– Где Вики?
– А, пес. Сердитый был. Я уложил его ненадолго спать.
– Где он?… Пес Рейно…
– Он спит. Там, в сарае.
– Что ты с ним сделал?
– Ничего плохого. Пойдемте в дом.
– Что ты задумал?
– Я пришел заключить сделку. У меня с собой договор купли-продажи и сто тысяч марок наличными. Пойдем в дом.
– Так смотрины ведь позже…
– Я знаю, что я покупаю.
– Яне…
– Ты да. Идем в дом и займемся делом.
– Я не пойду никуда, я вызову полицию.
К сожалению, я вынужден взять Оксанена за руку, довести его до ступенек и сопроводить в дом. Мы идем на кухню. Я усаживаю его на стул.
– Я тебе ничего не сделал. Уходи отсюда.
– Ну, пожалуйста, не начинай сначала. Обычное дело – продажа дома. У меня тут договор готов.
Достаю из рюкзака бумаги и раскладываю на столе. Чтобы слегка поднять ему настроение и придать делу ход, вытаскиваю из бокового кармана пачку денег и водружаю рядом с бумагами.
– Здесь, Оксанен, сто тысяч марок. Это наличные. Остальные восемьсот тысяч получишь завтра, когда откроется банк.
– А цена-то миллион двести.
– Цена девятьсот тысяч. Скидка бывшего фронтовика бойцу домашнего фронта.
– Кому?…
– Бойцу домашнего фронта. Я боец домашнего фронта. Вам после войны выделили этот участок и чертежи типового дома. Я читал историю. Мне не дали шанса жить в маленьком доме на окраине города, хотя лучшую часть своей сознательной жизни я отдал дому и женщине. Прочитай, Оксанен, внимательно договор, тогда поймешь.
Оксанен берет договор со стола, щурит глаза. Я протягиваю ему очки с кухонного стола.
Напрасно я повысил голос. Главное, чтобы Оксанен прочитал документы внимательно, тогда все прояснится.
12.20
Работа в полиции редко позволяет знакомство с внутренним миром клиента. Трудность еще и в том, что у многих из них таковой вообще отсутствует. Поэтому чтение этого дневника оказалось весьма плодотворным. По большому счету это не дневник, а скорее, своеобразный конгломерат заметок и исследований. Когда мы завершим дело и оштрафуем этого мужчину, хотелось бы поговорить с ним по поводу некоторых замечаний.
Этот человек виновен практически во всем, что хоть как-то связано с нарушением домашнего покоя. Это идеальное стостраничное признание, но – и многое другое. О таких вещах не пишут в газетах, потому что индивидуумов, подобных этому, интервьюируют чаще всего в районных судах. Частично выводы его и утверждения довольно жестки, но с учетом ситуации абсолютно понятны.
Как женщина я во многих вопросах согласна с ним, как полицейский – ни в чем.
Этот бегун – упорный, твердо верящий в свою правоту человек. Он многого достиг бы, если б только направил свою волю на что-то разумное; с такой энергией и за это время он смог бы сам построить новый дом. Перелистываю блокнот на балконе. Сегодня у меня выходной. Каким-то странным образом я получаю удовольствие от текста, почему? Отчасти, наверное, потому, что мне просто не нравится этот район, как и сама идея собственного дома.
Да уж, потрудился чудак. С бухты-барахты не появится желание заполучить дом любой ценой. Особенно странными кажутся его наблюдения и замеры повсюду, где только можно. Он подсчитал, сколько электрогрили расходуют электричества, а газонокосилки – бензина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Кладу остатки бутерброда на стол.
Хватка моя ослабла, это заметно по маленьким ошибкам вроде тех, что совершает наша хоккейная сборная. Как только начинают играть небрежно, в наших воротах сразу загорается красный свет. Если не хватает терпения бороться по углам и упорно защищаться, нечего и медалей ждать.
Мобильник звонит, снова Мерья.
Отвечаю «алло» и больше ни слова: труба изливает много всего громким голосом.
Ясно одно: почту почему-то принесли и в воскресенье.
12.10
«My my, hey hey, rock'n roll is here to stay. It's better to burn out than to fade away».
Сижу метрах в трехстах от моего дома, пытаясь понять старика в клетчатой рубашке. Он верен своему слову или хотел втюхать мне дерьмо под помпезную музыку. В такой важный день не хотел бы я разочароваться в человеке, который без всякой политики оказал огромное влияние на бойцов домашнего фронта.
Что толку в этой ситуации от предложения сгореть дотла? Я гашу Нила Янга вместе с Джонни Роттеном и Миком Джаггером о компост и шагаю в направлении дома.
Он идет мне навстречу, не отступает, хотя я разговариваю с ним ровным приятным голосом.
Что я потеряю, если сохранять терпение? Много.
Хватаю его за горло.
Поворачиваю сильно, как только могу. Он хрипит. Я выкручиваю, не обращая внимания, что громкие хрипы разлетаются по двору. Его тело дергается, шея кажется непомерно толстым канатом. Он обмякает, я смотрю на запястье: пульс сто тридцать четыре. При хорошей физической форме лучший пульс между ста двадцатью и ста пятидесятью ударами. Я кручу сильней, и последние сипения затихают.
Дух вон.
Подтаскиваю его к сараю. Открываю дверь и опускаю тело рядом с газонокосилкой. На ножах остатки срезанной травы. Когда все закончится, я очищу косилку и смажу ее.
Проверяю бездыханного.
Чисто и аккуратно, ни крови, ни шрамов на шее, несколько кусочков кожи неопрятно болтаются, я отрываю их. Бездыханный выглядит успокоенным, он завершил свой путь, прибыл по назначению в прохладу сарая. Я рассматриваю его карие глаза и начинающий синеть рот, застывший в гримасе. Привожу рот в более приятное положение.
Присаживаюсь и жду, когда пульс станет ровным. Наиболее редкий пульс достигается полным расслаблением, если прилечь. Но сейчас это невозможно.
Шестьдесят шесть. С учетом обстоятельств неплохо. Сарай конструктивно красив. Агенты по продаже недвижимости уделяют мало внимания дворовым постройкам, разве что упомянут о них мимоходом или даже пренебрежительно. В старом, ухоженном сарае обитает своя душа, поэтому я и приволок сюда бездыханного.
Состояние спокойное, славное. Хочу уточнить еще одну деталь. Здесь колют дрова? Дрова, чурбан для колки, топоры? Запах исходящий при колке свежих дров, чрезвычайно важен с точки зрения целостности. Ну да, здесь они все, в полном порядке. И другие второстепенные вещи, без которых не состоится ни один сарай. Грабли, мотыги, лопаты, мотки веревок,
12.13
рукавицы, лыжи, молоток, лом, лопата для снега. Все аккуратно, в полном порядке.
Я закрываю глаза бездыханного.
Из-под век ты вознесешься на небо.
12.16
Чего это Вики там ворчит и шумит?
Выхожу на крыльцо, но пса что-то не видать. Зову его. Но он не бежит навстречу.
Из сарая кто-то выходит.
Что делать? Кто это?
Он приближается. Это тот бегун.
Где Вики?
Что все это значит?
12. 17
Оксанен выглядит испуганным, хотя никаких причин для волнения.
Я направляюсь к нему как можно более спокойно.
– Добрый день. Это я, Матти Виртанен. Ты наверняка помнишь.
– Где Вики?
– А, пес. Сердитый был. Я уложил его ненадолго спать.
– Где он?… Пес Рейно…
– Он спит. Там, в сарае.
– Что ты с ним сделал?
– Ничего плохого. Пойдемте в дом.
– Что ты задумал?
– Я пришел заключить сделку. У меня с собой договор купли-продажи и сто тысяч марок наличными. Пойдем в дом.
– Так смотрины ведь позже…
– Я знаю, что я покупаю.
– Яне…
– Ты да. Идем в дом и займемся делом.
– Я не пойду никуда, я вызову полицию.
К сожалению, я вынужден взять Оксанена за руку, довести его до ступенек и сопроводить в дом. Мы идем на кухню. Я усаживаю его на стул.
– Я тебе ничего не сделал. Уходи отсюда.
– Ну, пожалуйста, не начинай сначала. Обычное дело – продажа дома. У меня тут договор готов.
Достаю из рюкзака бумаги и раскладываю на столе. Чтобы слегка поднять ему настроение и придать делу ход, вытаскиваю из бокового кармана пачку денег и водружаю рядом с бумагами.
– Здесь, Оксанен, сто тысяч марок. Это наличные. Остальные восемьсот тысяч получишь завтра, когда откроется банк.
– А цена-то миллион двести.
– Цена девятьсот тысяч. Скидка бывшего фронтовика бойцу домашнего фронта.
– Кому?…
– Бойцу домашнего фронта. Я боец домашнего фронта. Вам после войны выделили этот участок и чертежи типового дома. Я читал историю. Мне не дали шанса жить в маленьком доме на окраине города, хотя лучшую часть своей сознательной жизни я отдал дому и женщине. Прочитай, Оксанен, внимательно договор, тогда поймешь.
Оксанен берет договор со стола, щурит глаза. Я протягиваю ему очки с кухонного стола.
Напрасно я повысил голос. Главное, чтобы Оксанен прочитал документы внимательно, тогда все прояснится.
12.20
Работа в полиции редко позволяет знакомство с внутренним миром клиента. Трудность еще и в том, что у многих из них таковой вообще отсутствует. Поэтому чтение этого дневника оказалось весьма плодотворным. По большому счету это не дневник, а скорее, своеобразный конгломерат заметок и исследований. Когда мы завершим дело и оштрафуем этого мужчину, хотелось бы поговорить с ним по поводу некоторых замечаний.
Этот человек виновен практически во всем, что хоть как-то связано с нарушением домашнего покоя. Это идеальное стостраничное признание, но – и многое другое. О таких вещах не пишут в газетах, потому что индивидуумов, подобных этому, интервьюируют чаще всего в районных судах. Частично выводы его и утверждения довольно жестки, но с учетом ситуации абсолютно понятны.
Как женщина я во многих вопросах согласна с ним, как полицейский – ни в чем.
Этот бегун – упорный, твердо верящий в свою правоту человек. Он многого достиг бы, если б только направил свою волю на что-то разумное; с такой энергией и за это время он смог бы сам построить новый дом. Перелистываю блокнот на балконе. Сегодня у меня выходной. Каким-то странным образом я получаю удовольствие от текста, почему? Отчасти, наверное, потому, что мне просто не нравится этот район, как и сама идея собственного дома.
Да уж, потрудился чудак. С бухты-барахты не появится желание заполучить дом любой ценой. Особенно странными кажутся его наблюдения и замеры повсюду, где только можно. Он подсчитал, сколько электрогрили расходуют электричества, а газонокосилки – бензина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57